Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах
— Это куничка? — спросила Аннета и, услышав, что нет, огорчилась чуть не до слёз.
После некоторых расспросов выяснилось, что лавочник Уоррен обещал ей за шкурку куницы голубого ситца на платье.
— Первая, которую я добуду, будет твоей, — пообещал Рольф.
Жилось им на ферме довольно приятно. Неделю спустя Марта уже хлопотала по хозяйству, а Аннета поглядывала не только за младшими братишками, но и за младенцем. Хендрик-старший благодаря нежданным помощникам мало-помалу справился со всеми недавними трудностями, а дух взаимного дружелюбия облегчал тяжёлый труд. Недоверие, которое голландец вначале испытывал к индейцам, совершенно рассеялось, а к мальчику, гораздо более разговорчивому и приветливому, чем его спутник, он даже привязался. Поломав голову над необычным сочетанием смуглой кожи и голубых глаз, голландец пришёл к выводу, что Рольф — метис[8].
Дни августа текли мирно, но Куонебу, в отличие от Рольфа, не терпелось покинуть ферму. Работал он умело и добросовестно, но однообразный, нескончаемый труд земледельца был ему внутренне чужд: предки его жили иначе.
— Сколько мы заработали денег, Нибовака? — Этот вопрос, который он задал в середине августа, выдал его настроение.
Рольф прикинул: Куонебу за полмесяца полагалось пятнадцать долларов, ему — десять, да ещё два доллара за найденных коров. Всего получалось двадцать семь долларов.
Через три дня Куонеб повторил свой вопрос, а на следующее утро заявил:
— Чтобы найти хорошие места и построить зимнее жильё, нам нужно два месяца открытой воды.
Тут Рольф доказал, что имя Нибовака получил не зря: он пошёл к толстому Хендрику и объяснил ему их намерения. Им нужно купить каноэ и охотничье снаряжение, а потом они поищут незанятый охотничий участок. Закон трапперов[9], добывающих зимой пушнину в северных лесах, был суров. В определённых случаях нарушение границ даже каралось смертью — при условии, что пострадавший брал на себя роль и судьи, и присяжных, и палача. Ван Трампер поспешил дать им добрый совет: ни на вермонтском берегу Шамплейна, ни в других его окрестностях далее и пробовать не стоит, как и забираться дальше на север — там хозяйничают канадские французы, рьяные охотники. Лучше всего попытать счастья в графстве Гамильтон, да только добраться туда нелегко: ни удобных рек, ни тем более дорог. Зато сама эта недоступность и сулила надежду.
Но тут благодушного Хендрика ждал неприятный сюрприз: его новые работники намерены уйти теперь же! В конце концов он предложил следующее: если они останутся до первого сентября «приводийт всё в порядок к зима», он, кроме уговорённых денег, даст им каноэ, топор, шесть капканов на норку и капкан на лисиц — те, что висят на стене в сарае, — и самолично отвезёт их в фургоне по Пятимильному волоку от озера Джордж до реки Скрун. Оттуда они спустятся до Гудзона, проплывут вверх по нему сорок миль — правда, там полно быстрин и нелёгких волоков — до болотистой речки, впадающей в него с северо-запада, а по ней пройдут десять миль до озера Джесепа, шириной в две мили, а длиной в двенадцать. Зверья там полным-полно, но добираться в те места так трудно, что после смерти Джесепа никто туда не совался.
На такое предложение был возможен только один ответ: они остались. Куонеб немедленно перенёс каноэ в сарай и в свободные минуты теперь приводил его в порядок: кое-где содрал лишнюю тяжёлую кору и парусину, снял толстые деревянные скамейки, сменил распорки, просушил его и хорошенько просмолил. Теперь каноэ весило менее ста фунтов, то есть стало фунтов на сорок легче пропитанной водой посудины, на которой он в первый день перевёз детей к соседям.
Наступил сентябрь. Рано поутру Куонеб пошёл один к озеру. Там на вершине пригорка он сел, устремил взгляд на занимающуюся зарю и запел песню нового рассвета, аккомпанируя себе не на том-томе — его он продал, — а постукивая одной палкой о другую. Когда же землю залили лучи солнца, индеец вновь запел охотничью песню:
Отец, направь наш путь,
Отец, приведи нас в края хорошей охоты.
И, продолжая петь, начал священную пляску. Закрыв глаза, откинув голову, он ритмично переступал ногами, почти не отрывая их от земли, и так описал три круга, символизирующие солнечный диск. Лицо его светилось высоким одухотворением, он ощущал себя сопричастным всему сущему, и мало кто в эту минуту посмел бы назвать его тёмным дикарём.
17. В Каноэ по верховьям Гудзона
Только одного человека понять нельзя — того, кто держит язык за зубами и помалкивает.
