Без мозгов - Иванова-Неверова Оксана

– Допустим, – согласилась Дёмина. – С ними явно что-то не в порядке. Кружок этот странный. Тебя в нём почему-то нет…

Она осеклась:

– Ты завидуешь? Сердишься, что тебя не взяли?

– Марин, – сказал я. – Какого цвета у Рубановой глаза?

Маринка моргнула:

– Это имеет значение?!

– Зелёные, Марин, у неё глаза. Были, во всяком случае.

– А, – Маринка поджала губы, – ну да. Мне как-то недосуг, знаешь, ей в глаза заглядывать.

Я понял, что выбрал неверный путь. И сыграл ва-банк:

– Я, Марин, свечение видел!

– Свечение?!

– В голове у Рубановой. Изо рта торчало. В смысле шло. Светилось, в общем, у Рубановой в глотке. Ну, когда она орала. Рина обманула, эти ленточки вокруг мозгов вовсе не для обозначения. Они как-то транслируют команды из банки. Или потихоньку испаряют формалин. А во рту у приёмника, у подключенного человека, тоже что-то есть. На приём.

Маринка кивнула.

– Понятно, – сказала она. – Ты спятил, Всеволод.

Глава 10. Лирическое отступление

Всеволод. Ну-ну. Так Дёмина обращалась ко мне только когда сомневалась в моих умственных способностях. И ещё, когда не хотела продолжать разговор. К текущей ситуации подходили оба варианта.

Я привык просто, что Маринка – это… Почти я. Привык, что она всегда меня поддерживает, даже в самых бредовых проектах.

Во втором классе мы с ней рассчитали, что, если проломить пол в определенном месте, то можно попасть прямо за свою парту из кабинета английского. И пол там не очень был – доски, шаткие на вид. Я же не подумал сразу, что под ними бетонная плита. Так что мы решили попробовать нанести хотя бы пару ударов. Только не вышло, нас учитель заранее отругал. Попросил не топотать. А мы не могли проламывать пол и не топотать. Но главное, Дёмина ни на секунду не усомнилась в том, что идея – грандиозная.

Мы с ней, как с Юриком, одна команда. Были. До того, как наш класс накрыла любовная эпидемия. Вот тогда-то Дёмина начала посматривать на меня так, словно я не оправдываю ожиданий.

Когда в пятом классе все начали дико друг в друга влюбляться, я тоже хотел влюбиться. Но не знал, в кого. И решил спросить у Дёминой. Ну, чтобы она разузнала по своим девчачьим каналам, может, я уже кому-то нравлюсь. Она разузнала и присватала мне эту шантажистку Кускову. Уже тогда Кускова нацеливалась проткнуть одной шпагой оба наши с Юриком сердца.

– Вот так, – сказала Дёмина, намекая, что моя песенка спета. – Теперь давай, пиши ей записки каждый день.

– В директ, что ли?

– И туда тоже, – Маринка недобро прищурилась. – Но на бумаге обязательно. В директе кто хочешь эмодзи напихает, а это несерьёзно. Над отношениями надо работать. Так что сначала записки, потом письма. Так принято, понимаешь? И домой ты можешь только с ней ходить. А если вам не по пути, то ни с кем. И ещё покупать ей чипсы на большой перемене, или что она там любит…

Я представил, как каждое утро чахну над запиской для Кусковой. Что я туда напишу? Привет, Кускова, ты не айс? Чипсы ещё эти. Сколько ей надо пачек, если она постоянно что-то хомячит? Это мне все карманные деньги на Кускову спустить и жить впроголодь?! Нет, такая любовь категорически не подходила моему растущему организму. Поэтому я вежливо сказал Дёминой:

– Дёмина, ты рехнулась?! Если любовь подразумевает всю эту дичь, то я, так и быть, готов перенести это с…

И тут я понял страшную вещь. Единственным человеком, для которого я способен на подобную ахинею, была…

– Ну? – сказала Дёмина. – С кем?

– Что с кем?

Меня заклинило от изумления. Я смотрел на Маринку, как будто в первый раз её увидел. А увидел я её в первый раз на горшке. Когда меня привели в ясельную группу, то сначала показали туалет. Там, на красном горшке, ярчайшим впечатлением моей жизни уже сидела Дёмина. Мне тоже дали горшок, только синий, с паровозиком. Так мы сидели рядом, поделывали важные дела и разговаривали. О чём мы могли разговаривать в два года, я не представляю. Но мама утверждает, что мы сразу нашли общий язык. Который я проглотил в момент прозрения.

– Перенести, – напомнила Дёмина. – Всю эту дичь.

