Ирина Христолюбова - Топало
Федулин подозревает
Родька заметил на палубе родителей. Они явно высматривали сына. Вместе с ними стоял Павел Михайлович Федулин. Он тоже помогал высматривать. И первый увидел.
— Вот они, голубчики!
— Ни за что не догадаетесь, где мы были! — воскликнул Родька.
— И догадываться не будем! — Федулин погрозил пальцем, — Нельзя детям одним бегать по теплоходу!
— Мы не бегали! Мы были в рубке! Нас сам капитан пригласил!
— Интересно! — оживился папа. — В следующий раз возьмите нас с собой.
— Обязательно возьмем! — пообещала Зойка. — Ой, я уже зажарилась! — Она стащила с себя курточку и завернула в нее тапочки.
— Я потому так тепло одета, что утром такой туман был, такой туман! — пояснила она, заметив удивленный взгляд Родькиной мамы. — Ну, я побежала!
— Занятная девочка, — произнес Федулин. — Очень занятная. Не скажете, почему она ходит с тапочками?
— Так надо, значит, — пожал папа плечами.
— Нет, так не надо! — возразил Федулин, отчего-то нервничая, а когда он нервничал, то говорил громко и быстро. — У них, я вам скажу, занятная семейка. Со странностями семейка!
— По-моему, милые люди, — сказала мама.
— Не спорю — не люблю спорить! Возможно, милые, но со странностями!
— Что-то никаких странностей я не замечаю, — сказал папа.
— Это вы не замечаете, а я замечаю, потому что живу напротив!
— Так какие же странности? — спросила мама.
— А чьи это тапочки, большие и дырявые? — спросил Федулин. — И почему девочка с ними ходит? Это разве не странность?
Мама, как и папа, пожала плечами.
— Странно, конечно, — неуверенно сказала она.
— Вот видите — и вы произнесли «странно». Не хотели, а произнесли!
— Дались вам эти тапочки, — зевнул папа.
— И не только тапочки… — Федулину хотелось поведать о многих странностях, которые он замечал в каюте номер сто два, но ничего определенного сказать не мог. То ему слышались какие-то непонятные шаги (выглянет из каюты — никого нет), то некий скрипучий голос. Что-то все ему слышится, слышится… А что — непонятно.
Родька внимательно слушал разговор. Неужели Федулин подозревает? Хотя представить, что в каюте напротив едет домовой, он уж никак не может.
Так ничего и не объяснив толком, Федулин ушел расстроенный.
— Я не приду к завтраку! — предупредил он. — Аппетита нет.
— Давайте и мы будем пить в каюте чай, — предложил Родька. — Папа говорит, много есть вредно, растолстеем за восемнадцать суток.
Папе ничего не оставалось, как поддержать Родьку. Мама сказала, что все зависит от нервной системы — кто толстый, кто тонкий. Если папа не будет есть даже целыми днями, то все равно не похудеет, потому что он совершенно спокойно ко всему относится, а она, сколько бы ни ела, все равно толстой не будет, потому что любая мелочь на нее действует.
— А я? — спросил Родька. — Буду толстый или тонкий?
— Ты весь в меня! — вздохнула мама.
Теплоход плыл по Волге к Каспийскому морю, а они сидели в каюте и пили чай. Папа при этом читал книгу «Пейзаж будущего». Он и в отпуске не забывал, что должен написать статью «Человек — преобразователь природы».
— Что-то нам Павел Михайлович такое загадочное хотел сообщить, но так и не сообщил, — сказала мама. — Некую тайну дырявых тапочек.
— Я знаю эту тайну, но не скажу! — заявил Родька.
— Может быть, она украла эти тапочки? — в шутку спросила мама.
— Зачем ей красть, да еще дырявые! — засмеялся Родька. — А вам не пришло в голову, что они едут не вдвоем, а втроем?
— Что не пришло, то не пришло, — сказал папа, не отрываясь от книги. — И кто же третий?
— Это и есть тайна!
— Наверное, какой-нибудь преступник, и они его прячут в каюте, — сказала мама.
— Смеетесь! А его и прятать не надо. Он — невидимый!
— Это не тот ли самый домовой, с которым ты познакомился? — спросил папа.
— Тот самый!
Родька понял, что опять проболтался. Ни слова больше от него не добьются.
А родители и не собирались донимать его расспросами. Детская психология им была понятна: дети выдумывают разные истории и в них верят. Им, взрослым, в детские игры уже не играть. А иногда хотелось бы вот так же, как Родька, поверить, что на теплоходе едет невидимка. Папа даже вздохнул. Да и маме что-то взгрустнулось.
Настоящий друг
Теплоход сбавил ход и стал медленно поворачивать к берегу. Пассажиры уже облепили правый борт, ожидая причала. Объявили стоянку сорок минут.
