Марк Эгарт - Два товарища
Он шел прямо на скачущих коней. Возница натянул вожжи.
— Здесь женщины и дети с потопленного гитлеровцами парохода, — строго сказал Теляковский. — Нужно помочь. Понятно?
— Что делают! — Человек на повозке покачал головой. — А я думал: что оно горит? Ну давайте!
Кочегар Вася, появившийся в эту минуту вместе с Семенцовым, помог женщинам взобраться на повозку. С рук на руки им передали детей.
— Теперь, хлопцы, вы на задочек! — подтолкнул Семенцов к повозке Костю и Славу.
— Я не поеду, — ответил Слава и попятился. — Я буду маму искать.
Костя испуганно взглянул на него, но Слава упрямо твердил, что не поедет.
— Тогда и я не поеду, — сказал Костя. — Вы не беспокойтесь за нас, — обратился он к Семенцову, хотя сам очень беспокоился за Славу.
Хозяин повозки погнал лошадей с места вскачь. Когда стук колес стих, кочегар протянул Семенцову здоровую руку:
— Прощевай, матрос! Век тебя не забуду!
Он быстро пошел по дороге. А Теляковский, Семенцов и мальчики остались.
— Зря не поехали, — сказал Семенцов. — Что теперь с вами делать?
— Я буду маму искать, — повторил Слава, повернулся и побежал.
Семенцов догнал его:
— Ты, малый, не дури, не время, — и добавил мягче: — Ну пойдем, пойдем…
Проходя мимо пристани, Костя увидел, что она горит. Он понял, о чем говорил Семенцов с кочегаром и Михайлюком и зачем вернулся на пристань. Костя дотронулся до шершавой жилистой руки Семенцова, но ничего не сказал.
На улицах не было ни души. То ли все ушли, уехали, то ли попрятались. Лишь на перекрестке, ведущем к станции, стоял патруль из рабочих. Патруль остановил идущих и пропустил, узнав Теляковского.
Дымное зарево в степи, которое становилось все ярче и приближалось к городу, освещало улицы, дома, черепицу кровель. Костя даже разглядел в доме, мимо которого они проходили, через распахнутое окно стол со скомканной скатертью, опрокинутый стул, разбросанные по полу вещи. А на подоконнике сидела кошка и умывалась лапкой.
— Никак гостей ждет! — криво усмехнулся Семенцов. — Ну жди, дожидайся.
Казалось, никого в городе больше не было, он лежал пустой, покинутый под дымно-красным небом войны. Но нет! Когда они вышли к горсовету, они услышали голоса, увидели мелькавших в окнах людей.
В нижнем этаже открылось окно, из него выглянул Аносов. Его осунувшееся лицо было странно сосредоточенно, а серые глаза жестко блестели из-под сдвинутых бровей. Пиджак был распахнут, на поясе висел наган.
— Я все знаю, — сказал он Теляковскому. — Удалось кого-нибудь спасти?
Теляковский коротко доложил. Тень прошла по лицу Аносова, но она не погасила стальной блеск его глаз.
Он заметил Костю:
— А ты что здесь делаешь?
Костя хотел ответить, но Аносова окликнули из комнаты. Костя увидел, что комната полна людей, у стены стоят винтовки, в углу сложены какие-то ящики. Сквозь приглушенный говор и звук шагов слышался спокойный, отчетливый голос Аносова.
Теляковский вошел в подъезд, а Семенцов задержался, соображая что-то. Его приземистая сильная фигура с обнаженной забинтованной головой (фуражку он потерял в море) и в полосатой тельняшке, видной под расстегнутой форменкой, резко выступала на фоне красного неба. Лицо трудно было разглядеть, одни белки глаз блестели.
— Вот что, ребята… Горевать горюйте, а дело не забывайте, не то Гитлер живо напомнит. Верно? — наклонился Семенцов к Славе. — Так слушай, орлы, мою команду! Марш к лодке и дожидайся меня! Она на своем месте, цепкой прикручена. — И Семенцов последовал за Теляковским.
Лодка действительно находилась на своем месте, должно быть, Семенцов успел перегнать ее, прежде чем поджег пристань. Здесь было темно. Тень от дома Шумилиных скрывала сад и берег. А сам дом был на свету, окна его полыхали, будто горело там что-то.
Слава сделал два шага, но вспомнил, очевидно, что никого в доме нет, и опустился на прибрежную гальку.
Костя сказал:
— Надо приготовиться.
Слава не ответил.
— Слава, — повторил с беспокойством Костя, — ты слышишь меня?
Слава сидел, закрыв лицо руками. Может быть, он плакал? Костя придвинулся к нему.
— Отстань от меня! — закричал вдруг Слава и затряс головой. — Что вы ко мне пристаете?
Костя больше не трогал его. Он сидел, обхватив руками худые коленки, и смотрел на море. Ему стало так горько, так одиноко… Хоть бы Семенцов скорее пришел. Что они там делают у Аносова? Готовятся драться с фашистами? Наверное, так, иначе Аносов не остался бы здесь.
