Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья
И верно: откуда-то из дальнего угла пещеры до них ясно, донеслись вздохи, болезненные стоны.
- Ашот, Ашот! - закричали ребята. Но ответа не последовало.
Прошло несколько томительных мгновений, и вдруг оттуда же, откуда только что доносились стоны, послышался детский плач.
Ребята в ужасе замерли.
Снова крикнул и заплакал ребенок, снова кто-то застонал, потом громко и тяжело вздохнул несколько раз. Точно там, в углу пещеры, лежала больная женщина, а рядом с ней кричал и плакал голодный ребенок.
Это было так страшно, что ребята убежали. Тяжело дыша, они остановились на небольшой площадке - там, где ход немного расширялся - и посмотрели друг на друга. Глаза у всех были полны страха. Казалось, их преследовали какие-то невидимые духи.
Асо достал свой нож и, направляя в разные стороны его открытое лезвие, что-то бормотал по-курдски; вероятно, какие-нибудь подслушанные у бабушки заклинания. Уверенность в том, что человеку с острой сталью в руках черти не могут причинить вред, настолько приободрила мальчика, что он сказал:
- Пойдем, ничего не бойтесь!
Со страхом двинулись они обратно в пещеру, размахивая своими факелами. В особом освещении дорога не нуждалась, но обилие огня, казалось, оберегало их от возможной опасности. А впереди, выставив нож, шел Асо. Лучины освещали сталь, она блестела, и это придавало смелости маленькому курду.
Едва они вошли, снова послышалось рыдание.
- Кто вы? - крикнул Гагик. Сейчас, в отсутствие Ашота, он считал себя “ведущим”. - Кто вы? Отзовитесь!
Снова глухой стон.
Подбадривая друг друга, ребята обошли всю пещеру, осветили все ее углы - нигде никого не было. Только с одной из высоких колонн слетели и скрылись в белевшем отверстии потолка две совы.
Ребята с изумлением смотрели друг на друга.
- Не показалось ли это нам? - пожала плечами Шушик.
- В-в-все л-ли в-вы слышали одно и то же? - спросил Гагик.
- Все одно и то же!
- Стоны больной и плач ребенка?
- Да, да…
- Значит, не могло показаться.
Не час и не два проплутав по темным ходам, гротам и пещерам этого мрачного подземного лабиринта, ребята из какой-то щели выбрались наконец на белый свет. Очутившись на вершине горы, они с изумлением огляделись.
- Э, да ведь это наша Овчарня! - воскликнул Асо. - Вон, смотрите, и дикая овечка нашей Чернухи!
Действительно, из-за зубчатого выступа скалы высовывалась головка овечки, настороженно следившей за движениями людей.
А ребята сели на камни и мрачно задумались. Что было делать? Куда идти? Ясно одно: они избрали не тот путь, по которому ушел Ашот, иначе нашли бы его.
- А может, он уже вышел оттуда… через эту же щель. Может, он уже дома и ждет нас? - обрадовался собственному предположению Саркис.
- Пойдем. Но по дороге все-таки покричим, может, он отзовется, - воодушевилась Шушик.
Они вышли на гребень скалы и начали спускаться по тропинке, ведшей в Барсово ущелье.
- Ашот! Эй, Ашот! - подхваченные эхом, разносились по ущелью молодые голоса.
Они вернулись в Пещеру отшельника, бросились к костру - не спит ли Ашот?
Но пещера была пуста. Исчезла последняя надежда.
Все были измучены до крайности, но ужасная мысль, что Ашот пропал, не давала покоя. Они не стали отдыхать. Надо было продолжать поиски.
Спускались сумерки, сырые и мрачные. Ребята дрожали от усталости и холода.
- У нас и факелов больше нет. Как мы пойдем без факелов? - печально развел руками Гагик.
Исхода не было. Поневоле пришлось отложить поход на утро.
Они решили принести в пещеру сучья срубленного утром смолистого дерева, за ночь просушить их у костра и, запасшись лучинами, снова двинуться в Пещеру барса.
- Надо искать следы Ашота. Без этого мы снова заблудимся, снова будем ходить без толку, - сказал Саркис.
- Да, но разве на сухих камнях увидишь следы? В этих ходах и земли-то нет и пыли нет, на которой мог бы остаться след.
Устремив глаза на колеблющееся пламя костра, они умолкли и глубоко задумались. Ах, если бы появился сейчас на пороге пещеры их дорогой товарищ! Больше, кажется, не осталось бы у них и забот на свете!
Эта ночь показалась им длинной, как целый год.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
О том, как огоньки, мелькавшие во мраке, испугала суеверного Паруйра
Вы помните, наверное, что из Виноградного сада и с порога Пещеры отшельника был виден клочок Араратской долины, по которому пролегает шоссе Нахичевань-Ереван.
