Рувим Фраерман - Шпион
— Это фотографический аппарат. Я могу тебя снять. Входи.
И Ти-Суеви вошел во двор. Давно уже не был он тут. Но все по-старому хрустел на дорожке песок. Слева пахло конюшней, а справа гудела тайга, — должно быть, ветер внезапно посетил ее.
У старой вышки лежал, свернувшись, медвежонок Личик. Он по-собачьи, исподлобья посмотрел на Ти-Суеви, не узнав его. Но потом вскочил и подкатился под ноги, урча. Он был рад другу.
Ти-Суеви обнял его.
Сизов осторожно снял крышку с объектива. Шерсть встала дыбом на спине медвежонка. Он припал к земле, пополз, визжа, как раненый.
— Вот дьявол, — сказал Сизов, — ни за что не дает себя сфотографировать. Пуще ножа боится аппарата. Подержи его, Ти-Суеви, покрепче. Я вас обоих сниму.
Но и Ти-Суеви, хотя имел сердце более храброе, чем Личик, тоже немного боялся. Его еще никогда не фотографировали.
И медвежонок, словно понимая Ти-Суеви, обращал к нему полный жалобы взгляд.
— А-ай, а-ай! — два раза крикнул медвежонок.
Ти-Суеви погладил его нетвердой рукой. Сизов нацелился.
— А-ай! — крикнул еще раз Личик и, вырвавшись из рук Ти-Суеви, бросился вдруг на старую деревянную вышку.
Доски заскрипели под ним. Древесная плесень упала вниз на траву, на лицо Ти-Суеви, обращенное вверх.
Медвежонок был ловок.
— Теперь доставай его! — с сокрушением сказал Сизов. Он был недоволен своей шуткой.
Ти-Суеви вытер туфли о землю. Он помахал руками, чтобы придать им гибкость. Так делал он всегда, прежде чем влезть на кедр.
Гнилые ступени подались под ногой Ти-Суеви. Он схватился руками за доски и еще раз посмотрел вверх. Над самой вышкой проплывало облако. Но оно казалось неподвижным, а плыла, накреняясь, вышка. Ти-Суеви тихонько смеялся над этим жалким обманом. Он лез все выше. Уже близко верхушка, где сквозь сгнившие доски светило чистое небо.
На досках сидел Личик. Он не боялся. Он смотрел сверху на тайгу.
И Ти-Суеви тоже огляделся вокруг с любопытством. Он увидел леса, с земли он никогда их не видел такими. Они клубились по сопкам, как тучи, они качались, будто туман. Но воздух был прозрачен над ними. Океан поднимался вверх, к горизонту, и край его казался выше гор.
Ти-Суеви отвел глаза. Теперь перед ним был весь Тазгоу. Вот школа, вот поле, вот пять высоких скал. Где же тут Натка?
Ти-Суеви повернул голову в другую сторону. Теперь он увидел дорогу. Она выбегала из леса и падала в море, как река. Из глубины тайги вышли на дорогу два красноармейца. Они несли кого-то на руках. По дороге скакал всадник. Стук копыт был хорошо слышен, как удары дятла, долбившего за забором сосну.
«На заставе всегда тревожно», — подумал Ти-Суеви.
Он хотел уже спускаться, забыв о медвежонке. Вдруг взгляд его остановился на знакомой лиственнице. Он знал ее. Она была выше всех елей — орлы отдыхали на ней.
Две птицы кружились теперь над ее вершиной, не решаясь присесть. Кто-то мешал им. Птицы громко кричали, кружась.
Ти-Суеви был зорок, но долго смотрел, притаившись, пока вдруг неожиданно не увидел среди голубой и зеленой хвои темное пятно. На лиственнице, на самой ее верхушке, сидел человек.
Тогда, волнуясь, Ти-Суеви крикнул вниз Сизову:
— Посмотри! Высоко на дереве человек. Не мальчик ли это из «дома ленивой смерти»? Ведь только он умеет так хорошо влезать на деревья.
И поманил Сизова рукой.
Ти-Суеви никогда не поверил бы раньше, что человек в тяжелых сапогах и с ружьем мог так быстро взобраться на эту высокую гнилую вышку, сколоченную ржавыми гвоздями.
Но Сизов уже сидел на перекладине рядом с Ти-Суеви, держа у глаз бинокль.
Сизов не шевелился. Все тело его было настороженно чутко к каждому предмету и звуку. Казалось, шепот тайги до самого неба наполнял весь воздух. Но ветер, ходивший здесь, наверху, и внизу, по земле, не туманил его, и солнце не било в стекла бинокля. До горизонта простиралась прозрачность, и лиственница была видна хорошо.
Кто-то сидел на ней, чуть прислонившись к толстой ветке. Да, это был мальчик в синей хурьме.
Сизов секунду-две смотрел на его лицо, казавшееся издали темным, как кора. Потом опустил взгляд на плечи, на руки, тонкие, как лапки паука, и вдруг замер. Человек рисовал, то опуская, то поднимая голову от бумаги, лежавшей у него на колене.
