Борис Володин - Кандидат в чемпионы породы
Первый вопрос он задал, когда уже выехали на Нижнюю Масловку. Он спросил:
— Где ваш дом?
А второй он задал, когда «Жигули» вкатились в наш двор. Он спросил:
— Бабушка дома?
— Может быть, дома, а может, у нас, — грустно ответила Ольга Скородумова.
— У вас, — хмуро ответил Данила, выглянув из приоткрытой дверцы. — В наших окнах света нет.
— А в тех, которые на улицу? — спросил Митька.
— Тоже нет, — ответил Данила. — Я посмотрел, когда подъезжали.
И Карл Григорьевич повернул к кооперативной башне.
Но, выйдя у подъезда из машины, ребята — все трое — как-то странно затоптались на месте, а потом Ольга сердито сказала:
— Даже идти не хочется. А вы не можете пойти к ним сами? Один? — И назвала этаж и квартиру.
Карл Григорьевич понимающе вздохнул и направился к лифту.
А вздохнул он потому, что ему предстояло пересказать двум уже огорченным людям еще более огорчительное сообщение о действительном положении дел, которые описал ему Федор Васильевич — довольно уже пожилой худенький капитан, дежуривший в отделе ГАИ.
Федор Васильевич был в добром расположении духа, поскольку никаких неприятных происшествий за субботний вечер, на который выпало его дежурство, в районе пока не произошло. И он стал еще радушнее, когда Карл Григорьевич показал ему удостоверение сотрудника журнала, потому что Федор Васильевич был и подписчиком, и читателем, и почитателем именно этого научно-популярного издания. Более того, он был тоже владелец собаки, и притом жесткошерстного фокстерьера, и потому легко представить себе, как он был возмущен похищением нашего кандидата в чемпионы и как сочувственно отнесся к опасениям о здоровье дедушки, перенесшего инфаркт, то есть о моем.
А потом Федор Васильевич взял аккуратный листочек бумаги, и красивой шариковой ручкой вывел на нем изящную единичку, и сказал, что машин с номерами серий «ММК» и «ММХ» всего-навсего двадцать тысяч, и все они — «Жигули». Оттого что теперь номера для «Жигулей» выдают сразу при продаже машин в фирменном центре тольяттинского завода, что на Варшавском шоссе, и получилось, что у «Жигулей» свои серии номеров.
И, поставив пониже единички двойку, а далее тройку и четверку, Федор Васильевич пояснил, что, поскольку «ММК» и «ММХ» — это серии из последних, то и машин последней марки среди них особенно много. И каждая десятая или восьмая окрашена в цвет «белая ночь». А значит, если посчитать наобум, в городе их семьсот или шестьсот, и в каждом районе их, в общем, немного.
Но, во-первых, картотека закрыта, а девушка, которая ею заведует, объявится лишь в понедельник, и поставленный срок — утро понедельника — уже несбыточен. Во-вторых, когда заведующая картотекой переберет около тысячи карточек, отыскивая адреса этих двадцати или тридцати «Жигулей», то машины, которую ищут, среди них может не оказаться, даже если она действительно пребывает где-то поблизости. Ведь ее хозяин мог совсем недавно переменить квартиру, и машина числится в каком-то из двадцати семи других районов. А может быть, что хозяин — не хозяин этой машины, а ездит на ней по доверенности, полученной им от тещи! И вообще похититель собаки может ехать сейчас беззаботно на своих «Жигулях» по шоссе в Симферополь или хотя бы в Калугу. И потому такой поиск — дело не для любителей, а для профессионалов. И, увы, для него нужно время, время и время. И надлежащие юридические основания.
Тогда Карл Григорьевич спросил, подавленный неумолимостью аргументов, представших пред ним одновременно и в научной и в достаточно популярной форме:
— А как же бывает, когда ищут преступника?
А Федор Васильевич вежливо и терпеливо ответил:
— Тогда вопросы задают не мне, а счетно-решающей машине в городском управлении и ставят на ноги всю службу ГАИ города и все патрульные группы.
И еще Карл Григорьевич спросил:
— Значит, нам самим надеяться совсем не на что?
А Федор Васильевич ответил:
— Вам? Почему же не на что? На случай! Случай — великое дело!
И когда Карл Григорьевич привел бабе Нате и Скородумову этот ответ Федора Васильевича, Алексей Петрович задумчиво протянул:
— На случай. На случай. «И случай, бог изобретатель…» И еще на наш третий вариант. Впрочем, не знаю.
А Наталья Павловна сказала:
— Я больше так не могу. Не могу ждать несчастья.
— Но быть может, несчастья все-таки не произойдет? — утешительно спросил Скородумов, а Карл Григорьевич промолчал, потому что у него была своя собака.
