Марина Елькина - Тайна трех похищений
Мальчишка тоже был неприятный. Лицом он очень походил на мать — те же мышиные глазки, остренький носик, только волосы черного цвета. Характером, наверное, новый сосед тоже был копией матери, потому что на второй день он с балкона плюнул бабе Шуре на голову, а на третий кинул камнем в Пушка.
Маша свою болонку в обиду никогда не давала. Она больно схватила мальчишку за руку и, как следует тряхнув его, посоветовала сквозь зубы, чтобы он и на километр не приближался к собаке. Мальчишка сразу захныкал, завопил на весь двор, призывая на помощь маму, но Маша лишь покрепче стиснула его руку и посильней толкнула. Он упал в лужу, вскочил и, мокрый, побежал домой, на бегу размазывая по лицу слезы.
Любой другой мальчишка после такого случая побоялся бы связываться с Машей, но этот только затаил злобу и всякий раз, увидев Пушка, хватал палку или камень — правда, больше не приближался.
В общем, с новыми соседями отношения сразу же были испорчены. Ни о какой дружбе в будущем не могло идти и речи. Рыжая и ее сынишка сильно просчитались, обзаведясь врагами.
Может быть, Рыжая и не хотела враждовать с ребятами, просто не принимала их всерьез, но с бабой Шурой ссориться наверняка не стоило. Баба Шура — это язык всего двора, а плевать на язык с балкона — дело нешуточное. Очень скоро баба Шура настроила весь дом против новых соседей. С Рыжей даже редко кто здоровался.
Впрочем, новые соседи ни на кого не обращали внимания. Рыжую мало задевало молчание всего двора: она и сама не хотела ни с кем здороваться.
Но хуже всего было то, что Машина квартира размещалась как раз над квартирой Рыжей, и скандалов по этому поводу долго ждать не пришлось. Теперь каждая репетиция превращалась в ожидание Рыжей. У нее то спал ребенок, то отдыхал муж, то она сама болела и не могла слышать топот сверху.
Вообще-то ребята не скакали и не бегали, но, сами понимаете, когда десять человек пройдут все вместе, топот будет неплохой. Первые разы Маша пыталась объяснить Рыжей про театр и репетиции, но соседка и слышать ничего не хотела.
— Какой театр? — возмущалась она. — Где это видано, чтобы театр находился в квартире? У театра всегда есть отдельное помещение. Если у вас театр, репетируйте где-нибудь в другом месте, а не у меня над головой. Я этого не потерплю! Я буду жаловаться! Никому не позволено заводить дома театр!
Конечно, от ее криков репетиции не прекращались, но обстановка была нервная. В конце концов дошло до того, что стоило ребятам подвинуть стул, как Рыжая трезвонила в дверь и объявляла, что у нее в квартире обваливается потолок.
* * *
Недели за две до Нового года неприязненные отношения с Рыжей перешли в войну.
В тот день ребята, как всегда, репетировали. Только на этот раз Волк должен был подпрыгнуть и пригрозить залу пистолетами.
Вадик так вошел в роль, что, забыв о Рыжей, очень основательно два или три раза прыгнул. Так, что даже посуда в серванте мелодично задрожала.
— Ну, чего скачешь, как бегемот! — заорали ребята хором. — Сейчас Рыжая придет!
Вадик испуганно прикрыл рот ладонями:
— Я не хотел…
А Рыжая не заставила себя ждать. Ребята уже слышали на лестнице ее решительные грузные шаги. Вот до чего дошло! Они Рыжую уже по шагам узнавали.
Рыжая вдавила кнопку звонка и не отпускала ее. Ребята переглянулись:
— Что будем делать? Кто пойдет открывать?
— Конечно, я, — вздохнула Маша.
— А может, я… — робко предложил Вадик, чувствуя вину за совершенные прыжки.
Хотя, если говорить честно, ему меньше всего на свете хотелось сейчас смотреть в разъяренные мышиные глазки Рыжей.
— А может, вообще не открывать? — спросила Люда.
— Очень умно! — ехидно откликнулся Тошка. — Кто же, по-твоему, минуту назад скакал у нее по потолку? Может, баба Шура со своей палкой?
— При чем тут баба Шура? — огрызнулась Люда и замолчала.
Трель не прекращалась. Даже, казалось, становилась все громче и громче. Это, наверное, Рыжая наливалась злобой и все глубже и глубже вдавливала кнопку звонка. Пушок так же сердито и агрессивно лаял и кидался на дверь.
— Открывать пойду я, — наконец сказала Маша, но даже ее дипломатии и умения говорить со взрослыми было недостаточно, чтобы одолеть такую непрошибаемую, тупую глыбу, как Рыжая.
Маша вздохнула, где-то под ложечкой ощущая надвигающуюся опасность, глубоко втянула в себя воздух, отогнала от дверей Пушка и пошла открывать.
— Что здесь происходит?! — Рыжая пыталась перекричать нескончаемую трель.
