Владислав Крапивин - Бриг «Артемида»
Петр Афанасьевич держался бодро. Развлекал Гришу историями своих путешествий по Китаю и Амуру, рассказами про кругосветные плавания и про пиратов, которые в прежние времена хозяйничали у Антильских островов, куда сейчас держал путь бриг „Артемида“. Говорил и о тех местах, через которые бриг проходил нынче.
Однажды он взял из гнезда на полке маленький фаянсовый глобус. Ногтем показал на блестящей поверхности синего океана курс „Артемиды“. Линия оказалась не столь уж длинной и почти прямой. Войдя в теплое течение Гольфштрем, бриг резво обошел северную оконечность Скандинавии – Нордкап – и теперь держал курс зюйд-вест, спускаясь к южным широтам.
Несколько раз доктор заставлял Гришу одеться поплотнее и помогал выйти на палубу.
– Вон там, голубчик, по левому борту, остались берега Норвегии. К сожалению, далеко, не разглядишь. А то увидел бы, сколь причудливо изрезаны заливами-фиордами ее берега… Зато вон другое, не менее любопытное зрелище! – Он показал, как над серыми невысокими валами вздымаются крутые фонтаны. – Киты! Целое стадо…
Среди волн, под изогнуто падающими струями, мелькали блестящие черные бугры – китовьи спины.
– Ух ты! – сказал Гриша, и прежний интерес к жизни на некоторое время вернулся к нему.
В другой раз Петр Афанасьевич вытащил Гришу наверх, когда тот был сонный и выходить не хотел.
– Пойдем, пойдем! Хватит киснуть! Сейчас увидишь такое, что запомнится навеки!
И Гриша увидел… Да, он слышал и читал, конечно, раньше про такие плавучие ледяные горы. Но не хватало воображения представить их громадность и скрытую в ледяных толщах силу. А сейчас…
До ледяного острова было, наверно, с полверсты, но и на таком расстоянии он казался придвинувшимся вплотную – всей своей необъятностью. Чтобы понять, на какой высоте его верхний гребень, следовало представить несколько „Артемид“, мачтами стоявших друг на дружке…
Бриг бежал резво. Ледяной великан незаметно отодвигался, оставаясь слева и позади. Лучи низкого солнца вдруг веером, вполнеба, разлетелись из-под сизой тучи. Изломались в прозрачных гранях айсберга, расцветили его белизну и голубые тени искрящимися бликами и ломкими радугами…
Батюшки мои, на каких „туманных картинах“ увидишь этакое чудо! Гриша перестал дышать.
А офицеры, стоя неподалеку на юте, говорили меж собой:
– Вот нежданное явление. Севернее, где обычно их немало, почему-то на сей раз не встретились ни единожды. А здесь таким гостям вроде бы уже не место…
– Да отчего же? Им всюду случается место. Есть свидетельства, что порой они достигают и тропиков. Не часто, правда…
Гриша вдруг спохватился. Отогнул полу стеганой суконной куртки, выхватил из кармана штанов гладкий зеленый осколок. Глянул… Краски ледяной горы вмиг попали в плен к зеленой прозрачности. Они остались разными, но словно превратились в чащи и заросли неведомого великанского леса, в котором искрились и носились в воздухе сотни блестящих жуков с изумрудными крылышками…
Туча надвинулась на солнце, погасила сказку. Ледяной остров стал белесым и туманным, волны и небо – серыми. Стоило ждать, что подступят прежние вялость и скука. Но… Гриша сжал стеклышко в ладони и ощутил, что скуки больше не будет. Гудел в снастях и парусине бодрый ветер. Славный такой ветер, с зюйд-оста. Совсем не холодный. Он был какой-то знакомый, слегка напоминал о доме, потому что (хотите – верьте, хотите – нет) в нем ощущался запах, похожий на запах пустых бочек из-под соленой рыбы, которые пирамидами высились на краю речной пристани в городе Турени.
Гриша передернул плечами от запоздалого приятного озноба – от такого, какой случается, когда ты накатаешься на санках в морозных вихрях, прибежишь домой, сбросишь на пол шубейку и впитаешь телом густую ласковость натопленных печек…
Это коснулось Гриши первое дыхание теплых широт.
…Назавтра Гриша ощутил себя бодрым и удивительно голодным. А еще через день Петр Афанасьевич сообщил командиру, что мальчик окончательно здоров.
И Гриша начал стремительно проникать в корабельную жизнь.
2
Теперь все ему было интересно. Он пристал к Николаю Константиновичу с вопросом, отчего бриг держит на гафеле не андреевский флаг и даже не флаг Российско-Американской компании (на который тоже имел право), а почему-то – голландский. Капитан терпеливо объяснил, что это – предосторожность. Пока есть опасность встречи с британскими или французскими военными судами, лучше не показывать свою принадлежность к России.
Гриша не удержался от осторожного вопроса:
– Но разве же… это хорошо?
