Э. Конигсбург - Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире
И они нашли книгу с точно таким же рисунком на обложке! «Примятые вверх» колечки на синем бархате оказались личным клеймом каменотеса, у которого Микеланджело покупал мрамор. Каменотес высекал его в основании каждой обтесанной им мраморной глыбы — точно так же, как хозяева скота клеймят своих быков.
Джимми и Эмма вышли из книжной лавки победителями. Победители умирали от голода.
— Ну все, хватаем такси — и в кафе! — объявила Эмма, как только они оказались на улице.
— Идем пешком, — спокойно сказал Джимми.
— У нас теперь есть доход. Кончатся деньги — нам достаточно только принять ванну, и… алле-оп!
— Ладно, — немного подумав, согласился Джимми. — Так и быть. Поедем на автобусе.
— О, благодарю вас, мистер Скряга!
— А будешь обзываться — я тебе такое устрою!..
— Устрой мне экскурсию на такси по Манхэттену! — рассмеялась Эмма и побежала к автобусной остановке перед музеем.
Джимми был в таком благодушном настроении, что выдал Эмме на завтрак целых семьдесят пять центов. И себе столько же. За завтраком они обсуждали, что делать дальше с раздобытой ими потрясающей информацией.
— Давай позвоним в «Нью-Йорк Таймс», — предложил Джимми.
— Ну да! Журналисты налетят, как коршуны! Начнут допытываться, откуда мы узнали.
— Давай позвоним директору Метрополитена.
— Ну так и он то же самое спросит…
Джимми пожал плечами.
— А мы ему все скажем.
— Ты в своем уме? — У Эммы округлились глаза. — Скажем, что живем у него в музее?
— По-моему, — сказал Джимми, — мы просто обязаны сообщить хозяевам музея про эти знаки на синем бархате. Иначе будет нечестно.
— Пожалуй, — вздохнула Эмма. — Раз они хозяева, а мы гости, мы должны их как-нибудь отблагодарить..
— Надо просто придумать, как сделать так, чтобы все им рассказать, а самим не попасться. Или ты уже придумала? Скажи, Эм, придумала, да?
— Вообще-то, да, — Эмма огляделась по сторонам, придвинулась поближе и зашептала скороговоркой, как заправский секретный агент: — Мы напишем им письмо: «Посмотрите на основание статуэтки “Ангел” — там вас ждет разгадка!»
— А если они посмотрят, но все равно не догадаются?
— Тогда мы им поможем. И раскроем свое инкогнито. А они будут гордиться тем, что предоставили нам кров.
Тут она выдержала внушительную паузу, и когда Джимми уже начал терять терпение, неспешно продолжила:
— Поясняю: мы заведем себе абонентский ящик на вокзале Гранд-Централ. Помнишь, мы отправляли крышки от кукурузных хлопьев? Такие штуки всегда шлют по адресу «абонентский ящик номер такой-то». В письме мы не будем объяснять, кто мы такие, сообщим только номер своего абонентского ящика. А когда они попросят нас о помощи — вот тогда мы и объявимся. Как герои.
— Может, вернемся домой и там подождем ответа? Вчера вечером нас чуть не сцапали! Да и сегодня утром тоже. И потом, так мы станем героями даже два раза: первый раз — когда явимся домой, а второй — когда раскроем тайну.
— Нет! — Эмма так разволновалась, что у нее даже голос сорвался. — Сначала нужно точно узнать про ангела. Нужно убедиться, что мы правы.
— Что с тобой, Эм? Ты же собиралась потом вернуться домой!
— Потом — да. Но не сейчас. — Голос ее все еще дрожал.
— А почему? Когда мы приезжаем от дедушки или летом из лагеря, дома нам всегда рады!
— Да, но только мы приезжаем точно такими же, какими уехали. Мы не меняемся, понимаешь? И сейчас будет так же. Если мы заявимся, ничего не узнав про ангела, это будет все равно как если бы мы вернулись из лагеря. Через день-другой втянемся в обычную жизнь, и все пойдет как раньше. А я не затем убегала из дома, чтобы вернуться опять к тому же!
— Но мы же не в лагере, правда? Здесь все совсем по- другому. Даже еда вкуснее.
— Джимми, этого мало!
— Конечно, мало. Мне тоже мало. Все время голодный хожу.
— Джимми, я не о еде! Я о том, что по-настоящему у нас с тобой ничего пока не изменилось. Ну как тебе объяснить?.. Вот представь: ты родился обычным, совсем не примечательным человеком, а потом вдруг сделал великое открытие. И получил Нобелевскую премию. Вот это называется — «изменилось». И если мы выясним все про ангела, вот тогда мы изменимся. Станем другими. Не такими, как все.