«Шпион!» — мелькнула вдруг у Сизова догадка.
В это время в ворота заставы промчался всадник. Это был лейтенант.
— Лесовод убит в лесу, — сказал он, соскочив с коня прямо на крыльцо заставы, и крикнул: — В ружье!
И тотчас же на заставе раздался стук оружия, на который сердце Ти-Суеви ответило таким же тяжелым стуком.
В это же мгновение Сизов тихо, чуть слышно свистнул. До Ти-Суеви снизу донесся легкий звон — это звякнула шпора у лейтенанта. Он подбежал к вышке и поднял к Сизову глаза.
— Что заметил? — спросил лейтенант.
Но разговор его с Сизовым был для Ти-Суеви непонятен.
Сизов сказал;
— На четвертом квадрате, восточнее высоты номер десять, на вершине отдельного дерева — человек. В руках у него бумага. Он снимает местность. Нарушитель скрыт от дозора верхушкой елового леса.
И секунду спустя Сизов продолжал:
— Нарушитель заметил нас. Притаился. Он начал спускаться, товарищ лейтенант.
— Успеет дозор добежать? — быстро спросил лейтенант.
— Нет, вдоль и поперек местность сильно пересеченная, гиблая местность, товарищ лейтенант.
— Легким ранением в ногу лишить нарушителя возможности скрыться! Учти поправку на ветер! — приказал лейтенант Сизову, а другому красноармейцу — связному, что стоял рядом сказал: — Передай по связи в Тазгоу, чтобы рыбаки оцепили берег.
Сизов посмотрел вниз, на траву. Ветер прижимал ее к земле. Он взглянул на осину, росшую у дома. Светлая листва ее кипела.
Ветер был средний.
Сизов прицелился.
Эхо выстрела прокатилось по щебню дороги, по камню, по еловому лесу, отдалось на скалистом берегу.
Оно не успело заглохнуть. Из ворот выбегали красноармейцы. Сизов уже был на земле. Облако древесной пыли вместе с ним опустилось на траву. И когда Ти-Суеви спустился с вышки, во дворе уже было пусто. Он бросился в лес вслед за Сизовым.
И оправа и слева под шагами красноармейцев шумела трава.
Сизов мелькал впереди, Ти-Суеви догнал его и помчался рядом.
Сизов бежал без малейшего звука. Сапоги его не скользили. Ружье не стучало. Как живые существа, расступались перед ним кусты.
Пересекли крутую тропинку. Среди редких стволов уже сквозил океан. Показалось открытое место. Из Тазгоу, как красноармейцы, цепью бежали по берегу рыбаки. Они только что вернулись с моря. Их тяжелая обувь из резины блестела на песке. Бежал учитель Василий Васильевич Ни, бежал председатель колхоза Пак. Из-за прикрытий выбегали часовые.
И край этот, черный от хвойных лесов, прежде казавшийся Ти-Суеви пустынным, вдруг ожил.
Ти-Суеви остановился, задыхаясь.
«Как много красноармейцев!» — с изумлением подумал он, глядя на людей, цепью окружавших лес.
А Ти-Суеви-то казалось, что он один стережет и любит его!
— Стой! — сказал Сизов. — Теперь не уйти ему никуда. Разве только в эту трубу.
И он указал на узкую долину, загроможденную острыми камнями. Она сбегала к морю, к скалам, висящим над самым прибоем. Кустарник вечно шумел в ней, как вода.
Ти-Суеви узнал это место. Еще недавно они проходили здесь с Наткой. Сизов начал спускаться, держась в тени, падавшей от крутого склона. Ти-Суеви шел позади.
Обогнув обломок скалы, они увидели внизу человека. Он прятался за камнями. И лишь изредка вставал и бежал, припадая на одну ногу. Иногда же он глядел через плечо назад.
Сизов и Ти-Суеви бросились вниз, сквозь кусты. Они прыгали с камня на камень, не заботясь больше о тишине.
Они были уже близко. Человек их заметил. Он круто повернул направо и, хромая, побежал к морю, к скалам, висевшим над самым прибоем, словно собираясь исчезнуть в нем. Он пробежал уже поле и поравнялся с ямой, откуда брали глину для стен. Вдруг из ямы поднялась Натка.
Ти-Суеви в изумлении остановился. Он увидел, как Натка упала на землю, под самые ноги бегущему, как учил ее однажды Ти-Суеви. Человек взмахнул руками, рукава хурьмы его раскинулись в стороны. Он тоже упал, ударившись головой о камни, и остался неподвижным. Натка же поднялась на ноги. Несколько мгновений стояла она на краю ямы, качаясь, как задетая птицей ветка. Потом начала падать на спину.
Ти-Суеви закричал.
А Сизов уже стоял над человеком, держа наготове ружье.
С другой стороны долины в широкое устье ее вбегали люди.
Человек лежал на боку. Глаза его были закрыты, голова рассечена камнем и синяя хурьма разорвана во многих местах. Он был без сознания.
— Не трогай его! — закричал Ти-Суеви, подбегая. Он узнал прокаженного мальчика. — Не трогай его! Он прокаженный.
