Мила Блинова - Большой Кыш
— Сурок! Пришел твой звездный час! Ты будешь первопроходцем! А это очень трудно — быть первым. И почетно! Мы верим в тебя! Ура Сурку! — И тихо добавил: — Главное — не застрянь. Наел, понимаешь, попу.
Сурок сделал все, что мог. Удачно забурился и вытолкнул на поверхность несколько десятков камней. Ну и конечно, застрял. Вытянули его лебедкой за задние лапы. Зверь устал, но был очень доволен собой. Он возбужденно повизгивал и ежеминутно облизывал Сяпу. За усердие Сяпа поощрил Сурка пряником и отвел под куст шиповника — отдыхать. Потом в шахту спустились Бибо с Дысем. Дело пошло споро. Кыши надевали на лапы деревянные скребки, а на голову сажали энергичных светляков, которые старательно освещали им путь. Десять дней, поочередно меняясь, проходчики продвигались вперед. Однажды Тука, зацепив скребком очередной ком грунта, вдруг почувствовал, что тот легко подался вперед. Через мгновение яркий свет ослепил кыша.
— Ге-ге-ге! — закричал малыш. — У нас получилось! Здравствуй, Большая Тень!
И бескрайний лес ответил кышу шумом листвы тысяч деревьев.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Женихи
Куда пропал философ?
Баня — важное дело.
У Сяпы нет шансов.
Любовь слепа.
Сяпа, как никто другой из кышей, постоянно пропадал.
— Сяпа! — орал Бибо, рыская по Сяпиному дому.
«Куда делся этот маленький философ? — недоумевал он. — Наверняка поет на два голоса с жаворонком или спорит, в чем смысл жизни, с червяком по имени Нукась. Сяпа утверждает, что у червяков нет ничего, кроме головы, значит, они самые умные. Отсюда вывод: старшим в Маленькой Тени надо назначить самого крупного червяка, а крупнее Нукася на холме никого нет. Вот такая вот Сяпина философия. По-моему, бред!»
И Бибо опять стал звать друга.
Сяпа нашелся в ручье. Голова кыша поплавком торчала над водой. Обычно кыши моются долго и тщательно: чистят пятки песком, трутся боками о прибрежные кочки, мхом драят уши. Сяпа никогда не был банным фанатом, но сегодня мылся уже второй час. И при этом высвистывал сложные соловьиные трели.
— Я так и знал, что ты занят ерундой! — рассердился Бибо.
— Это не ерунда. Это — музыка, — возразил Сяпа.
— Сяпа, сегодня утром я назвал тебя умным кышем. Я ошибся. Ты форменный болван. Сейчас Утика будет выбирать себе жениха, а ты тут прохлаждаешься. Ты решительно не в себе!
— Ну какой из меня жених, маленького и толстого? Шансов нет. Без сомнения, милая, нежная Утика выберет женихом именно тебя, Бибо, и никого другого.
— Ладно уж, — растаял тот, — вылезай, подхалим. Надевай панаму и идем. Когда все собираются вместе, нехорошо оставаться одному. А не пойдешь — дуну тебе в ухо!
— Бибо, Бибо, раньше ты никогда не опускался до Бякиных приемчиков, — пожурил друга Сяпа.
— Ты тоже. Поэтому не пренебрегай компанией.
И друзья улыбнулись друг другу.
Все получилось не так, как надо. «Не лучшим образом», — как сказал Хнусю Тука. Вечером, после церемонии смотрин, сидя под Дубом на крылечке Тукиной хижинки, друзья любовались заходящим солнцем, пили сосновый коктейль и делились впечатлениями. Тука через слово обиженно хмыкал и вздыхал, а Хнусь ерзал от возмущения и переполнения чувств.
— Совет что решил? Жениха выбрать из Маленькой Тени. А эта дуреха Утика привела с собой глупого холеного Фуфу из-за холма. Ну конечно, усы у него густые, а вот глаза — пустые.
— Это любовь, — ответил тихо Тука, — любовь не выбирает.
— И с тобой не поздоровалась! И Сяпу назвала «колобком». Это Сяпу-то! Да ее Фуфа против Сяпы — как моховая кочка против холма.
— Любовь слепа, — тихо отозвался Тука.
— Ну и пусть! Пусть Утике будет хуже! С этим Фуфой она еще хлебнет кышьего горя.
— Это точно, — поддакнул Тука.
— Ты подумай, — продолжал гневаться Хнусь, — она ведь с самого начала все сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна была ответить: «Жаворонков!» Потому что сон про жаворонков — счастливый. А эта перепелка вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне — к злости и обиде! Не кышка, а глупая куколка бражника.
Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и пошел к себе в хижинку.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Яйцо
Обида Большого Кыша.
Случайность или преступление?
Гибель яйца.
Бессердечный кыш Фуфа.
Светлячок внутри.
Прошло три недели…
После того как супруги Утика и Фуфа заняли пустую хижинку под раскидистым орехом, росшим на берегу ручья Шалуна, Утика с удовольствием начала ее обустраивать. Фуфу мало интересовало хозяйство. Он только ел и спал. А еще смотрелся в ручей.