— Я ничего не слышу, — сказала Маша, но ее голос потонул в визге звонка. — Отпустите кнопку.
Рыжая не столько услышала, сколько увидела совет Маши и наконец отпустила побелевший палец от кнопки звонка.
— Что вы хотели? — вежливо и невозмутимо поинтересовалась Маша в наступившей тишине.
Соседка даже лицом побагровела от ее вежливости и невозмутимости.
— Что здесь происходит? — не снижая тона, проорала Рыжая. Наверное, она оглохла от продолжительного громкого звука.
— У нас репетиция, — мило улыбнулась Маша.
— Репетиция?!! — взревела Рыжая. — Я тысячу раз говорила тебе, чтобы больше никаких репетиций не было!
— А я тысячу раз говорила вам, что репетиции будут, — твердо, лишь чуть побледнев, ответила Маша. — У нас театр!
— Я разгоню к черту ваш театр! Я буду жаловаться в домоуправление, в милицию, в «Скорую помощь», в санэпидемстанцию!
— Не забудьте обратиться в пожарную, — кивнула Маша.
— Не хами!
Машин взгляд застыл на изумрудных сережках Рыжей. Эти зеленоватые камни, как хищные кошачьи слезы, подпрыгивали в мощной золотой оправе, дергая туда-сюда острые прозрачные уши Рыжей. Маша изо всех сил старалась, чтобы не заорать в ответ, чтобы сдержаться, чтобы у Рыжей не было никаких оснований записывать ее друзей в хамы.
— Из-за ваших прыжков в моем доме в пятый раз валится люстра! — кричала Рыжая.
— Люстра? — искренне удивилась Маша.
Она слышала об этом неоднократном событии впервые. Неужели Вадик прыгнул так сильно, что с потолка могла свалится массивная люстра?
— Да, люстра! — продолжала наступать Рыжая, заставляя Машу вжиматься в дверь под своим напором. — Хрустальная люстра с семью свечами! Она стоит… — Рыжая, видимо, не сразу смогла подсчитать урон, нанесенный ей маленькими дикарями, поэтому ограничилась внушительной фразой: — Очень больших денег! И я через суд буду требовать возмещения ущерба!
Маше с трудом удалось нажать дверью на носок ее домашней туфли, заставив Рыжую отпрыгнуть с еще более истошным визгом. Ход к отступлению был открыт. Маша щелкнула замком, для верности привалилась к двери спиной и только тогда облегченно выдохнула:
— Уф!
Рыжая, побуянив на лестничной площадке еще пару минут, с видом победителя спустилась на свой этаж.
— Ну, что? — одним вопросом встретили Машу все ребята, тихонько сидевшие в дальней комнате. Нет, большая часть перепалки им, конечно, была прекрасно слышна, но все-таки…
Маша неторопливо села на краешек кресла, провела рукой по подлокотнику и веско бросила одно слово:
— Вляпались!
— Как это?
— Почему?
— Что случилось? — наперебой загалдели ребята.
Они прекрасно знали, что вывести из терпения Машу не так-то просто и если она сейчас говорит: «Вляпались», то дело принимает не просто серьезный, а угрожающий оборот.
— Мы разбили хрустальную люстру, — пояснила она.
— Люстру?
— Хрустальную?
— Что, совсем разбили?
— На осколочки!
— Может, можно как-нибудь склеить?
— Где ты видел клееные люстры?
— И что теперь?
— Ничего. Вечером Рыжая пойдет жаловаться нашим родителям и требовать деньги на новую люстру.
— На хрустальную? — спросил Славка.
— А ты думаешь, ей пластмассовой хватит? — съязвил Тошка.
— Пусть сначала докажет! — заявил Вадик.
— А тут и доказывать нечего, — пожала плечами Маша. — Если наши родители не захотят покупать ей такую же люстру или возмещать ее стоимость, она подаст на нас в суд.
— Мы несовершеннолетние, — напомнила Наташка.
— Ну, на наших родителей. Они-то должны отвечать за наши действия.
— Вот еще! — хмыкнул Тошка. — Мне недавно папа сказал: я отказываюсь за тебя отвечать.
— Не смешно, Тон! — оборвала его Маша. — Лучше давай подумаем, что делать.
— А что делать? Ждать, когда она пойдет жаловаться к нашим родителям.
Вадик поежился:
— Головомойка будет.
— А что ты предлагаешь?
— Давайте сами родителям про люстру скажем. Я всегда так делаю, когда двойку получаю. Покажу дневник, сразу сознаюсь, и ругани меньше.
— То дневник, а то люстра… — глубокомысленно протянул Тошка.
— Вадик прав, — вдруг решила Маша. — В конце концов, никакого преступления мы не совершили. Все наши родители знают о репетициях. Мы, конечно, виноваты, но есть же у нас смягчающие обстоятельства. Мы же не из озорства. Предложение такое: сейчас я, Вадик и Люда идем к Рыжей…