Сквозь узкий просвет между высокими скалами можно разглядеть лишь маленький участок этого шоссе - такой маленький, что проезжающая по нему машина остается в поле зрения не более одного мгновения.
Вот почему юные пленники Барсова ущелья и не могли сообщить никому о том, где они находятся.
Правда, они разжигали жаркие костры на гребнях гор у Овчарни и на “баррикадах” перед Пещерой отшельника, надеясь, что их заметят с шоссе. И действительно, люди, проезжавшие там ночью, видели огни, горевшие на далеких вершинах. Но кому могло прийти в голову, что это сигналы пропавших ребят? “Охотники разложили костер, доброго им здоровья”, - думали люди и спешили дальше.
- Что поделаешь, нет в нашей среде Горлан-Ована! [46] - сокрушался Гагик. - Стянул бы он себе брюхо медвежьей шкурой да так зарычал, что голос его загрохотал бы и донесся до берегов Араза… Эй, эй, здесь мы! - кричал Гагик, замечая машину, мчавшуюся по шоссе. Но только горы и отзывались многоголосым эхом на его тоненький голосок.
В ту ночь, когда, размахивая горящими смолистыми факелами, ребята спускались в балку посмотреть, не приходил ли какой-нибудь зверь полакомиться потрохами медведя, заведующий колхозным складом Паруйр возвращался из очередной поездки в Ереван.
Он сидел в кабине шофера, закутавшись в шубу, и молча курил. Мрачные мысли одолевали Паруйра. Чувствовал он, что тучи скопляются над его головой и что даже всемогущие деньги не в силах их разогнать.
И это было удивительно. Ведь до сих пор только в деньги и верил Паруйр. В минуты, когда винные пары кружили голову, он, не стесняясь, говорил: “Деньги все темные места освещают”, “Деньги - что обнаженный меч”, “Деньги человека и в рай и в ад ведут”, “На небе - бог, на земле - деньги”.
Паруйр забывал при этом одно “незначительное” обстоятельство: народ сложил эти пословицы совсем в других условиях и при других порядках. А теперь и люди другие стали, и роль денег иная.
И только в последнее время Паруйр начинал понимать, что не от всего можно откупиться деньгами.
Что делать? К кому обратиться? Не поколебалось бы положение председателя Арута, можно бы на него опереться, но дни Арута сочтены, только общего собрания и ждут… Пропал тогда Паруйр.
Вот какие горькие мысли одолевали заведующего складом, когда машина проезжала против Барсова ущелья. И вдруг он заметил двигающиеся во мгле огни.
“Что за чудеса?” - со страхом подумал он и, вероятно, перекрестился бы, не сиди с ним рядом шофер.
- Сероб, что это за огни там, в горах, бегают? А? - спросил он испуганно.
Шофер засмеялся:
- Какие еще огни? Показалось тебе.
Но машину остановил. Они вышли и долго вглядывались в темноту, однако больше ничего не увидели.
- Говорю - померещилось тебе. Прочти молитву, отгоняющую злых духов, и глазам твоим больше ничего казаться не будет, - пошутил шофер и полез в кабину.
“С ума схожу, должно быть. Слишком много думаю”, - сказал себе Паруйр.
Машина тронулась.
До самого села Паруйр не проронил ни слова, но огоньки, мелькавшие на склонах гор, не давали ему покоя, темные мысли смущали его.
В селе Паруйр никому не рассказал о виденном - побоялся насмешек. И только спустя неделю поведал о своих страхах жене.
Та поделилась с соседкой, соседка шепнула приятельнице. Так сельский “беспроволочный телефон” в течение дня разнес слух об огоньках на склонах Барсова ущелья по всему колхозу.
Услышал о них и Арам.
- Эх, кто знает, что ему от страху померещилось! - безнадежно махнул рукой охотник. - Трусоват он.
Огни, промелькнувшие ночью в горах, могли бы указать людям истинный путь. Однако в селе не нашлось никого, кто поверил бы Паруйру. Вещи, найденные в русле потока, казалось, неопровержимо говорили о том, что ребят унесла вода. Только родители ребят не верили, не хотели верить в то, что надежды уже не осталось. И все с тем же душевным трепетом поджидали они у своих осиротевших жилищ старика Мурада.
Тяжело было Мураду каждый день встречаться с матерями ребят, говорить им слова надежды, в которые он и сам уже не верил. “До каких же пор я буду их обманывать? До каких пор буду притворяться? - думал он. - Нет уж, пускай кто-то другой приносит почту, пускай у другого спрашивают”.
И Мурад попросил сельсовет освободить его от должности письмоносца.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
О том, как многие простые явления природы могут показаться чудом, если не умеешь их объяснить
По сравнению с новой бедой все пережитое прежде казалось ребятам пустяком. Они потеряли товарища. Что перед этим голод, холод, угроза гибели? Без Ашота они словно осиротели.