— По-моему, Эм, ты и сейчас уже не такая, как все.
— Правда? — Эмма улыбнулась и потупилась, готовясь выслушать комплимент.
— Правда. Все люди как люди, а ты чокнутая.
— Джеймс!
— Ну ладно, ладно. Я тоже чокнутый, раз за тобой увязался. Хорошо, уговорила. Пишем письмо. Так даже интереснее. Только вот как ты сумеешь изменить почерк?
— А мне незачем его менять! — торжествующе объявила Эмма. — Я напечатаю письмо на машинке!
— На машинке?! Где ты ее возьмешь?
— Перед магазином «Оливетти» на Пятой авеню. Мы вчера дважды мимо него проходили. Первый раз — когда ты заставил меня топать пешком из прачечной. А второй — по пути из одной библиотеки в другую. Машинка стоит на специальном постаменте перед входом в магазин. Чтобы каждый, кто хочет, мог попробовать что-нибудь напечатать.
Джимми усмехнулся:
— Хорошо, что мы много ходим пешком, а то ты бы никогда ее не заметила.
— Хорошо, что я наблюдательна, — поправила его Эмма.
В машинку, установленную перед магазином на Пятой авеню, был даже вставлен лист бумаги, в верхней строке которого кто-то напечатал: «Пришла пора всем добрым людям сплотиться ради доброго дела!» Эмма не знала, что это — специальная фраза, которую часто включают в самоучители машинописи. Она решила, что в ее письме эта фраза будет очень кстати и придаст ему особую загадочность.
(Далее, Саксонберг, следует текст написанного Эммой письма. Как видите, над навыками машинописи ей еще работать и работать!)
Пришла пора всем добрым людям
сплотиться ради доброго дела!
Уважжжаемый Директор Метропополитена!Ключ к разгадке тайны находится в основаниии статуэтки, купленной Вами за за 225 долларов. Перевернунув статуэтку, Вы увидитете личное клеймо каменотеса Микеланджело. Если Вам понадобится дополнительная информацияя, пишите нам на абонентский ящик 847, почтовое отделение вокзала Гранд — Централ, Манхэттен.
С уваженим,
Друзья Музея.
Довольные собой, Эмма и Джимми решили, что заслужили отдых, и пошли слоняться по Рокфеллер- центру. Сначала они немножко поглазели на тех, кто катался на коньках, а потом, подольше, — на тех, кто глазел на тех, кто катался на коньках. А когда, прикупив себе вкусненького на ужин, они вернулись к музею, то обнаружили длиннющую очередь — в воскресенье желающих посмотреть на статуэтку оказалось еще больше. Зная, что в очереди все равно мало что разглядишь, они направились к входу в Детский музей. Тамошний охранник сказал, что если их интересует знаменитая статуэтка, то нужно войти в музей с центрального входа — с Пятой авеню.
— Да мы уже видели! — махнул рукой Джимми.
— Ну и как? — спросил охранник то ли из дружелюбия, то ли из любопытства, то ли просто от скуки (в этот день мало кто заходил в Метрополитен через Детский музей).
— Ну, мы пока не можем утверждать наверняка, — начал Джимми, — но, скорее всего…
Эмма потянула его за руку и громко сказала:
— Идем, Арнолъд!
На пути к залу греческих ваз они снова увидели толпу желающих полюбоваться статуэткой.
— Знаешь, что я собирался сказать тому охраннику? Что, скорее всего, ключ к этой тайне надо искать в ее основании!
Брат с сестрой обменялись довольными улыбками и стали бродить среди древних ваз, дожидаясь, когда настанет момент расходиться по кабинкам.
Глава 7
Когда в понедельник утром они вышли из музея, Эмма сразу же свернула к автобусной остановке.
— Эй, — удивленно окликнул ее Джимми. — А позавтракать?
— Самое первое дело с утра — почта, — ответила Эмма. — И вообще, чем скорее они получат наше письмо, тем лучше.
— Тогда давай сами отнесем его в музей, — предложил Джимми.
— Хорошая мысль! Только сначала заведем себе ящик, чтобы вписать в письмо его номер.
На почте Джимми, как казначей всего предприятия, подошел к нужному окошку и сказал:
— Здравствуйте! Я хочу арендовать абонентский ящик.
— На какой срок? — спросил человек в окошке.
— Дня на два.
— Извините, но мы сдаем ящики в аренду не меньше чем на три месяца.
— Э-э… минуточку, — Джимми отвернулся от окошка — посоветоваться с Эммой.
— Ну что же ты? Давай! — громко прошептала она.
— Но это наверняка стоит кучу денег!
— Узнай сначала, сколько, а потом говори! — Шепот Эммы напоминал шипение раскаленной сковородки, на которую только что плеснули водой.
