Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт в Антарктиду
— У самой хозяйки такой не было! — подпел первый.
— А это родная тётка его превосходительства!
— А вот его двоюгодный бгатец! И пгодаётся по весьма сходной цене.
В клетках, сидя у сухих корочек, злобно рычали на своего родственничка два бульдога.
«У, лакеи!» — посмотрев на стариков, подумал Солнышкин и отступил назад, потому что носы обоих так и тянулись к пакету. И вдруг, споткнувшись, Солнышкин едва не сел на порог. Сбоку от двери стояла клетка, в которой, опустив лохматую голову, сидел большой, грустный пёс.
— Не обгащайте на него внимания, — вскинулся добренький старичок.
— Не обращайте, — поддакнул второй.
— Этот пагшивый когабельный пёс сегодня бгосился на нашего хозяина только за то, что он пгиказал сделать жагкое из какого-то пагшивого щенка, — пропел добренький, вежливый старичок и радостно, сладко добавил: — А если сегодня его не купят, так из него самого для нас сделают такое жагкое, какого не едала сама хозяйка.
«Не едала сама…» — хотел поддакнуть второй, но в зале поднялся такой лай, такой визг, что невозможно было что-либо разобрать.
«Негодяи!— подумал Солнышкин.— Погубить корабельного пса такой собачьей смертью? Не выйдет!» И он сунул руку в карман за деньгами. Но ведь всё — до единой бумажки — осталось в кошельке у торговца птицами! И Солнышкин решился на отчаянный план.
Обходя клетки, он приблизился к величественному хозяину и так зашелестел свёртком, что бульдог немедленно потянул носом. Его тоже слегка тревожили ветчинные запахи, доносившиеся из пакета. «Его превосходительство» высокомерно поднял морду.
Солнышкин прошёлся рядом второй раз. Бульдог, посапывая, приподнялся на передних лапах. Наконец, отойдя в сторону, Солнышкин сделал вид, что ищет деньги, и уронил пакет на пол. Из него вывалились великолепные аппетитные бутерброды, приготовленные Борщиком. Оба старичка обалдело плюхнулись ничком на пол, а следом, описав в воздухе дугу, им на загривки опустился хозяин.
— А нам хоть шкугочки! Нам шкурочки! — ползая на четвереньках, приговаривали старички. Они вцепились друг в друга и уже ничего не видели.
Солнышкин, открыв клетку, выпустил пса и бросился бежать из заведения. Следом за ними увязался было шпиц, но так получил дверью по носу, что откинул задние лапки и упал в обморок.
Солнышкин бросился по переулку. Ему казалось, что сзади раздаются свистки, но это свистели наглаженные вчера брюки.
Вдохновение художника Морякова
От парохода «Даёшь!», как от флакона с духами, по всему порту растекались ароматы.
Судно пополнило запасы провианта. На палубе белели новенькие ящики с жёлтыми, курносыми бананами, лимонами, из корзин торчали чубчики ананасов…
Штурман Ветерков долго пересчитывал их пальцем, потом махнул рукой: штукой больше, штукой меньше — какая разница!
Но кругленький Безветриков должен был знать всё точно. Он сбегал за арифмометром, пощёлкал ручкой и доложил капитану:
— Полный порядок. Тютелька в тютельку!
Моряков надел парадный китель и собирался нанести визит знакомому капитану бразильского парохода.
У самого трапа он на минуту задержался, потому что вахтенный Федькин сказал:
— Салютуют! Перьями салютуют!
В стороне города раздался такой гул, будто там палили из сотни пушек. По всему небу, хлопая крыльями, разлетались птицы, цветные перья, пух и ещё какое-то красное облачко.
— Но это, это… — сказал Моряков и не договорил.
Стуча каблуками, на причал, чихая, влетел растрёпанный Борщик, а за ним спешил старый инспектор Океанского пароходства. Мягкие волосы его разлетались, глаза смотрели возмущённо и встревоженно.
— Что с вами, Мирон Иваныч? — бросился навстречу Моряков.
— Неприятности! Огромные неприятности! — сказал Робинзон, вытирая платочком пот со лба.
— Да что случилось?
— Некогда, некогда! Нужно выручать ребят! — Робинзону казалось, что с ними стряслась беда, и он потянул Морякова в город.
По дороге он рассказал обо всём, а когда дошёл до истории, случившейся на базаре, потрясённый Моряков остановился:
— Позвольте, позвольте! Они что же, торговали нашими аистами?
— Конечно!
— А вы освободили их?
— Конечно! — решительно сказал Робинзон.
— Браво! Браво! — крикнул капитан и помчался вперёд.