— Желающие могут искупаться!
Родька с Зойкой, конечно, были желающие. Они с нетерпением вглядывались в приближающуюся пристань. Небольшой городок, раскинувшийся на берегу, спускался своей прибрежной улицей прямо к реке.
— Мама наказала Топало, и он будет до вечера сидеть в каюте, — грустно сказала Зойка.
— За что?
— За то, что в тапочках гулял.
— Очень ему нужно в каюте сидеть. Если его закроешь, он сквозь стену пройдет, — уверенно сказал Родька.
— Какой ты смешной. Топало не ходит сквозь стены. Он такой же, как мы, только невидимый. Ну, может, не совсем такой, но все равно такой.
— Ну, какой такой? — с любопытством спросил Родька. — Мне кажется, он с бородой и огромного роста.
— Он красивый, — улыбнулась Зойка. — Глаза черные, усы черные, кудри черные. И среднего роста.
Родька хмыкнул:
— Откуда ты знаешь, если никогда не видела?
— Вот и знаю.
Теплоход осторожно подходил к пристани, примеряясь, как бы помягче прижаться боком к дебаркадеру.
Матросы бросили на дебаркадер канаты, там их поймали, зацепили, и теплоход, дернувшись, остановился.
«Такого большого, и привязали!» — подумала Зойка, наблюдая, как натягиваются канаты.
— Я все-таки уговорю маму, чтоб отпустила Топало, — шепнула она Родьке на ухо. — Подожди меня на берегу.
На небольшой площади, в ожидании теплохода, заранее заняли свои места торговцы ягодами, огурцами, свежей и вяленой рыбой. Как только появились пассажиры, тут же рынок ожил, зашумел. Недалеко от пристани был дикий пляж. Мельниковы и многие другие пассажиры направились туда.
— А вот и мы! — Зойка нагнала Родьку. — Я и Топало. Мама его простила. А сама она не хочет купаться.
Родька на ходу снял футболку. Зойка тоже стащила сарафанчик.
— Какой ты белый! — Зойка хлопнула его по спине. — Солнце к тебе плохо пристает.
По сравнению с ее коричнево-золотистой спиной Родькина спина и правда выглядела белой, не говоря уже про живот.
— А я с бабушкой на сенокосе так прямо сгорела!
Вечером меня бабушка всю-всю сметаной вымазала, чтоб кожа не сошла. Знаешь, какая я смешная была!
Родька и Зойка обогнали всех и прибежали на пляж первыми. Они заняли место под кустом ивы.
Топало шел не спеша: не маленький, чтобы бегать.
В воде барахтались местные мальчишки. Родька не стал ожидать, когда придут родители. Он разбежался и хотел нырнуть, но вместо этого плюхнулся в воду прямо животом. Только брызги полетели. Мальчишки засмеялись:
— Эй, ты, бегемот!
Родька ничего не ответил. Сейчас он докажет, что тоже умеет плавать.
У берега было неглубоко, до пупа, а дальше дно покато уходило вглубь. Родька смело бросился в воду.
— Не плавай далеко! — крикнула Зойка.
Но Родька ничего не слышал. Он изо всех сил стучал по воде руками и ногами и вытягивал шею, чтоб не нахлебаться воды. Плавать он научился только в прошлом году.
А Зойка легко держалась на воде. Она легла на спину и замерла, прищурив глаза. Они были точно такого же цвета, как вода — зеленые, с темными ободками. А небо над Зойкой — чистое, голубое, и в него можно долго-долго смотреть, покачиваясь на волнах.
Зойка даже не припомнит, когда она научилась плавать, ей казалось, что она умела это делать всегда. Как рыбка.
Девочка повернулась на живот, осмотрелась: где Родька? И увидела, что он заплыл далеко. Она быстро поплыла вслед за ним, догнала.
— Поворачивай назад, — сказала Зойка.
Она видела, что Родька плавает плохо, и сейчас ругала себя за то, что отпустила его, проглядела.
Родька оглянулся назад, и ему стало страшно: до берега было далеко, а он уже устал. Зойка увидела, как округлились в испуге его глаза. В воде испугаться — это все, последнее дело.
— Давай я тебя подержу, ты отдохни, не булькай все время ногами, — как можно спокойнее сказала она.
Но мальчику казалось: стоит только на мгновение перестать двигать руками и ногами, как он тут же пойдет на дно. Но и двигать он уже был не в состоянии. Страх, что до берега далеко, не доплыть, лишал его последних сил.
А папа и мама Мельниковы не торопясь шли на пляж. По дороге им встретился местный житель, и мама поговорила с ним об урожае, о засушливом лете.