Костя старался думать об этом, чтобы не думать о постигшем его горе. И все-таки сердце болело.
Незаметно оба — он и Слава — заснули; ведь они почти не спали последние дни. Когда Костя открыл глаза, светало. Он приподнялся, удивленно переводя заспанные глаза с лодки, возле которой лежал, на Славу, который свернулся комочком и еще спал, на дом и на сад, с трудом соображая, где он и что с ним.
Светало, но дым, густо стлавшийся в небе, делал утро похожим на вечер. И этот дым, запах гари напомнили Косте обо всем. Он вскочил на ноги, принялся будить Славу.
Лицо Славы распухло от слез. Он поднялся, машинально оправил на себе измятую во сне одежду, постоял и так же машинально побрел к дому.
— Слава, куда ты? — позвал его Костя. — Ты не видел Семенцова?
По лицу Славы видно было, что он не помнит о Семенцове и что все ему безразлично. Костя растерянно смотрел на него:
— Что же мы будем делать?
В эту минуту что-то громко заскрежетало, загремело на улице. Сквозь распахнутые ворота Костя увидел танк. Танк был приземистый, серый, похожий на черепаху, и, как черепаха, тяжело переваливаясь, двигался по улице мимо дома Познахирко. Это был немецкий танк. Из его башни выглядывал человек. Это был немец.
Вот как случилось, что Костя и Слава застряли в городе, который заняли немцы.
4День тянулся бесконечно. О том, чтобы выбраться из города, нечего было пока думать. Костя еле уговорил Славу спрятаться в погребе и с нетерпением дожидался темноты. Тогда они попытаются удрать на лодке. Что делалось в городе, Костя не знал. Ему приходилось все время караулить товарища, который порывался искать свою мать. Костя просто измучился с ним и рад был, когда он заснул в углу погреба.
Издали доносились голоса, треск мотоцикла, грохот автомашин. Должно быть, немцы ехали через город не останавливаясь. Наконец шум движения начал стихать.
Костя осторожно выглянул из погреба и сразу отскочил назад: на улице, против раскрытых ворот, стоял тот самый приземистый танк. Или это другой танк? Но почему он остановился именно здесь? Может, немцы их заметили?
Прошло с четверть часа. Не вытерпев, Костя опять выглянул. Танк стоял на прежнем месте. За ним виднелся еще один танк и еще, а по улице расхаживал солдат в каске, видимо часовой.
Теперь у Кости возникло новое беспокойство: как бы фашисты не обнаружили лодку. Второпях он кое-как забросал ее ветками, галькой, но кто знает: вдруг фашисты вздумают здесь купаться и увидят ее?
Страшно было представить себе, что лодка попала в руки врагов! А кто в этом виноват? Сам он виноват. Разве можно было в такое время заснуть! «Дела не забывайте, не то Гитлер живо напомнит», — сказал им Семенцов. Но где же сам Семенцов? Ведь они могли ночью уйти в море и были бы теперь далеко.
Костя не находил себе места, бранил себя, и Славу, и Семенцова. «Может быть, его задержал Аносов? Или Теляковский? А может быть, всех их схватили фашисты?» Чем больше Костя думал, тем безрадостнее выглядело положение.
Он попытался заговорить со Славой, который, оказывается, не спал, а просто лежал, но Слава слушал его невнимательно. Он пробормотал:
— Нужен мне твой Семенцов… — и замолчал.
Кажется, он забыл или не хотел знать, что в городе враги.
Перед вечером танки, наконец, ушли.
Костя вылез из погреба, осторожно осмотрелся. Ни души.
Он вернулся и громким шепотом позвал товарища. Слава продолжал сидеть в своем уголке. Костя понял, что ему одному придется заботиться обо всем. Он еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Вдали, должно быть возле горсовета или возле милиции, поднимался столб дыма. Он прислушался. Ему почудился отдаленный крик. Но крик не повторился больше. Крадучись вдоль ограды, потом за деревьями, Костя пробрался к дому.
На кухне он нашел горшок с холодной затвердевшей кашей и кувшин молока. При виде еды ему так захотелось есть, что руки задрожали. Но не оставлять же Славу одного! Прихватив с собой кашу и молоко, Костя тем же путем вернулся в погреб.
С большим трудом ему удалось заставить Славу выпить молока и съесть немного каши. Подкрепившись, Костя опять отправился в дом. Нужно запастись провизией, взять кое-что из одежды: кто знает, где и как придется им жить!
На этот раз Костя вернулся, волоча за собой мешок, в котором были одеяла, Славин свитер, кожаное пальто доктора Шумилина, чугунок и отдельно завернутые в бумагу масло, сыр, колбаса, обнаруженные Костей в буфете. Только хлеба не было. Вместо него Костя прихватил немного муки.