Из изречений Сая СилваннаУ фермера Хаттона была баржа, и соседи одалживали её, когда им требовалось переправить фургон с лошадьми через озеро. Утром в назначенный день фургон Хендрика был уже на барже, а Скукум, конечно, восседал на самом её носу. Пора было сказать обитателям фермы: «Прощайте!» Но Рольф обнаружил, что ему трудно произнести это слово. По-матерински добрая фермерша завоевала его сердце, а к детям он относился как старший брат.
— Приезжайт опять, малый, приезжайт к нам опять быстро-быстро!
Фермерша поцеловала его, он поцеловал Аннету и младших детей, потом поднялся на баржу и взял шест, чтобы столкнуть её на глубокую воду, где уже можно было сесть на вёсла. Поднялся восточный ветер, и они поспешили им воспользоваться, повернув верх фургона, точно парус. Через два часа баржа благополучно причалила на западном берегу к пристани перед лавкой, откуда начиналась дорога к реке Скрун.
Возле двери к стене прислонялся подозрительного вида детина. Засунув руки поглубже в карманы, он смерил их презрительно-враждебным взглядом и метко сплюнул жвачку на Скукума, прицелившись так, что она чуть не задела ноги Куонеба и Рольфа.
Лавочник Уоррен не жаловал индейцев, но с Хендриком он был в приятельских отношениях, пушнину очень любил и потому оказал новоявленным трапперам самый радушный приём. Они отобрали муку, овсянку, солонину, чай, табак, сахар, соль, порох, пули, дробь, одежду, верёвки, бурав, гвозди, ножи, два шила, иголки, напильники, ещё один топор, жестяные тарелки и сковородку, а лавочник приписал общую сумму к счету Хендрика.
— На вашем бы месте я бы взял оконную раму, в холодную пору скажете мне спасибо, — сказал затем Уоррен и повёл их в чулан, где у стены стояли застеклённые оконные рамы с частым переплётом.
В результате их груз пополнился ещё одной не слишком удобной ношей.
— А отличное ружьецо не хотите ли? — осведомился лавочник и снял с гвоздя элегантное охотничье ружьё небольшого калибра и новейшей модели. — Всего двадцать пять долларов! (Но Рольф покачал головой.) Так деньгами только часть, а остальное отдадите по весне пушниной.
Рольф еле устоял перед соблазном, но мать воспитала в нём страх перед всякими долгами, и он твёрдо ответил «нет». Сколько раз потом доводилось ему жалеть о своей твёрдости!
Итог был подведён, и оставшиеся несколько долларов наличными Хендрик отдал им. Тут снаружи раздался пронзительный визг, а несколько секунд спустя в лавку, жалобно поскуливая и еле ковыляя, вошёл Скукум. Куонеб выбежал наружу.
При виде его угрюмый детина переменился в лице:
— Так я ж его и пальцем не тронул! Вон на грабли напоролся.
Ложь была самая неуклюжая, но что мог сделать Куонеб? Он вернулся в лавку. Следом за ним туда ввалился детина и пробурчал:
— Эй, Уоррен, как насчёт ружьишка-то? Сговоримся, что ли? Моё слово понадёжней будет, чем у иных прочих.
— Нет! — отрезал Уоррен. — Сказано тебе: нет.
— Так пропади ты пропадом! И не видать тебе ни единой шкурки в расчёт за прошлогоднее!
— А я и не жду, — ответил лавочник. — Теперь-то я знаю, чего стоит твоё слово.
Детина вразвалку вышел за дверь, а Хендрик спросил:
— Кто это?
— Знаю только, что зовут его Джек Хог. Немножко промышляет пушниной, а вообще-то бродяга и бездельник. Надул меня в прошлом году. Сюда он редко заявляется. Говорят, охотится на западном склоне гор.
От Уоррена они почерпнули несколько полезных сведений, в том числе и очень важное: устье реки Джесепа можно узнать по орлиному гнезду на сухой сосне.
— До того места держитесь стреженя. Да не забудьте: весной с мехами прямо ко мне!
По Пятимильному волоку ехали они медленно, больше двух часов, и до Скруна добрались только под вечер. Тут голландец сказал:
— До свиданья. Вы приходийт опять, хорошо?
Скукум проводил фермера заключительным рычанием, и Рольф с Куонебом остались одни на диком лесном берегу.
Солнце уже заходило, и они устроились на ночлег. Опытный человек всегда старается приготовить себе постель и укрытие ещё при свете дня. Пока Рольф разводил костёр и подвешивал над ним котелок, Куонеб, выбрав сухую площадку между двух деревьев, устлал её пихтовым лапником, укрепил невысоко на стволах шест, перекинул через него полотнище парусины с вигвама, а края полотнища придавил чурбаками, которые тут же нарубил для этой цели. Теперь им был не страшен ночной дождь.
