Вадим Нечаев - Пат и Пилаган
— Теперь вспоминаю, — старик потер ладонью обширный лоб. — Значит, уезжаешь от нас?
— Уезжаю, старик. Я, пока шел, вот что надумал: зачем вам в одиночестве жизнь свою коротать, давайте я вас с собой возьму. Мяса у нас много, будете мне как дед, а?
— Ах, внучек, куда ж я от брата уеду, он здесь на кладбище похоронен; с кем же он будет разговаривать, если я уеду. Никак мне нельзя от него уехать. Все-таки единственный он брат у меня. Так сказать, воспитал меня, да.
Вдали загудел паровоз. В его осипшем от ветра и дыма голосе, голосе неутомимого путешественника, слышалось обещание новых встреч с людьми и городами, привычная отвага и грусть от того, что службе скоро конец, да и не резон бессрочно «тянуть лямку», если на смену пришли дизеля.
Пат почувствовал нежность и сострадание к паровозу и вспомнил начальника Каткова, который так хорошо понимает технику: машины и станки, их устройство и характер.
Глава пятая
Не правда ли, сколь часто мы обращаемся воспоминанием в детство, отрадное для нас или не отрадное, это все равно, чтобы там — в исчезнувшей стране — найти отдых или отгадку сегодняшних противоречий.
Иногда мы видим его во сне, и это — как праздник, после которого наступают взрослые будни. У некоторых людей детство иссякает раньше срока, у других — длится до самой смерти. Трогателен пятидесятилетний младенец с румяными щеками и седыми висками.
Пат не торопился стать мужчиной, но по своей природе и обстоятельствам жизни он значительно отличался от сверстников. Он острее чувствовал и шире понимал окружающий мир, чем это свойственно обыкновенному мальчику одиннадцати лет.
Не всякий бы на его месте пустился в дальнее путешествие за бедной собакой, всецело полагаясь лишь на свои силы, да и не всякому это необходимо.
Итак, расставшись с дрессировщиком, Пат поехал дальше — навстречу новым приключениям. В поезде он познакомился с лесничим Бельковским, который прожил на Сахалине тридцать лет безвыездно, отпуск свой проводил на Южных Курилах и там писал воспоминания.
— Обычно этим делом занимаются, — сказал лесничий мальчику, — люди знаменитые, чтобы потомки могли представить «дела минувших дней». Правильно? И естественно, знаменитые люди волей-неволей приукрашивают себя. Каждому ведь хочется остаться в истории почетным гражданином. Правильно? А я решил, напишу-ка сам воспоминания, все, как было и как помню, воспоминания рядового человека. Отдал я первую часть в издательство, и приставили ко мне редактора. Чтобы помог мне. Ну, он мне и помог в самом деле. Прочитал я, что он там накуролесил, смотрю: это уже не мои воспоминания, а его. И жизнь не моя, а его. Вот те на! Это, значит, он решил пролезть в историю под моей фамилией. А я ведь не псевдоним. Правильно? Сейчас с другим редактором работаю. Тот, вроде бы, тоже поползновения имеет, чтобы свое детство в моей книге описать. А зачем это? Чтоб из одного корня и дуб и береза росли.
В ответ мальчик рассказал свою историю, и лесничий, выслушав, удивился чрезвычайно, потому что такую же собаку — точка в точку, как Атак, — он встречал в саду уважаемой Ольги Павловны Синицыной, которая проводит столь редкие опыты, что только диву даешься. За двадцать лет она вырастила необыкновенный сад, — в условиях сахалинского климата кто бы на это отважился.
— Она женщина крутая, — сказал лесничий, — но ты ее не бойся, детей она любит и не обижает.
— Понял, — ответил Пат, — а я и не боюсь никого. Чего мне людей бояться!
— Как знать, — возразил Бельковский, — иной раз их-то и надо бояться. Но это хорошо, что ты такой смелый. Это правильно. Страх — самое скверное чувство. В человеке необходимо воспитывать полное бесстрашие. Вот для этого я и пишу свои воспоминания, как я освободился от всех страхов.
…По саду гуляли пожилая женщина и мальчик. О возрасте женщины свидетельствовали только седина и морщинки вокруг глаз, а так — она была молодая, лицом молодая, голосом и улыбкой. Они гуляли в саду уже часа два — одно удовольствие бродить среди деревьев в такой день: воздух тихий, мягкий, снег пушистый, рассыпчатый, вокруг ясно, просторно и даже тепло.