Его тень закрывала пол-улицы и головой доставала до конца квартала. Рядом торопилась маленькая тень Робинзона. Пальмы раздавались в стороны: капитан спешил на выручку своему экипажу.
Но никого из команды «Даёшь!» на улицах не было. Только на мосту, обсуждая недавние события, стояли пять английских матросов и один греческий адмирал, а на деревьях громко чихали обезьяны.
Моряков остановился на минуту поразмыслить — и… до его слуха донёсся протяжный крик:
— Картины! Самые лучшие в мире картины!
Моряков приподнял голову. Робинзон быстро потянул его вперёд. А из разместившегося под навесом салона снова донеслось:
— Картины! Самые прекрасные в мире картины!
Моряков торопился выручать товарищей, но речь шла о выдающихся произведениях искусства! И капитан, виновато сказав Робинзону «на одну минуту», направился к навесу, под которым у какой-то картины уже спорили несколько ценителей живописи.
Маленький человечек — хозяин салона — в нейлоновой рубашке с бабочкой на воротнике бегал, расхваливая стоящие на подставках два холста, по которым расплывались жёлто-зелёные пятна. Рядом лежал ящик с красками и кистями.
— Но где же картины? — спросил осторожно Моряков.
— Перед вами! — воскликнул человечек. — Прекрасные натюрморты. Вот бананы! — И он показал на холст, стоявший налево. — А вот фрукты! — И он показал направо.
Робинзон весело хмыкнул. А Моряков прошёлся так, что вокруг салона на пальмах закачалась листва,
— Какие сочные, какие волнующие краски! — энергично восхитился человечек.
— Это краски?! — остановился Моряков. — Да это же мазня незрелая…
— Но ведь это бананы, — лукаво усмехнулся хозяин. — Они созреют, пока вы донесёте их до вашего судна!
— Неужели созреют? — тоже с усмешкой спросил Моряков, ещё раз посмотрев на холсты.
— Конечно! — шустро подмигнул капитану хозяин и взмахнул руками. От рукавов с треском посыпались искры, а бабочка на воротнике, кажется, затрепетала крылышками. — Разве вы не видите, что они хорошеют на глазах?! — И маленький человечек во весь рот улыбнулся капитану.
— В таком случае, — сказал Моряков, и в глазах его вспыхнули весёлые светлячки, — я покупаю эти картины.
В толпе зашептались, а человечек по-деловому присвистнул и начал заворачивать картины.
— Но, — остановил его Моряков, — я не вижу подписи художника.
— Момент! — воскликнул хозяин. — Он обедает в десяти минутах отсюда.
— Я согласен! — сказал Моряков.
И хозяин бросился туда, где за мостом чадили дымки многочисленных кухонь.
Робинзон смотрел на своего воспитанника с явным неодобрением. У человека испортился вкус! И старик спросил:
— Вы что же, собираетесь потворствовать этому шарлатанству?
— Мирон Иваныч! Мирон Иваныч!.. — всплеснул руками Моряков. Потом что-то шепнул Робинзону, дал несколько долларов, и старик, улыбаясь, вышел из салона.
Присутствующие зашевелились.
Моряков взял с пола кисть и краски, шагнул к мольберту и на глазах у оторопевших зевак закрасил левый холст рыжей краской, а внизу нарисовал жёлтый-жёлтый банан. К нему тотчас стала подкрадываться вертевшаяся у ног обезьянка.
В это время за спиной Морякова появился Робинзон с огромным кульком в руках.
Моряков кивнул ему и принялся за вторую картину. Нет, он не чувствовал себя великим художником, но постоять за честное искусство считал своим долгом!
Он нарисовал ветку, потом жёлтой краской наложил такой мазок, что толпа ахнула: на холсте появился ещё один банан, живой, полный солнца! Казалось, художник окунул кисть не в краски, а в солнечный луч.
Толпа увеличивалась. Перед зрителями на холст так и сыпались алые гранаты и солнечные апельсины, яблоки и грейпфруты. Наконец капитан провёл кистью большой длинный штрих, и все увидели, как в глубине картины тяжело закачалась банановая гроздь…
Моряков посмотрел на часы, подмигнул Робинзону и положил кисть и краски на место.
И в это время, расталкивая толпу, к Морякову пробился хозяин салона, за которым бежал создатель великих полотен.
— Вот и подпись! — сказал хозяин и показал на художника. И вдруг взвыл: — Где картины? Где бананы?
— Увы! — грустно сказал Моряков. — Они так быстро созрели, что нам пришлось их собрать. Вот, — сказал Моряков, а Робинзон под хохот толпы преподнёс художнику свёрток с бананами.
