Валерий Роньшин - ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ
— А где она живет? — спросил Горохов.
— Тут, неподалеку. Дать вам адрес?
— Ага, — сказали ребята.
Глава IX
БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРА АФОНЬКИНА
Марию Сергеевну мальчишки встретили на улице. Она возвращалась из магазина. В одной руке у нее была сумка, в другой — авоська.
— Здрасьте, Марья Сергевна! — подскочили к ней Генка с Максом.
— Здравствуйте, мальчики. — Учительница подслеповато прищурилась. — Максим и Геннадий?
— Они самые! — бойко ответил Горохов.
— Давайте мы вам поможем, — предложил Самокатов.
— Спасибо, мальчики, я уже почти пришла. Вон мой подъезд.
— Мы вам до квартиры дотащим. — Макс забрал у учительницы сумку.
А Генка взял авоську.
Афонькина жила на первом этаже.
— Раз уж вы мне помогли, то заходите в гости, — пригласила она ребят.
А мальчишкам только того было и надо. Но для виду они стали наперебой отказываться.
— Да нет, Марья Сергевна.
— Мы в другой раз, Марья Сергевна.
— Заходите, заходите, — открыла дверь учительница. — Я вас пельменями угощу. Любите пельмени?
— Любим, — сказали друзья.
Едва Генка с Максом вошли в квартиру, как сразу же увидели знакомую фотографию — Афонькина со своим сыном. Ребята понимающе переглянулись.
Через несколько минут Мария Сергеевна позвала их к столу. В тарелках аппетитно дымились пельмени.
— Берите сметанки, — радушно предлагала учительница. — А вот кетчуп…
— Спасибо, Марья Сергевна…
Самокатов густо полил свою порцию сметаной, а Горохов, столь же густо, кетчупом.
И мальчишки принялись с аппетитом уплетать пельмени.
— Марья Сергевна, а вы что, на пенсии? — интересовался с набитым ртом Макс.
— Да, Максим, я теперь пенсионерка.
— А зачем вы на пенсию ушли? — спросил Генка и тоже с набитым ртом. — Поработали бы еще.
Афонькина помешивала ложечкой сахар в своей чашке с чаем.
— Я и так, Гена, сорок лет школе отдала.
— Сорок лет?! — изумились ребята. — Круто!
— Да, круто, — улыбнулась учительница. — У моих первых учеников уже внуки подрастают.
— А у вас внуки есть? — спросил Горохов.
— Нет, — покачала седой головой Афонькина. — Мой сын еще не женат.
— А чего он не женится?
Мария Сергеевна заметно погрустнела.
— Вовочка хотел жениться. И девушку себе нашел. Они уже и заявление в загс отнесли. А потом… потом Рита погибла.
— Рита?! — чуть не подавился Генка.
— Да, ее Маргаритой звали. Очень хорошая была девушка. — Афонькина вздохнула. — И вот погибла в автокатастрофе. В самом начале зимы. И вместо того, чтобы вести Риту в загс, Вовочка повез ее на кладбище.
— На собачье? — брякнул Макс.
Самокатов пнул друга под столом. А Горохов уже и сам понял, что сморозил глупость. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь.
К счастью, учительница не расслышала.
— Риточка хотела стать врачом, — с грустью продолжала она. — Училась на третьем курсе мединститута.
— А какая у нее была фамилия? — вкрадчиво осведомился Генка.
— Курочкина.
«Ни фига себе!» — подумал Самокатов.
«Вот это фишечка!» — подумал Горохов.
А Афонькина вся ушла в воспоминания:
— Вовочка ее так любил, так любил! Прямо души в ней не чаял… И сейчас любит. Каждый день к ней на могилку ходит. Я ему говорю: «Вовочка, ну что поделаешь. Надо жить дальше. Найди себе другую девушку». А он мне отвечает: «Нет, мамочка, мне никто не нужен. Только Рита». Бедный мальчик… — Мария Сергеевна всхлипнула.
Кап — капнула в ее чашку слезинка.
— …Они уж и квартиру себе купили. И решили: если у них родится девочка — Машенькой назвать. В мою честь. И вот все пошло прахом. Ритули больше нет. А Вовочка так тоскует…
Кап — капнула в чашку еще одна слезинка.
Конечно, нехорошо продолжать столь печальный для учительницы разговор. Но ребята должны были все выяснить до конца.
Поэтому Макс осторожно произнес:
— А вы бы, Марья Сергевна, посоветовали ему собаку завести.
— Чтоб не тосковал, — прибавил Генка.
— Ну что вы, мальчики, — махнула морщинистой ручкой Афонькина. — Вовочку в четыре годика укусила овчарка. С тех пор он не любит собак.
«Собак не любит, а каждый день на собачье кладбище ходит», — отметил про себя Самокатов. А вслух спросил:
— А вы были на Ритиных похоронах?
