Борис Бондаренко - Потерянное мной
Коля рассказал это спокойно, как о деле самом обычном, не стоящем внимания, а Верочка вдруг всхлипнула и ушла в дом. Коля проводил ее взглядом и вздохнул:
– Хорошая была собака. Все понимала, как человек, только говорить не умела.
Докурил папиросу и сказал:
– Ну, идем завтракать.
После завтрака Ольга опять попыталась помочь Верочке, но та даже руками замахала:
– Ой нет, что вы, я сама сделаю, мне не трудно.
– Да ведь и мне не трудно, – с досадой сказала Ольга, – а тебе, наверно, еще и уроки надо делать.
– Я почти все уже сделала, немножко осталось.
Ольга стала расспрашивать ее о школе и невольно обрадовалась, узнав, что из прежних ее учителей никого не осталось: встречаться с ними не хотелось. Подумала, что надо бы поговорить с классным руководителем Верочки, спросила, кто это. Верочка сказала, что зовут ее Валентина Михайловна, преподает она географию и зоологию и двоек почти не ставит.
– Молодая? – спросила Ольга.
– Молодая, – ответила Верочка и добавила: – Как вы, наверное.
– Давно здесь работает?
– Давно. Почти два года уже.
Это «уже» заставило Ольгу спросить:
– Часто учителя меняются?
– Часто.
Разговаривая с Ольгой, Верочка не глядела на нее, и на лице у нее было то прежнее покорное выражение ученицы, отвечающей у доски, неприятно удивившее Ольгу в первый день. «Что же сделать, чтобы она перестала дичиться меня?»
– Ну, занимайся, не буду тебе мешать.
– А вы не мешаете мне.
Верочка с отчаянием и мольбой посмотрела на нее – видимо, она и сама понимала, что надо как-то по-другому разговаривать с сестрой, но как – этого она не знала. Ольге хотелось обнять ее, приласкать, сказать какие-то хорошие слова, но, вспомнив вчерашний разговор с ней, не решилась подойти. Да и слов особенных у нее не находилось.
– Я схожу на почту.
Улица в деревне широкая, от дома до дома через дорогу – кричать надо. Ольга шла посредине, ребятишки с любопытством оглядывали ее, но близко не подходили. Мужчин на улице не было видно – вероятно, все на работе. Женщины смотрели на нее из своих дворов и огородов, но узнавали или нет – неизвестно. Лухмановка – деревня не старая, ей едва ли полсотни лет, не было в ней обширных чалдонских родов и путаных-перепутаных родственных связей. Издавна оседал здесь всякий пришлый народ, которому не жилось в России. Кто сам приезжал, спасаясь от голода, а кого и привозили. Село получилось разноязыкое, жили здесь русские, казахи, немцы, чеченцы, татары. Каждый старался держаться поближе к своим, строились рядом, потому и получилась Лухмановка диковинно разбросанной.
Длинный был этот день. Вернувшись с почты, Ольга бесцельно бродила по двору, много курила, думала. Тишина дома угнетала ее, опять возникло настойчивое желание уехать. Потом стукнула калитка, быстрой тенью промелькнула во дворе Верочка. Ольга вышла на крыльцо, подождала, пока Верочка выглянет из сарая.
– Что, уже кончились занятия?
– Нет, у нас большая перемена.
– А зачем же ты пришла?
– Цыплят покормить.
– Ну вот... – расстроилась Ольга. – Что же ты мне не сказала? Я бы сама дала.
– Мне ведь не трудно, – знакомыми словами ответила Верочка. – Я каждый день бегаю.
– А мне тяжело, что ли? – сдерживая раздражение, сказала Ольга. – Пожалуйста, больше не делай так. Покажешь, где что лежит, и я сама буду кормить. Хорошо?
– Хорошо, – потупилась Верочка.
– Ну, беги, а то опоздаешь.
Три дня прошло в неопределенном томительном ожидании. Ждала Ольга каких-то перемен в отношениях брата и сестры к ней, она хотела этих перемен и дорого бы дала, чтобы увидеть ласковую улыбку на лице Верочки. Но Верочка как будто вообще не умела улыбаться – ходила с опущенными глазами, говорила мало, по-прежнему обращалась к Ольге на «вы» и ни разу не назвала ее по имени. А Коля почти не бывал дома, приходил усталый и сразу после ужина, сделав самую необходимую домашнюю работу, ложился спать. Еще раз он сказал Ольге, как будто извинялся:
– Ты не больно-то скучай, подожди немного, отсеемся – тогда погуляем.
– Да с чего ты взял, что я скучаю? – с досадой спросила Ольга.
– Ну, я вообще... – неопределенно сказал Коля.
– А вообще, – мягко сказала Ольга, – я ведь не гулять сюда приехала. – И торопливо добавила, опасаясь, что Коля обиделся: – Развлекать меня не нужно, я скучать не умею.
– Значит, хорошо живешь, – с чуть заметной насмешинкой сказал Коля и спросил: – Верка-то как с тобой, ничего?
