Я. Кальницкий - Вокруг света в пятьдесят дней
— Будьте любезны, сэр, подождать немного. Мне осталось работы не больше, чем на полчаса.
Островитянин плотно сжал губы, лицо его залилось злобным багровым румянцем, глаза с осоловелой беспомощностью заметались из стороны в сторону. Нездыймишапка с неподвижной уверенностью целился ему прямо в голову, и он стоял, как солдат на часах, не смея даже пошевельнуться.
Никогда не были так лихорадочно быстры, точны и ловки движения летчика, как в эти полчаса. Три юных жизни и его собственная находились в зависимости от того, сумеет он привести аппарат в состояние, годное для полета, или нет. Ум его работал с крайним напряжением, вся сила сметливости и находчивости сосредоточивалась на поврежденных частях. Нужно было предусмотреть каждую мелочь, потому что малейшая неправильность могла потом оказаться гибельной и катастрофичной при полете. Пот крупными каплями стекал с взволнованного лица летчика. Микола и Антошка, исполняя разные поручения, ползали под крыльями аэроплана и помогали, чем только могли.
Между тем, огромное тропическое солнце поднялось из-за океана, и жара стала быстро увеличиваться, словно кто-то открыл в небе пламенный кран. Жизнь на острове давно уже пробудилась, это было ясно по множеству трудовых будничных звуков, доносившихся из ближайшего селения, расположенного за кофейными плантациями. В любой момент на берегу могли появиться люди, и тогда положение путешественников оказалось бы критическим, так как с одним единственным кольтом они не в состоянии были бы бороться против толпы, которая наверно сбежалась бы моментально, как только распространился бы малейший слух о неожиданном пленении полицейского неведомыми иностранцами. Стоя под дулом револьвера, островитянин с ожиданием и надеждой смотрел вбок, на уходящие вдаль плантации. Наконец, его угрюмо сдвинутые брови дрогнули, глаза вспыхнули дикой радостью, он невольно вытянулся. Нездыймишапка глянул на плантации, и у него захватило дух: из-за кофейных кустов приближалась странная длинная подвода, похожая на крымскую мажару, с двумя взрослыми мужчинами.
— Сидоренко! Люди! — пересохшим от волнения голосом крикнул Нездыймишапка.
Летчик выглянул из-за крыла и кинулся собирать инструменты. Через несколько мгновений он уже пустил в ход пропеллер. Аэроплан, сотрясаясь, загудел вольным ветровым ревом. Запряженные в мажару кони от испуга вскинулись на дыбы и бешено понеслись в сторону, по табачным и кофейным плантациям, как по горящей степи.
— Антошка, Микола! Лезьте в кабину! — крикнул летчик.
Потом метнулся к англичанину и, галантно приложил руку к козырьку.
— Извините, сэр, что задержал вас. До свидания. Кланяйтесь вашей бабушке.
Широким поспешным жестом Сидоренко показал, что англичанин должен немедленно убираться по добру, по здорову во-свояси.
Полицейский, неуверенно моргая и озираясь, не поворачиваясь к летчику спиной, стал пятиться в кофейные кусты. Со стороны дальних плантаций подбегали люди.
— Скорей, скорей! — крикнул вдогонку полицейскому летчик. Затем легкими цепкими движениями занял свое место, и аэроплан плавно покатился по прибрежной полянке. Прокатившись сажен десять, аппарат мягко отделился от земли.
В этот момент внизу грянул выстрел. Пуля, как шмель, бжикнула около уха летчика.
— Ах, подлец, еще стрелять вздумал? — вскипел он. — Я ж тебе покажу!
Сидоренко круто повернул руль и через туго натянутые стальные тросы посмотрел на землю. Там, задрав вверх голову, стоял англичанин в шлеме и целился в аэроплан.
— А ну, Нездыймишапка, щелкани его как следует! — знаками указал летчик: за шумом пропеллера голоса уже не было слышно.
Нездыймишапка прищурил левый глаз и выстрелил.
Желтовато-белый шлем слетел с англичанина, точно его сдернула невидимая рука или сорвал внезапный порыв ветра.
Летчик оглянулся сияющим лицом на ребят.
Полицейский выронил револьвер, в страхе обхватил обеими руками голову и побежал, не разбирая дороги, напрямик по плантациям.
Сидоренко повернул руль и погнался за ним. Англичанин остановился и переменил направление. Подбегавшие люди кинулись врассыпную. Летчик сделал дугообразный вираж и снова погнался за полицейским. Тот, выбиваясь из сил, опять переменил направление. Летчик свирепой стрекозой описал петлю и снова направился вслед за беглецом. Эта гонка продолжалась до тех пор, пока полицейский в изнеможении упал.
