Валерий Гусев - Картина с кляксой
– Вот, отец, полюбуйся. – Она кивнула на одну кучку грибов, а потом на Алешку. – Неужели он так сильно нас не любит?
Папа посмотрел, хмыкнул:
– Бледная поганка. Укус смертелен. Что скажешь? – Это он Алешку спросил. С отцовской строгостью.
– Что? – задумчиво спросил Алешка. – Их, что ли, совсем нельзя есть?
– Ну почему же? – улыбнулся папа. – Можно. Но только один раз.
– Это он от волнения, – заступился я. – К тебе сегодня подозреваемый придет. Ты его допроси как следует.
Лучше бы я промолчал.
– Так! – Папа встал и скомандовал: – Оба сейчас же – на ваш чердак! И чтобы я вас до вечера не видел и не слышал! Все понятно?
– Внятно изложил, – проворчал Алешка. – Прямо – таблица умножения. Семью семь – сорок семь. Тебе помогают, а ты…
– Мать, где мой широкий ремень? Он, похоже, соскучился без дела.
– Между прочим, – сказала мама, – во всем поселке все говорят, какие у нас славные дети.
– Это они так говорят, потому что эти славные дети не вертятся у них под ногами и не подкладывают в тарелку родителям ядовитые грибы. Марш на чердак!
Из-за этого чердака мы прослушали весь папин разговор с художником Истоминым. Ухватили только самый конец.
– Я только что был в музее, Сергей Александрович… – Это Истомин говорил. – Копии вместо подлинников – бесспорно мои. Но как они там оказались?..
– Припомните, может, кто-нибудь просил вас сделать копии? Или подсказал?
– Тут нечего припоминать. Это мои курсовые работы. Сделать копии рекомендовал мне мой педагог, профессор Вознесенский.
– Вот так, да? – Папа помолчал. – Но вот когда вы работали над ними, кто-нибудь этим интересовался?
Тут послышался смешок Истомина:
– Сергей Александрович, люди любопытны и не всегда деликатны. Почти каждый, кто посещал музей, заглядывал через мое плечо: а что он там такое малюет?
– Да, вы правы. Что ж, продолжайте работать, у вас хорошо получается.
– Спасибо.
– А майора Злобина я предупрежу, чтобы на вас особо не наседал. Скажу, что допросил вас сам.
– Это был допрос? – удивился Истомин.
– Да. А на моих ребят не обижайтесь. И пусть они сходят к профессору, вреда большого не будет.
– Только знаете, Сергей Александрович, – сказал Истомин, – он немного странный.
– Все мы немного странные, – усмехнулся папа.
Алешка ткнул меня локтем:
– Все равно пойдем, Дим, проверить надо. Родители тоже могут ошибаться. Даже полковники.
Истомин ушел, а мама сказала:
– Зиночка нас поужинать фруктами пригласила.
– Не слишком ли для одного дня? Ядовитые грибы, Зиночкины фрукты…
– Ты к ней несправедлив, – обиделась мама.
И оказалась права в недалеком будущем. Тетя Зина… Впрочем, не буду забегать вперед.
Профессор Вознесенский жил в довольно миленьком доме – в два этажа и с садиком, полным всяких цветов и фруктов. И хотя Истомин предупредил, что его учитель имеет некоторые странности, мы немного растерялись, когда дверь нам открыл маленький старичок в пижаме, под которой рябила полосатая тельняшка, а на голове у него красовалась морская бескозырка, на черной ленточке которой золотились буквы «Профессор».
– Здрасьте, – сказал Алешка и сразу же спросил: – Это название корабля, на котором вы плавали?
– К сожалению, юноша, я не плавал на кораблях. Не сбылась моя мечта. И я стал художником.
– А чем плохо? – удивился Алешка. – Я тоже один раз хотел стать художником.
– Да почему же только раз? – улыбнулся профессор.
– А во второй раз, – объяснил я, – он захотел стать сыщиком.
– Как наш папа!
– Что ж, почетная профессия. Очень нужная. Да, собственно, что ж мы стоим на пороге? Проходите, юноши. Вы, верно, по делу?
Мы прошли. По делу. И удивились, что в комнате совсем не было картин. Никаких. Даже истоминских. Комната была как бы морская. На одной стене висел настоящий корабельный штурвал, на другой – фотографии наших знаменитых парусников – «Товарищ», «Крузенштерн», «Седов». Они под всеми парусами бороздили океанские просторы. Еще были полки с книгами и хорошенькая модель бригантины на подоконнике.
– Уютно у вас, – вежливо сделал комплимент Алешка. – Морским ветром попахивает.
Попахивало, похоже, борщом. Из кухни.
– Прошу вас. – профессор указал на кресла. – Чаю не угодно ли? Виталик заваривает отменный чай. Из трех сортов. Виталик! – позвал он.
Вошел Виталик. Довольно громоздкий. Почти под потолок. И в ширину достойный. На нас он взглянул хмуро. А мне вдруг показалось что-то знакомое в его фигуре.