– А! – Я пришёл в себя. Не мог же я увлечься человеком, которого помню на горшке.

– Всю эту дичь, Марин, я готов перенести на год-другой. Так что спасибо, но Кускову я не потяну.

Вот так я остался в статусе «всё сложно». И хотя год уже прошёл, он не принёс изменений в мою незавидную личную жизнь. Даже тьма новеньких, среди которых я тоже был новеньким, не нарушила моего одиночества. Я чувствовал, как все заново друг к другу приглядываются, но сам ни на кого не смотрел. В смысле, ни на кого другого.

В вопросах отношений я обычно советовался с Дёминой. Но советоваться с Дёминой насчёт Дёминой я не был готов. Тем более, что в последнее время я стал всё острее чувствовать односторонность нашей связи.

Маринка – фанатка соцсетей. Она первопроходец, реально. Как только появляется что-то новое, она немедленно там заводится. И я на неё везде подписан. Я, можно сказать, официальный ценитель Дёминой. Сначала она меня ради поддержки просила, чтобы гарантировать себе хотя бы один лайк. А потом стала популярной. И вся толпа фолловеров кочует за ней с площадки на площадку. Ну и я по привычке. Получается, что я про Маринку знаю всё, и ошибочно полагаю, что она про меня тоже.

Вот и с мозгами этими. Я почему-то решил, что Дёмина уже сразу на моей стороне, и мы как бы вместе боремся с формалиновым порабощением. А она, Дёмина, значительно усложнилась за последний год. Мне стало труднее находить правильные слова в её присутствии.

И ещё – вот и дошли до самого неприятного – мои позиции крепко подорвал Петька Брынцалов. Пётр, то есть. Этот орк едва увидел Дёмину на линейке, сразу на неё подписался. И взял моду ставить первый лайк. И на матчи её приглашает. Прямо в ленте, комментами, приходи, мол, меня поддержать… Она в сентябре ответила, что пришла бы, играй он не в мячик, а на гитаре. А потом отвечать перестала, знай лайкает его исправно в ответ.

Может, и на тренировки уже к нему ходит. Самое глупое, что я и спросить не могу – язык не поворачивается. Раньше, до озарения, я что угодно у неё мог спросить. А теперь любая тема – как режим без сохранения. И вернуть бы старое, а не получается, дурацкие симпатии поперёк дороги. Все теперь за всеми смотрят, всё домысливают, подписки считают, каждый день какой-нибудь новый закрытый чатик появляется. Кого туда зовут, мне неведомо. Я вот не удивлюсь, если Маринка где-нибудь фанатскую баскетбольную группу модерирует. И фанатеют они, конечно, известно от кого.

Из-за этого я на нервной почве внезапно записался на гитару. Отец обрадовался, купил мне дорогущий инструмент. Сейчас такое время, что родители вообще на всё готовы, лишь бы мы планшет выпустили. И я старался, бряцал, с тоской посматривая на лыжные палки за шкафом.

Только… меня не отпускает. Как ни пыжься, а я всё чаще и чаще слышу от Маринки «Всеволод». Как будто этим она вознамерилась наше совместное горшковое прошлое стереть. Конечно, Брынцалов-то сразу красивый в её жизни объявился. В штаны на площадке не писался, соплями в яслях не пузырил, с поста его во дворе не снимали…

Меня, было дело, мелкого сняли с поста. Копались мы все в дворовой песочнице. Маринка и Юрик совочками, а Андрюша-тормоз мастерком. Где он его добыл история умалчивает. Подходит ко мне этот Андрюша и спрашивает:

– С поста снимаем?

– Снимаем, – говорю.

Он мне фигак мастерком по башке. Кровь пошла, все как испугаются… и давай мне голову песком засыпать…

В общем, по всему получается, что я ни разу не романтический герой. С моим-то прошлым на что я, Всеволод, могу рассчитывать?

Если вы ждали, что тут будет про мозги, то скоро будет. А это – лирическое отступление. Просто потому что я тоже человек. И мне не чуждо.

Глава 11. Я встаю на тропу войны

Маринку я, конечно, ни в какой биологический кружок отпускать не собирался. Пусть онлайн занимается, если так прижало. Она, кстати, верно догадалась – мне было обидно. Сначала очень обидно. А потом я вспомнил, что Рина уже не Рина. И ещё большой вопрос, сколько в ней осталось человеческого. Рубанова с Юриком изменились, но все заморочки остались при них. Мне представлялось, что они приболели, но могут выздороветь. А Рина, как финальный босс, может быть, окончательно потеряна для общества.