Виталий Коржиков - Весёлое мореплавание Солнышкина
Обзор книги Виталий Коржиков - Весёлое мореплавание Солнышкина
Виталий Коржиков.
Весёлое мореплавание Солнышкина
ПАРУСА! ВПЕРЕДИ — ПАРУСА!
В один из июльских солнечных дней проводник седьмого вагона поезда «Москва — Океанск» Тюбиков стал свидетелем удивительного события.
Накануне вечером в Хабаровске в вагон вошли два молодцеватых моряка. Едва они встали на подножку, вагон прогнулся и крякнул от тяжести. Один из моряков внёс на спине большой серый мешок и осторожно опустил на пол возле своей полки.
Скоро поезд скрипнул и тронулся. За окнами заплясали сопки и начались разные таёжные штучки. С ёлки на ёлку прыгали звёзды. Следом за вагоном бежала лиса и присматривалась, не выбросит ли кто по ошибке из окна кусок колбасы. На соснах сидели совы и сигнализировали друг другу громадными глазами: «Точка — тире… Точка — тире».
Вагон качался, как колыбель. Пассажиры уснули на редкость быстро и стали так храпеть, будто соревновались друг с другом. А при каждом вздохе моряков крыша вагона ходила ходуном, поднимаясь и опускаясь, как гармошка.
— Здорово спят! — позавидовал Тюбиков и тоже решил прикорнуть.
Он сел у входной двери, положил седую голову на руки и стал глядеть вдоль коридора. Вот из одного купе выкатился и, словно заскучав от одиночества, укатился обратно полосатый мячик. Вот на верхней полке чья-то левая нога почесала правую… Тюбикову надоело на это смотреть и стало грустно. А уснуть он не мог, от того что страдал бессонницей. Он собирался уже встать и подмести пол, но вдруг ему почудилось, что серый мешок в конце коридора неожиданно повернулся сам по себе, словно бы на ногах!..
«Стоп! Кажется, я начинаю видеть сон!» — радостно подумал Тюбиков.
Мешок подпрыгнул раз, другой и поскакал ему навстречу.
«Ну, так и есть, — усмехнулся проводник. — Наконец-то я хоть немного вздремну!» И стал смотреть сон.
…Мешок скакал ему навстречу. Напротив Тюбикова он остановился и с опаской притих.
— А ты не бойся, — весело сказал проводник, — я сейчас сплю.
Он хотел похлопать мешок сверху, но мешок отскочил.
Тогда Тюбиков поднял руку, как семафор. Мешок, шатаясь, вывалился из коридора. Потом из него вдруг выросла рука, протянулась к стакану и открыла кран у бака с водой.
«Все хотят пить», — по-доброму сказал Тюбиков.
Но мешок промолчал, напился, поставил стакан на бак и поскакал обратно.
«Вот сейчас он станет на место, и я проснусь», — огорчённо подумал Тюбиков.
Мешок свалился у своей полки, и Тюбиков действительно встал. Он скосил один глаз за окно на лысые сопки, зевнул и вдруг круто повернулся к двери: в коридоре из бачка бежала вода! Кто-то пил и оставил кран незакрытым! Рядом никого не было. Проводник вдруг вспомнил свой сон и, с подозрением взглянув на пол, направился по коридору вперёд.
У матросского купе он остановился. Мешок лежал у полки, свернувшись так, будто вместе со всеми спал крепким дорожным сном.
«Странно…» — подумал проводник и хотел рассмотреть мешок поближе, но в это время один из моряков так вздохнул, что Тюбикова отбросило струёй воздуха к стенке вагона.
— Странно! — сказал Тюбиков, потирая затылок и пошёл подметать в коридоре.
Но самое удивительное произошло всё-таки днём. Поезд подходил к пригородам Океанска, и пассажиры бросились к окнам. Слева шелестели зеленью высокие деревья, а справа сверкала голубая вода океанского залива. Повсюду в вагоне опустили стёкла, и в коридор ворвался настоящий запах моря.
Тюбиков подошёл к морякам отдать билеты и по-свойски сказал:
— Что, братцы, прибыли на океан? На родной, на Тихий?
И вдруг он отскочил в сторону. Из-под его ног рванулся вверх мешок, из которого появилась крепкая рыжая голова и с отчаянным криком: «Где океан?» — повернулась к окну. Тюбиков оторопело упал на сиденье, а из мешка выкатился невысокий коренастый крепыш в залатанной тельняшке. Он вскочил на стол и, высунув в окно голову, закричал:
— Паруса! Впереди — паруса!
Поезд проносился мимо весёлых коричневых пляжей. На них, как сухари на противне, подрумянивались купальщики. А вдалеке по синей воде ловко бежали яхты и качали стройными парусами.
САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК НА СВЕТЕ
«Впереди — паруса!» Это кричал самый счастливый человек на земле — Алексей Солнышкин.