Фуфа любил себя и тщательно следил за собственной внешностью. Он расчесывал шкурку щепкой, массировал брыли шишкой, разминал уши лапами, купался в утренней росе… в общем, ублажал себя как мог. Незаметно в Утикиных трудах и Фуфиных заботах пробежали три недели.
И вот однажды в хижинке молодоженов наступил праздник — в ней появилось яйцо!
Как-то раз кыш Бяка по прозвищу Большой направлялся проведать Енота. Он шел и размышлял: «Почему Утика выбрала в мужья отвратительного Фуфу? Кто он такой? Смазливый кыш, и больше ничего». Бякина гордость была ущемлена. «Я большой и сильный. У меня длинные усы и мохнатые брови. И я очень чистоплотный. Мне одному старик Ась связал чудесные домашние тапки. Мой домик „Теплое Местечко" лучше всех. Так почему эта привередливая кышка выбрала не меня? Почему? — Бяка сжал кулачки и хрюкнул с досады. — Из-за нее этот надутый Фуфа стал знаменитостью. Как же! У него есть семья и яйцо. Он продолжатель кышьего рода. А меня даже на смотрины яйца не пригласили. И потом еще спрашивают, почему я не дружу с ними? Почему-почему! Потому что они все злюки. Они сами не любят меня».
Бяка подошел к «Моей Радости» — своему прежнему домику, в котором теперь жил Енот, и свистнул. Дверь распахнулась. Из нее пулей выскочил лохматый зверь и завертелся волчком вокруг Большого Кыша. Вообще-то Бяка был кышем-одиночкой. И у него почти не было друзей. Но с недавних пор он отчего-то сильно привязался к Еноту, к этому глупому, но очень доброму зверю. Кыш научил Енота чистить шкуру, купаясь в песке, ежедневно вылизываться и даже вытирать грязные лапы о половичок при входе. Енот слушался Бяку беспрекословно. А Бяка в прямом смысле садился Еноту на шею: изредка он надевал на резвого зверька сбрую с котомочкой и раскатывал верхом по всему холму. Еноту это доставляло массу удовольствия.
Вот и сейчас, подбежав к своему другу, Енот низко нагнул голову, приглашая Бяку покататься. Кыш ласково почесал зверя и оседлал его. А потом направил своего «коня» в сторону домика Фуфы и Утики, чтобы хоть одним глазком взглянуть на яйцо. Подъезжая к ореховым зарослям, где располагался домик счастливых родителей, кыш-одиночка еще издали услышал испуганный возглас Фуфы:
— Утика, закрывай скорее окна и двери — Бяка едет!
От обиды у Бяки засвербило в носу и глаза наполнились злыми слезами: «Что такого, если я один разочек взгляну на яйцо? Украду я его, что ли?» От такой страшной мысли сердце Большого Кыша похолодело и сжалось в комок. Но все же обида взяла верх. «Да, да, да! Правильно! Украду! Раз вы так, то и я так! Я украду яйцо и сам выращу маленького кышонка. Он станет брать с меня пример, научится быть одиноким и чистоплотным. Я подарю ему Енота. И много зубочисток. И носовые платки. И тапки». Мысль о собственной щедрости так воодушевила Бяку, что он решил действовать немедленно.
— Енот, жми к Шалуну! К домику вреднючих Утики и Фуфы. Я знаю, как отплатить им за их вредность. Они не хотели показывать яйцо? Пусть поплатятся за это! Вперед, Енот! — скомандовал Бяка и лихо присвистнул. Енот припустил что было сил.
Подъехав к ручью, Большой Кыш спрыгнул на землю и начал энергично собирать камни. Потом он стал бросать их в ручей. Бросал и бросал до тех пор, пока каменная плотина не перекрыла течение. Вода прибывала и искала выход, а запруда все росла. Наступил момент, когда плененный Шалун в негодовании сделал рывок вправо и, накатив на кочку, где рос орех, устремился внутрь хижинки. Из домика выскочили испуганные Утика с Фуфой. Поняв, что вода прибывает и они не в силах справиться с ней, супруги бросились за помощью.
Бяка, спрятавшись в зарослях незабудок, наблюдал, как бурлила вода в хижинке. «Пора доставать яйцо», — подумал он и, подобравшись к домику, распахнул дверь. Навстречу ему в колыбельке из прутиков медленно выплыло яйцо. Оно было такое красивое, золотисто-розовое, как солнышко на закате. Бяка хотел взять его, но на мгновение замешкался. В этот самый миг поток подхватил колыбельку с яйцом, вырвал ее у кыша из лап и утащил на середину ручья. «Какой ужас! — испугался Бяка. — Там, ниже по течению, прямо за домом Хлюпы и Слюни, бурлит водоворот и грохочет водопад. Яйцо упадет вниз и разобьется о камни! Что я наделал!» Бяка обхватил лапами голову и заплакал от ужаса.