Ласково рассказывала женщина о своем саде Пату. И сад ее внимательно слушал. Он был обширный, густой и сплоченный, несмотря на разнообразие пород. Кряжистые тисы, стройные, с пышной кроной и мясистыми листьями диморфанты, или белый орех, у тех, что помоложе-острые колючки на стволах. Неподалеку раскидистые березы и бархат сахалинский с пробковой кожей. Кусты шиповника иглистого и морщинистого с красными, буро-красными плодами. До самого потолка деревьев взбираются лианы, оплетая их так густо, что совершенно скрывают листву. Темно-коричневые, с приторным запахом лианы актинидий, лианы лимонника с гладкими листьями, завивающимися возле деревьев с красно-оранжевыми ягодами, оставшимися зимовать, — для нарядности. Лианы винограда. Кишмиш и гортензия.
Впереди виднелась вишневая роща из деревьев трех видов: вишни сахалинской, курильской и Максимовича. А рядом зимовали яблони Зибольды и черемуха айнская.
И чем дальше слушал Пат Ольгу Павловну Синицыну, как она переносила растения из леса в питомник, как ухаживала за ними, как укрывала виноград от морозов и по ночам разводила костры, как скрещивала разные сорта, чтобы вывести устойчивые к капризному климату, тем сильнее он влюблялся, правда, неясно еще в кого — то ли в женщину, то ли в сад, и это состояние влюбленности, покоя и тишины появилось так внезапно, что Пат вдруг забыл и о своем доме и о пилаган.
Женщина водила мальчика от дерева к дереву, поглаживая их кору и ветки, и те как бы выпрямлялись под ее рукой, шуршали листьями, и по-прежнему было тихо, светло, искристо от снега, и когда женщина обращалась к Пату, она называла его «мой мальчик».
Сыну каюра, который прежде всего, наверное, ценил свою независимость и самостоятельность, это, как ни странно, было приятно. «Мой мальчик», — повторяла женщина и улыбалась, как его умершая мать когда-то.
Она видела, что мальчик в нее влюблен, и не краснела вовсе, зная, что так и должно быть, и рассказывала о своем саде с доверительной интонацией, словно бы и о прожитой жизни. Пат понимал, что и о жизни своей она рассказывает ему не жалуясь и не похваляясь ею, а просто — все, мол, так и совершилось. А когда женщина спрашивала его о чем-нибудь, он немного смущался, и это было ей, по-видимому, не в новинку.
Пат узнал, что муж ее умер десять лет назад и теперь Синицына живет только с дочкой и выходить снова замуж не собирается, да и не стоит, потому что сердце свое она отдала саду. «Как же это можно, — подумал мальчик, — отдать сердце саду?» Женщина почувствовала его недоумение и сказала: «Я не знаю, как это случилось, но это так. И по ночам я здесь гуляю. И если уезжаю в командировку надолго, то прямо места себе не нахожу, так по саду скучаю. А если мне грустно бывает и нехорошо, то стоит выйти сюда, как все исчезает. Я и мужа в саду похоронила». — «А где же могила? — спросил Пат, — что-то я ее не видел». Женщина помедлила и сказала: «Теперь я сама не знаю где. Она так заросла, что и места этого не узнать. Ведь сад не любил моего мужа, потому что тот вырос в городе и скучал только по городу». — «Значит, вы не нарочно забыли его могилу?» — сказал мальчик. «Конечно, так уж произошло; забыла и вспомнить не могу. Но скажу честно, он не любил мой сад: рубил деревья на дрова и, главное, втихомолку подсмеивался, что я столько времени вожусь с растениями. Я боялась его, и когда он умер, успокоилась: мой сад никто не трогает».
Женщина пригласила мальчика в дом и там познакомила его со своей дочкой, которую звали Ирина. Ей было двенадцать лет.
Девочка подала руку и сказала:
— Давайте дружить.
— Я не знаю, получится ли это у нас, — ответил Пат, осторожно пожимая ее ладошку.
— Если вы не будете трогать наш сад, то получится, — рассудительно сказала девочка.
«Уже наш сад. И чего они над ним так трясутся? Ну да ведь женщинам всегда за кем-нибудь нужно ухаживать. Вот и берегут свой сад. И она, — подумал мальчик про женщину с ревнивым чувством, — влюблена только в сад. А больше ни — в кого. Муж поэтому назло ей и рубил деревья. Те же дрова он мог наготовить и в лесу.
А почему бы им и не любить свой сад. Такого, пожалуй, на острове и не найдешь. И не для себя же только они любят — и другим людям от этого польза. Каждому человеку положено любить что-нибудь одно. А остальное может нравиться или не нравиться — уже не важно. Разные люди любят разное — и это следует уважать». Пат успокоился, придя к такому решению.
— Мне нравится ваш сад, — сказал он девочке, — зачем же я буду его портить. Мне много чего нравится. А люблю я отца и свою собаку.
— Собака, — повторила женщина, — это какая собака, не та, что у нас жила недавно?
— Наверное, та самая, — подтвердил угрюмо Пат, — большущая и с коричневыми пятнами.