– Виталик, сделай нам чайку. С чем-нибудь.
– С сахаром будет, – буркнул Виталик. И, выходя, еще буркнул: – Им хватит.
– Это ваш сын? – продолжал подлизываться Алешка. – Очень на вас похож.
Профессор смешливо хрюкнул:
– Надеюсь, все-таки похож не очень. Это мой охранник.
Я бы от такого охранника даже днем шарахался.
– Видите ли, юноши, я много лет преподавал в художественном училище. И мои студенты сдавали мне свои курсовые работы. Я их бережно храню. Их у меня скопилось великое множество. И дело, видите ли, в том, что некоторые мои ученики добились значительных успехов. Они выставляются даже в Париже. Их картины коллекционируют не только музеи, но и частные лица. Так что их ранние работы представляют собой значительный коммерческий интерес. – Он приостановился и спросил: – Я не слишком сложно изъясняюсь?
– Вполне доступно, – опять с изысканной вежливостью отозвался Алешка. Это вам не дубинкой по башке. – Внятно излагаете. И очень интересно. Продолжайте, пожалуйста.
– Благодарю вас. И вот некоторые умные люди посоветовали мне позаботиться о сохранности этих работ. И рекомендовали Виталика. Он теперь постоянно живет со мной, и, признаться, я очень им доволен. Немногословен, мастер на все руки. Прекрасно готовит съедобную пищу. Ну, вы сейчас сами убедитесь. А вот и чай!
Вошел мрачный и немногословный Виталик с подносом, поставил на столик чашки и сахарницу, сердито посмотрел на нас и вышел.
– Пусть вас не смущают его манеры. Он никому не доверяет в силу своей профессии. Он даже поставил условием, чтобы возможно меньшее число людей знало о его присутствии в моем доме. Что же вы? Отведайте чаю! Скажу вам по секрету: Виталик отчаянно глуп. Но это меня устраивает.
– Правда? – удивился Алешка.
И мы, конечно, тогда еще не знали, что эти сведения помогут Алешке выбраться из очень сложной ситуации. Иногда от глупого человека может быть большая польза маленькому человеку.
– Пейте, пейте чай. Он изумителен.
Изумительный чай отличался особым вкусом – сухой травы, соломы и еще какой-то гадости.
Но мы его пили и причмокивали от удовольствия. Ну и что? Папа нам рассказывал, как он однажды тоже пил в компании бандитов какую-то гадость. И причмокивал. Чтобы его не разгадали.
– Так что вас привело ко мне?
– Вы знаете, тут в музее была выставка художника Славского…
– Ни слова больше! – Профессор с таким треском поставил чашку на блюдце, что оно едва выдержало. – Какой художник! Это бездарь. Я не знал, как от него избавиться. Это чудовище не могло даже спичечный коробок изобразить в изометрической проекции. Но – амбиции! Он на втором курсе стал увлекаться абстрактной живописью. Вы же понимаете, что это шарлатанство. Нельзя изобразить человеческие чувства с помощью геометрических фигур. Я достаточно ясно объяснил?
– Еще бы! – сказал Алешка. – Вы все-таки профессор. Да еще и морской.
– Славский… Славский… Никакой он не Славский. В моей группе у него была какая-то неприятная фамилия… Грабов? Нет, не так. Грибовский? Нет, совсем не то… А! Вспомнил: Гробов!
Тут Алешка заерзал на попе.
– А сейчас он Славский! В шляпе ходит.
– И друзья у него! – подначил Алешка. – Какой-то рыжий с конфеткой во рту. Еще этот… Дим, как его? А! Студент Истомин.
– Ну, ну, ну! – Профессор сорвал с головы бескозырку и начал ею махать, как от комаров. – Ну, ну! Истомин – талантливый юноша. У него глаз охотника, рука мушкетера. Я дал ему на лето задание – сделать копии классических авторов. Чтобы он проникся. Не через кисть, а через сердце. Я понятно объясняю?
– Он проникся? – спросил Алешка с интересом. – Через сердце?
Он ведь у нас и сам художник. Алешка один раз (Восьмого марта) нарисовал такой классный натюрморт: пылесос, газовая плита, стиральная машина, две хозяйственные сумки и жиденький букет желтеньких мимоз.
Папа посмотрел и сразу сказал:
– Вылитая мама! – И пошел в магазин за продуктами и жиденькой мимозой. Продуктов и желтенькой мимозы он не принес, а принес большой букет красивеньких маленьких розочек. Мама сложила на груди руки и сказала:
– Сережа! Как я рада, что вышла за тебя замуж.
Это мама сказала с грустью. И мы с Алешкой знаем почему. Мы однажды подслушали. Лучше бы этого не было.
У папы погиб один молодой сотрудник. Вечером папа и мама сидели на кухне. Папа пил водку (это у него очень редко бывает), а мама положила ладонь на его руку.