— Произойдет или не произойдет, — сказала Наталья Павловна, — но ждать я больше не могу. Я поеду в «Дубки» не в понедельник, а завтра с утра и сама подготовлю Сережу к этому известию и сама все расскажу. Во-первых, там под боком врачи. А во-вторых, если ничего не случится, то мы дождемся, пока кто-нибудь приедет в «Дубки» на такси, и я привезу Сергея Дмитриевича домой.
Вот видите, какое крутое решение она приняла. Прямо скажу, оно было, если бы осуществилось, чревато весьма неприятными последствиями. А Карл Григорьевич, услышав о нем, спросил бабу Нату:
— Простите, вы поздно ложитесь спать?
— Поздно, — сказала баба Ната. — И не знаю, буду ли вообще сегодня спать.
Тогда Карл Григорьевич посмотрел на часы и сказал:
— Сейчас почти десять. До моего дома отсюда минут сорок, дома мне надо на сборы с полчаса и еще сорок минут на путь сюда. Вы позвольте, я загляну к вам на три — пять минут около двенадцати. У меня есть одна идея. Полезная. Только для ее осуществления мне надо съездить домой.
— Ну что вы! — ответила Наталья Павловна. — Какие могут быть еще идеи, коли в девять утра уходит ваш поезд!
— Если я успею к двенадцати, у меня еще останется целых девять часов! А номер квартиры я спрошу внизу, у ваших мальчишек!
И Карл Григорьевич в мгновение испарился, чтоб не дождаться от нее возражений. И в нашу квартиру позвонил как раз под бой курантов Спасской башни. А как только баба Ната открыла ему дверь, он протянул ей в ладонях месячного щенка — фокстерьера.
— Знаете, он вам должен помочь, — сказал Карл Григорьевич, — и вам помочь и вашему мужу. Вы возьмите его с собой в «Дубки», и Сергею Дмитриевичу он поможет. Хотите — назовите его тоже Варягом. Хотите — Вавилой. А родословную я призезу потом. Он тоже может стать, как это у вас говорилось, кандидатом в чемпионы породы!
И уже в пять минут первого добрый Карл Григорьевич вошел в лифт — времени до отъезда у него оставалось в обрез…
6
Дальнейшие события предопределили мудрый принцип разделения хозяйственных обязанностей поровну, утвержденный в семье Славика Рыбкина, а также еще и любовь его мамы к легендарной в наших краях сметане, которую будто бы прямо из одного совхоза привозят в молочный магазин, расположенный в трех трамвайных остановках от нас, — на следующей после зеленого в крапинку дома.
Именно в силу названных обстоятельств Славик и был послан в упомянутый молочный магазин к открытию, то есть к семи. Причем это было не проявлением жестокости его мамы, а всего лишь актом самосохранения. Потому что накануне Славик так намаялся и напереживался, что свалился с ног еще в начале восьмого и его с трудом переложили с дивана в постель. И ничего удивительного, что иголки, на которых он всегда сидел, а также лежал, впились в его тело еще минут за сорок до того, как сентябрьское солнце удосужилось приподняться где-то над станцией метро «Новослободская». И Славик сразу же оделся и сразу же принялся проситься, чтоб его отпустили спозаранок гулять.
В пять утра, конечно, никто его никуда не пустил. Но без четверти семь маме все-таки надоело, что он колобродит и канючит; она встала и дала ему кошелек, сумку и банку, чтобы приятное было разумно соединено с полезным.
Славик, как понимаете, идет пешком. Солнце в затылок. Масловка сияет. И вдруг на еще прошедшей весною вздыбленной строителями земле, между зеленым домом и тротуаром, стоят, оказывается, лицом к Славику блестящие «Жигули-2106» цвета «белая ночь» с номером серии «ММК».
Один физик, мой пациент, очень милый человек, сокрушался, что ему всегда не везет: в частности, он мог открыть «эффект Мессбауэра» и, представляете, говорит, не открыл! Я не помню, в чем этот эффект, — он рассказывал про рентгеновские частицы, энергию, кристаллы, — да не в них дело.
Я его спрашиваю: «А почему не открыли?» — «А оттого, говорит, что я слишком много знал. Я, говорит, точно знал, что если опыт вот так поставить, то ничего получиться у меня не должно. Беда моя в том, что я уже был профессором. А Мессбауэр был чуть ли еще не студентом и не знал, что ничего не должно получиться, и открыл то, чего не открыл я».
Вот и наш Славик, как этот Мессбауэр, не знал, что машину у зеленого дома уже искали, и не знал, что больше ее самим искать бесполезно и что это уже было доказано научно и изложено популярно, как раз когда его вчера перекладывали с дивана.