— Нет, не была. Вовочка мне не позволил. Он сказал: «Я хочу, мамочка, чтобы ты запомнила Риту живой».
— А после на кладбище ходили? — поинтересовался Горохов.
— Нет, не ходила. Вовочка мне сказал: «Я, мамочка, за двоих буду на могилку ходить».
«Знала бы она, на какую могилку ходит ее Вовочка, — подумал Макс. — Точно бы офонарела».
— Ой, что же я на вас, мальчики, тоску-то нагоняю, — спохватилась Афонькина. — Расскажите лучше о себе. Как вы учитесь?..
Мальчишки рассказали Марии Сергеевне о себе, доели пельмени и, попрощавшись, вышли на улицу.
И сразу же принялись горячо обсуждать услышанное.
— Ни фига себе! — восклицал Генка. — Выходит, Курочкина существует на самом деле!
— Существовала, — поправил его Макс. — Она же погибла.
— Я в этом не уверен.
— Так ведь Марья Сергевна сказала.
— Мало ли что она сказала.
— Ты думаешь, Вовочка ей лапшу на уши навешал?
— Вполне возможно… Да-а. Я смотрю, тут сплошные загадки.
— А до разгадки нам, как до луны, — добавил Горохов. — Хотя… — Он в раздумье потер лоб.
— Что «хотя»?
— Постой, постой, Самокат, — Макс продолжал усиленно тереть лоб. — Марья Сергевна говорила, что они заявление в загс подавали. Так?
— Ну, так.
— А в это заявление вносятся все данные о женихе и невесте.
— Откуда ты знаешь?
— У меня же мамаша в загсе работает.
— Ты хочешь сказать — в заявлении есть адрес Курочкиной?
— Вот именно!
— А если заявление уже выкинули?
— А если не выкинули?
— Они же его еще в начале зимы подавали.
— Ну и что? Мать говорила, что в загсах ничего просто так не выкидывается.
— Надо бы, конечно, проверить, — сказал Генка. — Вот только в какой загс они подавали заявление?
— Заявления подаются в районные загсы по месту прописки, — со знанием дела объяснил Горохов. — Значит, скорее всего, Афонькин и Курочкина подали заявление в загс нашего района.
— Почему нашего?
— Да потому что Афонькин купил квартиру Красавцевой. И наверняка в ней прописался.
— Точно, Горох! А где здесь загс?
— На Фонтанке. Как раз там моя мать и работает.
— Класс! Ну что, гребем на Фонтанку?!
— Гребем!
У входа в загс стояло множество машин с разноцветными ленточками и куклами на капотах. В дверь то и дело входили женихи с невестами, а выходили уже мужья с женами.
— Ты меня, Самокат, тут подожди, — сказал Горохов. — Я сейчас все узнаю.
И Макс скрылся за дверью загса.
Генка отошел к парапету и, облокотясь, начал глядеть на мутную воду Фонтанки. В голове у него закрутилась дурацкая песенка: «Чижик-пыжик, где ты был?» — «На Фонтанке водку пил…»
Вскоре появился Горохов. С улыбкой до ушей. В руке он держал «Заявление о вступлении в брак» Афонькина и Курочкиной. Оно представляло собой стандартный бланк-вопросник.
Из письменных ответов Курочкиной мальчишки узнали, что Рита родилась в Питере, в браке ранее не состояла и — самое главное! — жила по адресу: Поганый тупик, 9.
— Это чистейшая залепуха! — убежденно воскликнул Самокатов. — Такого названия быть не может!
— А вот и может, — возразил Горохов. — Я по карте смотрел.
— По какой карте?
— У матери на работе телефонный справочник есть, и там, в самом конце — карта города. Поганый тупик находится недалеко от Витебского вокзала.
— Ни фига себе, — сказал Генка.
— Странно только, что Курочкина номер квартиры не указала.
— Наверное, это частный дом.
— Откуда у Витебского вокзала частные дома? Там же почти центр.
— М-да. И правда, странно.
Макс сплюнул в Фонтанку.
— Ну что, Самокат, рулим в Поганый тупик?
— Рулим, Горох.
Глава X
МРАМОРНАЯ КУРОЧКИНА
И «прирулили» ребята… на кладбище. Но на сей раз не на собачье. Впрочем, оно мало чем отличалось от собачьего. Те же надгробия, те же цветочки с веночками на могильных плитах… Только вместо карлика дорожки подметал великан под два метра ростом.
— Клевое она себе местожительство в заявлении указала, — хмыкнул Генка, озирая кладбищеский пейзаж.
— Да уж, — фыркнул Макс, — прикольная девчонка эта Курочкина.
— Интересно, почему она написала адрес кладбища?
— Да нипочему. Взяла с потолка первый попавшийся адрес.
— Не-е-т, — задумчиво тянул Самокатов. — Тут что-то другое. Давай-ка здесь все осмотрим.