— Хватит с тебя! Еще, чего доброго, расстройство желудка получишь, — рассмеялся летчик и круто стал забирать высоту.
Скоро остров, как зеленый корабль, остался глубоко внизу. Кругом на необозримое пространство расстилалась синяя гладь океана, и прямо в глаза било ослепительно знойное сияние солнца. Микола посмотрел на компас: аэроплан, как пущенная из мощного лука стрела, шел на запад.
После бессонной ночи ребята испытывали утомление, но это утомление от сознания счастливо избегнутой опасности было светлым и легким необыкновенно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
НОВЫЕ ОПАСНОСТИ
Уже больше двух часов стальной рев аэроплана разрезал синий воздух над океаном, уже покоем и утешительными надеждами наполнялись сердца Миколы и Антошки, когда на горизонте узкой грядой показалась земля. Земля, приближаясь, вырастала, как облако, и скоро в маленькой бухте, похожей на слегка разогнутую подкову, стал вырисовываться, точно белое широкое гнездо, какой-то город. Летчик пристально посмотрел на карту, оглянул, сравнивая, местность и на весь голос крикнул назад, в кабину:
— Гавань Вера-Круц!
Никто не разобрал этих слов, но по уверенному веселому лицу летчика каждый понял, что все в порядке: путь верен, план выхода из тяжелого положения правилен, впереди, несомненно, должна быть помощь.
Сидоренко в уме подсчитывал расстояние, которое оставалось от Вера-Круц до города Meксико, столицы Мексиканской республики, где среди различных дипломатических посольств находилось и советское полпредство. Подсчеты показывали не больше часа полета, и Сидоренко спокойными руками держал ритмически вздрагивавший руль, отдаваясь безмятежным мыслям о том, как он вернется на родину и какая удивительно счастливая жизнь начнется у него после долгих лет вынужденного скитания по чужбине. Внизу проносились горы, долины, леса, ручьи, дороги, селения, — земной ковер, поминутно меняясь, проплывал со сказочным разнообразием цветов и узоров.
И вдруг в бензинных баках послышалось резкое зловещее гудение, так хорошо знакомое летчикам, вселяющее в них панический страх и растерянность: гудение обозначало, что бензина нет, что стальное, жужжащее сердце аппарата скоро остановится, и аэроплан окажется тогда в воздушной стихии беспомощной щепкой, готовой в любой момент погибнуть. Сидоренко внезапно ощутил холод во всем своем теле. Он оглянулся назад, на ребят, и те изумились его необычайной бледности, лихорадочному блеску усталых глаз, вспыхнувших тревогой и смятением. Глубоко внизу была сплошная зелень густых горных лесов, среди которых лиловато-серыми пятнами виднелись голые скалы. Сидоренко лихорадочно метался глазами по этой зелени, ища хоть какого-нибудь места, где можно было бы опуститься. Но нигде ничего удобного не было. Внезапно мотор стал давать перебои, словно его кто-то душил, и он задыхался в конвульсиях и судорогах. Несколько минут мотор еще работал — дикими скачками, исступленными порывами, — но, наконец, задохнулся и замолк совершенно. Летчику оставалось одно: спланировать вниз, по возможности, медленнее, на первое попавшееся свободное пространство, хотя бы самое ничтожное, чтобы не разбиться при посадке о деревья или о скалы. На мгновенье Сидоренку показалось, что где-то справа мелькнула песчаная плешина, и он наугад повернул аппарат в ту сторону. Аэроплан, как коршун на распластанных крылах, безмолвно стал снижаться. И, действительно, меж лесами через секунду показалось узкое песчаное пятно. Нужна была совершенно исключительная ловкость и сноровка, чтобы дотянуть до открытого места, чтобы не посадить аэроплан на широко раскинувшиеся сучья деревьев. Пролетев над самыми верхушками леса, аппарат с плавным разбегом сел на песок.
— Вот счастливо, — не веря самому себе, проговорил Нездыймишапка. — Я думал — смерть.
— Да, — бледной улыбкой улыбнулся летчик, — мимо смерти не больше, как сажен на двадцать проскочили. Опустись аппарат на пять секунд раньше — крышка!
Микола и Антошка, разминая ноги, выскочили из кабины.
Но не успели путешественники опомниться, как из лесу, стреляя из револьверов в воздух, к ним поскакали три всадника, повидимому, военные.
Кони летели карьером. Из-под копыт у них дымом клубилась пыль. За всадниками сейчас же показались пешие солдаты, с обнаженными шашками бегущие тоже к аэроплану.
Ни Сидоренко, ни ребята ничего не понимали. На мгновение им показалось, что это какой-то нелепый сон, кошмар, видение, результат тех страхов, которые они только-что пережили. Но кавалеристы уже подлетели к аэроплану и угрожающе соскочили с седел.