– Ничего, – вздохнула Ольга. – Молчаливая уж очень. Она всегда такая?
Коля как-то озадаченно посмотрел на нее.
– Да как тебе сказать... Хохотушкой никогда не была, но и молчальницей особенно тоже... – И, подумав, добавил: – Ты не обижайся, что она так... Очень она мать любила. Как хоронили, еле от гроба оторвали, потом без памяти вечер лежала.
И опять удивило Ольгу то, как говорил он о смерти матери – спокойно, как о событии давно прошедшем и естественном, словно и не случилось это всего неделю назад.
Наконец-то закончилась посевная. Коля объявил об этом, ввалившись в двенадцатом часу ночи, с порога закричал:
– Все, сеструхи, шабаш! Кончен бал, теперь гулять будем.
Ольге приятно было слышать это «сеструхи», приятно было смотреть на веселое чумазое лицо Коли, она улыбнулась ему – и вдруг услышала сердитый голос Верочки:
– А ты уже успел, погулял.
– Ух ты, моя хозяюшка! – умилился Коля и, прихватив ее на руки, легко приподнял от пола.
– Пусти! – закричала Верочка и ударила его по рукам. – Не трожь грязными лапами.
Коля отпустил ее, а Верочка закрыла лицо руками и заплакала. Коля растерянно взглянул на Ольгу, пожал плечами и, присев перед Верочкой на корточки, виновато заговорил.
– Ну ты чо, Верк? Ну чо ты плачешь? Ну, выпил маленько, так ведь с радости, сеять кончили, теперь отдыхать будем... Ну чо, нельзя уж и выпить, что ли? Ну брось ты, как маленькая, ей-богу... Я ж под забором не валялся, сам пришел, не качаюсь...
– Да... не качаешься... – сквозь слезы проговорила Верочка. – А зачем на работе пил? Пришел бы домой и выпил, а то свалишься с трактора, как дядя Иван, – что тогда будет?
– Ну вот, пошла выдумывать... – разогнулся Коля. – Я ж не дядя Иван, ум-то у меня пока еще есть. Да и не пили мы на работе, с чего ты взяла, что на работе? Потом уже, как кончили, бутылку на троих раздавили... Ну, не реви, будет тебе...
Но Верочка продолжала всхлипывать, и Коля в сердцах сказал:
– Ат елки-палки... Ну чего ревешь? Я ж не пьяный вовсе... Ну, хочешь, по одной половице пройду? Во, смотри. Если заступлю – ругай меня самыми последними словами, ничего не скажу. Гляди!
И он пошел по половице. Верочка исподлобья следила за ним. Коля дошел до стены и торжествующе сказал:
– Ну, видела?
– Видела, – сказала Верочка, облегченно вздыхая. – Я уж подумала, что ты много выпил – больно уж пахнет от тебя.
– Верунюшка, это водка такая вонючая. На копейку выпьешь – на рубль вонять будешь. Я ж не виноват...
– Ладно уж... – улыбнулась Верочка. – Иди умывайся.
– Иду, хозяюшка, иду...
Коля подмигнул Ольге и пошел умываться. А Ольга вспомнила, как Верочка весь вечер беспокоилась, выбегала на улицу, смотрела на часы, то и дело поглядывала в окно. На вопрос Ольги – ждет она кого, что ли? – нехотя ответила:
– Да нет, кого теперь ждать...
И сейчас Ольга невесело удивилась своей недогадливости – ведь утром Коля сказал, что сегодня кончают сеять, и нетрудно было бы вспомнить, как всегда отмечали здесь окончание полевых работ, и сообразить, что Коля явится навеселе. Не сообразила...
Коля явился минут через десять, чисто вымытый, прилизанный, и выставил на стол четвертинку водки и бутылку венгерского «рислинга».
– А это откуда? – удивилась Ольга.
– А то самое вино, о котором я тебе рассказывал. У ребят завалялось, я и попросил принести.
За столом Верочка продолжала ворчать на Колю, и Ольга, приглядевшись, вдруг чуть не ахнула, обнаружив, до чего она похожа на мать, и удивилась, почему не замечала этого раньше. Жесты, интонация, взгляд чуть исподлобья, манера слушать – наклонив голову к левому плечу, подавшись вперед, – все напоминало мать. Даже в фигуре и походке было что-то неуловимо похожее. И Ольга, глядя на Верочку, вдруг впервые по-настоящему вспомнила мать – не лицо ее, не какие-то детали, а именно ее всю, живую, как ходила она по этой комнате, говорила, сидела за столом, готовила обед, шила по вечерам. От этих воспоминаний подкатили к глазам слезы, и ей хотелось встать из-за стола, уйти к себе в комнату и выплакаться. Но Коля рассказывал что-то веселое о том, как охотился он со своим закадычным дружком Митяем, и Ольга торопливо закурила и спрятала лицо за облачком дыма, прищурив глаза. Коля досказал свою охотничью байку, чокнулся с Ольгой, выпил, и глаза у него сразу сделались сонными, узкими, и Верочка решительно сказала:
