Юрий Сотник - Райкины пленники (cборник рассказов)
— Передай, — сказала Таня: — «Погреб заняли, невзирая на трудности. Сообщите, как принимаете. Начпункта Закатова».
Лёня снял кепку, склонил стриженую голову над аппаратом и стал нажимать на ключ, тихо приговаривая:
— Точка, тире, тире, точка… Тире, тире, тире… Лёня передавал эту телеграмму минут пять и весь взмок от напряжения. Под конец он сообщил, что переходит на приём, и повернул какой-то рычажок. Теперь все смотрели на якорь магнита с карандашным графитиком. Вот он слегка дёрнулся. Лёня взял пальцами кончик бумажной ленты и стал тянуть её к себе.
Где-то за лесом, в комнате у вожатого «карбидов», дежурный телеграфист лагеря Сеня Жуков стучал ключом, а здесь на бумажной ленте появились слабые чёрточки и точки. С трудом разбирая их при свете фонаря, Лёня читал:
— «При-маем хшо. Же-ла-ем у-пе-ха. Дежурный связе-е-ет Жуков».
Вава тихонько засмеялась и тихо захлопала в ладоши.
— Работает! — шептали «карбиды». — Работает!
После испытания аппарата они разместились по разным углам, и Таня потушила фонарь.
Стало совсем темно. Только щели в крыше светились слабым ночным светом. Ребята притихли каждый в своём углу. Было слышно, как журчит ручей под холмом и пищит одинокий комар, залетевший в погреб. Так прошло полчаса.
— Товарищи! Вы не спите? — зашептал вдруг Боря.
«Карбиды» возмущённо заворчали в темноте:
— Мы и не думали засыпать!
— Знаете что? Вот все наши ребята спят сейчас в тёплых постелях, а мы тут бодрствуем, как на передовых позициях… А, товарищи?
— Угу! — отозвался кто-то.
Таня заворочалась где-то возле двери:
— Слушайте-ка! А что бы нам такое совершить?
— Совершить?.. Что совершить?
— А вот: нас с нашим лагерем соединяет только провод. И вот бы по этому проводу послать депешу: «Сегодня, положим, в ноль часов пятьдесят минут, разведчики такие-то совершили то-то и то-то». Что-нибудь особенное, подвиг, понимаете?
Эта мысль всем понравилась. «Карбиды» стали придумывать, какой бы совершить подвиг.
— Нет! — сказал Лёня. — Такую депешу послать: «Сегодня ночью разведчики такие-то пробрались… в это… как его… в месторасположение неприятеля и… сделали чего-нибудь такое».
— А что именно сделали? — спросил Боря.
— Ну, какой-нибудь диверсионный акт.
— Ой, девочки! — пропищала Вава. — У них там две овчарки и ночной сторож. Они такой «диверсионный акт» покажут, что просто ужас!
— И вообще нельзя: игра ещё не началась, — сказала Таня.
Долго ломали голову «карбиды».
Постепенно щели в крыше посветлели. На полу стало заметно чёрное пятно люка, а по углам — смутные фигуры ребят. Они сидели кто на корточках, кто просто на полу и поёживались от утреннего холода.
— Закусим? — предложил Боря.
Вава развязала мешок. Она вынула оттуда буханку хлеба и несколько варёных картофелин. Затем, хитро посмотрев на ребят, извлекла одну за другой пять сушёных вобл.
— Сама достала, в сельпо! — сказала она важно, раздавая ребятам порции на салфетках из газеты.
Разведчики принялись громко чмокать, обсасывая косточки воблы и продолжая вслух мечтать о подвиге.
— Хоть бы гроза какая-нибудь! — говорила Таня, держа двумя пальцами рыбий хвост. — «В районе наблюдательного пункта разразилась гроза. Погреб затоплен. Продолжаем наблюдение по колено в воде».
— А по-моему, лучше так, — предложил Боря: — «В районе наблюдательного пункта бушует гроза. Огромное дерево упало рядом с погребом. Продолжаем наблюдения».
— Нет! Не так! Вот как! — Лёня даже приподнялся. — «В районе наблюдательного пункта бушует гроза. Молния ударила в погреб. Часть разведчиков оглушена. Продолжаем наблюдения среди дымящихся развалин».
— Ой, девочки! — пропищала Вава. — Если всё это случится, вожатые прогонят нас отсюда и прекратят игру.
* * *
Прошло часа три. Щели в крыше стали золотистыми, и от них протянулись сизые лучи, в которых плавали блестящие пылинки. Мрачную картину осветили они.
Бледные, осунувшиеся, ребята сидели вытянув шеи, поминутно делая судорожные глотательные движения. Клочки газеты, обглоданные рыбьи кости и картофельные очистки валились на полу.
Прижавшись затылком к стене и перекатывая голову с одного плеча на другое, Лёня громко, с надрывом шептал:
— Ну прямо все кишки выжгло!.. Прямо, наверно, какое-нибудь воспаление теперь начинается! — И, уставившись на Таню злыми глазами, сказал: — Ну, чего тебе сделается, если я к ручью сбегаю?
— Не пущу. Трикотажи увидят, — в десятый раз повторила Таня.
— «Увидят»! Они ещё спят преспокойно, а ты здесь мучайся!
Таня, бледная, решительная, стояла на коленях, загораживая собою дверь:
— Все хотят пить. И я не меньше тебя.
— «Не меньше»! Две кружки чаю за ужином выпила, а я…
— Не пущу! Понятно?
Боря молча слушал этот разговор. Длинная физиономия его ещё больше вытянулась. Вава коротко всхлипывала, точно икала, а её брат сидел неподвижно, страдальчески подняв маленький нос и большие тёмные глаза.
Вдруг Боря поднялся:
— Товарищи! Зачем ссориться? Если каждый станет бегать к ручью и обратно, то нас могут заметить. Но кто-нибудь может взять рюкзак и принести воду для всех.
— Правильно! Он брезентовый и не протекает.
— И очень хорошо! И великолепно! — одобрительно запищала Вава.
— Не пущу!
Но тут терпение у «карбидов» лопнуло. Лёня, согнувшись, подошёл к звеньевой. Вава вскочила на ноги. Злое лицо её выглядывало из-за Лёниной спины. Шагнул вперёд и Боря с торчащим вихром.
— Что ж, нам здесь помирать? — мрачно спросил Лёня.
— Не пущу!
— Кричала, кричала о подвиге, а как до дела дошло — одного человека боишься выпустить!
— Не пущу!!
— Ой, девочки, какая странная у нас звеньевая! Крыс боится, трикотажей боится и всего боится!
Лёня бил себя кулаком в грудь:
— Ну, меня, меня пусти! Я так проползу, что…
— Уж ты проползёшь! Знаем тебя!
— Ну, сама иди!
— И сама не пойду.
Лёня подошёл к ней поближе. Неожиданно мягким, ласковым голоском он спросил:
— Струсила?
— Струсила? — пискнула Вава.
Таня вскочила, стукнулась головой о крышу и, держась за макушку, отчеканила:
— Давайте мешок!
— Вот и прекрасно! Вот и прекрасно! И ничего такого не случится, — миролюбиво заговорила Вава, вытряхивая из рюкзака остатки провизии.
Таня сняла пальто и взяла мешок.
— Струсила, говоришь?
Она открыла дверь, согнулась, чтобы не стукнуться снова о притолоку, сделала шаг вперёд, остановилась на секунду… и вдруг, резко дёрнувшись назад, закрыла дверь.
— Чего ты? — удивились ребята.
— Стоят! — чуть слышно ответила Таня.
Все бросились к стене и приникли к щелям в досках. Даже Дима перестал «умирать».
Повертев удивлённо головой, он поднялся и подбежал к двери.
На крыльце дома «трикотажей» стояли двое мальчишек с полотенцами через плечо: один — маленький, другой — большой. Маленький, протянув руку, показывал на погреб.
«Карбиды» бросились прочь от стены.
— Идут!
— Ой, девочки, прямо сюда идут!
С минуту они метались по погребу, стукаясь головами о скаты крыши.
— В люк! В бочки! — скомандовала Таня. — Всё убрать!
Пальто, катушка из-под провода, рюкзак, очистки картошки, рыбьи головы и хвосты полетели вниз, в глубину погреба.
Лёня отцепил аппарат от провода и съехал на животе по шаткой приставной лестнице вниз. За ним скатились остальные. Кряхтя, толкаясь, «карбиды» убрали лестницу и спрятали её за бочки, лежащие двумя рядами у стен. Бросили туда же свой вещи и остатки провизии. Затем каждый забрался в бочку и все затихли.
Прошла минута, может быть две. Вот наверху скрипнула дверь. Послышались два приглушённых голоса. Один, солидный, басистый, похожий на голос Бурлака, сердито спросил:
— Ну, где твой карбиды?
Другой, тонкий, ответил негромко, но горячо:
— Честное пионерское, видел! Эта, ихняя… Пётр Первый. По ковбойке узнал. Открыла дверь, а потом сразу как захлопнет… А за ней ещё какие-то… Сам видел.
— Сколько? — спросил председатель.
— Десять… Нет, Мишка, человек двадцать! Так и высматривают, так и высматривают!
— Врёшь, — лениво сказал Бурлак.
— Ну вот тебе честное-распречестное слово! Знаю, где они! Внизу сидят.
Притихшие в бочках «карбиды» услышали, как два «трикотажа» подобрались к люку.
— Эй! — басом крикнул маленький мальчишка.
Лёнина бочка лежала против Таниной. Он взглянул на звеньевую. Таня сидела согнувшись, поджав под себя колени, прикусив кончик языка. Один глаз её был закрыт прядью волос, другой неподвижно смотрел куда-то вверх.
— Эй, Пётр Первый! Всё равно знаем — в бочках сидите.
Ребята даже дышать перестали. Затекли ноги, болели спины, а шевельнуться было нельзя: при малейшем движении бочки качались.