– По правде говоря, не очень… – признался капитан второго ранга Гарцунов. – Такая хитрость не считается у моряков доблестью. Однако же и не осуждается однозначно. К ней в военное время прибегают суда разных стран – и чтобы обмануть противника, готовясь к атаке, и для разведки, и чтобы ускользнуть от врага… Что поделаешь, наши пушки мало годятся для морских баталий…
Гриша и сам это понимал. Не надо было сильно разбираться в военном искусстве, чтобы сообразить: восемь мелких карронад брига (про них говорили „двенадцатифунтовые“) – невелика сила против многопалубных громад, на которых каждое орудие удачным выстрелом способно разнести скорлупку „Артемиду“ надвое. Чугунные карронады при ближнем рассмотрении выглядели грозно, однако… лучше бы им вот так и „выглядеть“, без боя…
Впрочем, и без боя эти совсем небольшие орудия рявкали оглушительно. Во время артиллерийских учений. Учениями командовали лейтенант Новосельский и канонир Архип Дровянников. По приказу командира брига.
Однажды, когда ветер на короткое время притих, легли в дрейф, спустили на воду скрещенные брусья с рейчатой рамой, на которую натянут был кусок парусины. На шлюпке оттащили эту конструкцию на кабельтов от судна. Одни матросы из рук в руки передавали из трюма серые мешочки с порохом и маленькие черные ядра, другие заряжали карронады правого борта. Затем сбоку от каждой пушки стал комендор.
– Наводи! – велел унтер-офицер Дровянников. Матросы завертели винты под стволами.
– Слева по одному! Пали! – скомандовал лейтенант.
Левая карронада ахнула с такой неожиданной мощью, что Гриша, стоявший у грот-мачты, прижал к ушам ладони. Неподалеку от парусиновой мишени поднялся на зыби всплеск. Гриша увидел это из-за круглого синего дыма, который вырос перед стволом. Карронада подскочила и откатилась почти к самой грот-мачте (и к Грише! Он шарахнулся). Грохнула вторая карронада. Парусина дернулась, от левого края рамы отлетели щепки. Кажется, матросы заорали „ура“. Но это можно было понять по их раскрытым ртам, а услышать… Чего тут услышишь, когда уши забило, будто деревянными пробками – несмотря на прижатые ладони…
Гардемарин Митя Невзоров мягко взял Гришины запястья и опустил его руки. Негоже, мол, морскому человеку пугаться орудийной пальбы. Гриша стремительно устыдился и притиснул растопыренные пальцы к бедрам – чтобы не оскандалиться снова. Третья пушка ахнула с еще большей силой (уши-то уже не были закрыты!). Гришу шатнуло, но ладони, прижатые к штанам, он не оторвал. В парусине появилась аккуратная дырка. Матросы опять в крике „ура“ широко раскрыли круглые рты.
И снова – бабах!
В парусине появилось еще одно отверстие (круглое, как матросский рот)…
Потом кто-то снова взял Гришу за плечо. Оказалось – канонир Дровянников.
– А ну-ка, малёк, попробуй! Их высокоблагородие сказали, что надобно тебе привыкать. Это вроде корабельного крещенья…
Что?! Он?! Сам должен стрелять?!
Гриша беспомощно глянул на ют, где стоял капитан второго ранга и другие офицеры. Но с перепугу не разглядел, кто где…
– Дядя Архип, я… – И сам себя не услышал. Дровянников с усмешкой подтолкнул его в спину. Матросы лихо чистили стволы банниками и заряжали карронады по второму разу. Гриша оказался у четвертой по счету.
– А ну, глянь, точная ли наводка… – услышал он сквозь тугую вату в ушах. Беспомощно глянул из орудийного люка поверх черного блестящего ствола. Где-то далеко разглядел скачущее белое пятнышко. Кивнул наугад (скорей бы все это кончилось!).
Архип отодвинул его:
– Сбоку стоять положено, а то шибанет в лепешку… На-кось… – И сунул ему в ладонь толстый шнур с плетеным шариком на конце.
На казенной части пушек были привинчены замки от кремневых пистолетов. Удобная штука. Не надо соваться с горящим фитилем к запальному отверстию, дернул – и готово! Только дергать ух до чего жутко… Но кто-то гаркнул у Гриши над головой: „Пали!“ – и Гриша дернул шнур, и дернулся сам, всем телом назад…
Показалось, что выпалила не одна карронада, а все вместе. Орудие дернулось и быстро откатилось, чуть не ударившись о борт укрепленного посреди палубы вельбота. Хорошо, что Гришу поставили в стороне!
…Уже после Гриша узнал, что ядро его в цель не попало, но зарылось в воду недалеко от парусины. „На первый раз неплохо“, – снисходительно заметил Митя. Но в те первые полминуты Гриша ни о чем таком не думал. Старался только унять дрожь в коленях. Потом охнул: „Неужели?…“ Перепуганно глянул вниз на штаны. Однако позорного сырого пятна между ног не было… Ох, вот счастье! А то ведь оставалось бы одно – головой через фальшборт!..