Четыре дня назад его бабушка, Анна Николаевна, уборщица сельского клуба, довязала ему новый свитер. Потом положила в мешок хлеба, сала и кедровых орешков, отсчитала на дорогу тридцать потёртых рубликов и, чмокнув внука в рыжий чубчик, отправила из тайги в город — поступать в ремесленное училище. Но ни в какое ремесленное училище Солнышкин не собирался. Глаза у него светились, как зелёная морская вода. Десять лет ему уже снились океан, грохот прибоя и высокие корабельные мачты. И поэтому на станции, сунув рублики в окошечко билетной кассы, он попросил:
— Один до Океанска!
— Денег-то едва до Хабаровска… — протараторила курносая кассирша.
— Куда хватит, — сказал Солнышкин.
И через три дня проводница высаживала Солнышкина из вагона в Хабаровске.
Прихватив свой мешок, он обдумывал, как добираться дальше, когда на перроне появились два матроса. Они браво направлялись к седьмому вагону. Солнышкин с грустью посмотрел на них.
— Эге, кажется, человек в беде! — сказал один из моряков и остановился.
— Далеко? — спросил у Солнышкина второй.
— В Океанск, — ответил Солнышкин.
— Такой груз ещё в мешке за спиной таскать можно, — сказал первый, окинув Солнышкина взглядом.
И через несколько минут Солнышкин, согнувшись в собственном мешке, въезжал на матросской спине в двери вагона.
Всё, что произошло потом, хорошо известно читателям, и мы можем продолжать рассказ дальше.
Теперь всё было позади. Солнышкин видел море и что было сил кричал:
— Впереди — паруса!
Сбоку хлопал глазами Тюбиков, и матросы смеялись.
Поезд проскочил сквозь дымный, как печка, тоннель, промчался под громадной скалой и остановился перед похожим на сказочный терем вокзалом. Слева по перрону бежали, толкаясь, пассажиры, покрикивали носильщики. А справа, среди залива, тянулись к небу десятки мачт, упирались в причал чернобокие корабли. А над заливом кувыркались чайки.
Солнышкин схватил мешок, махнул всем на прощание и выпрыгнул на перрон.
— В школу! В морскую школу! — сказал он и уже через полчаса взбирался по шумной улице Океанска к пышному белому зданию. По направлению к школе шли капитаны. Что-то шепча, торопились глазастые старушки.
«Обгоняют!» — сообразил Солнышкин и во все лопатки припустил вперёд. Высунув кончик языка и задыхаясь, он влетел на широкие гранитные ступени.
«МАЛ, МАЛ! ПОДРАСТИ НЕМНОГО!»
Солнышкин потянул к себе дверь за бронзовую ручку и оказался в вестибюле. У мраморной лестницы стояли два высоких курсанта и строго смотрели вперёд. На них были красивые форменные фуражки, руки в белых перчатках крепко сжаты в кулаки, а подбородки их, казалось, были из самого твёрдого мрамора.
«Здóрово!» — подумал Солнышкин и представил себя в этой форме у этой лестницы. Вот так он сфотографируется, такую фотокарточку он пошлёт бабушке! Руки у него твёрдо сжались в кулаки.
— Как мне пройти к начальнику школы? — спросил Солнышкин, поглядывая на дежурных.
Два металлических голоса торжественно произнесли:
— Коридор — налево, коридор — направо, комната — прямо!
Солнышкин кивнул: «Спасибо!» — и в три прыжка одолел ступени. Коридор — налево! Коридор — направо! Зелёные стены качались, как волны. Солнышкин летел по мягкому ковру, как яхта по морю. А над головой флажком развевался рыжий хохолок. Вот уже сверкнула табличка «Начальник школы», и Солнышкин собирался открыть дверь, как вдруг услышал, что там, в кабинете, что-то затенькало. Будто кто-то пробежал пальцами по клавишам: «Там-та-та-там, там-та-та-там».
Он прислушался. Звуки повторились, и кто-то, покряхтывая, пропел:
Бури нас вновь позовут,
В море герои уйдут…
Солнышкин приоткрыл дверь и, скосив глаза, увидел толстячка, сидящего за пианино. Толстячок оглянулся и лукаво спросил:
— Что, подслушиваем?
— Что вы! — Солнышкин смущённо замотал головой.
Но человек подмигнул ему: «Знаем, знаем!» — и довольно улыбнулся.
Нужно сказать, что начальник училища в свободное время сочинял музыку. И когда он наигрывал в кабинете свои сочинения, ему казалось, что за дверью стоит на цыпочках и прислушивается целая толпа почитателей его таланта. Это прибавляло ему сил и вдохновени я, и он ещё сильнее ударял по клавишам. Хор в училище распевал его песни, курсанты маршировали под его марши.
