Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица
Миша высказал свои подозрения насчет человека в зеленом костюме.
— Ну конечно, — загорелся Генка, — это графский сын! Ясно как шоколад. Приехал за алмазом. И действует заодно с графиней.
Славка, внимательно слушавший своих приятелей, сказал:
— Если бы графиня знала, где спрятан алмаз, то давным-давно вырыла бы его. Алмаз помещается в желудке, значит, поместится и в кармане. Нет! И графиня не знает, и графский сын, если он действительно графский сын, тоже ничего не знает. Они ищут, как лодочник и все другие. Но никто не может найти, И мы вряд ли найдем. Чертеж был нашим единственным шансом. И этот шанс отпал.
“Да, это верно, — думал Миша, — никто не знает, где зарыт алмаз. Никто не сумел отгадать загадку, заданную старым графом. Но загадка-то отгадывается! Все руководствовались чертежом, линиями, а линии ничего не значат, они не более как ложный след. И дело, может быть, не в них, а в орле. Ведь указать тайник должна именно птица. А никто на нее не обращал внимания. Вот и не находили. А ведь в таких планах не должно быть ничего лишнего, ничего случайного. Все должно иметь свой смысл”.
— Чего ты разглядываешь чертеж? — спросил Генка. — Ведь теперь ясно, что он липа.
— Липа, — согласился Миша, — но все же странно: почему орел по-разному закрашен? Очень странно.
Мальчики опять воззрились на орла. Но он им ничего не говорил. Орел как орел.
Миша вспомнил слова Бориса Сергеевича об этой птице, сомнение Коровина по тому же поводу.
— Между прочим, не все уверены, что это орел. Например, Коровин сомневается, а он родился и вырос на Волге, где водятся орлы. И Борис Сергеевич утверждает, что это не орел, а гриф. Вернее, он сказал, что у птицы голова грифа.
Генка нехотя согласился:
— Голова, может быть. А во всем остальном — орел. Не беспокойся, уж кто-кто, а я — то знаю.
Генке действительно можно было верить. Если не считать физкультуры, то биология была единственным предметом, по которому он хорошо занимался. Он был даже старостой биокружка и работал в школьном живом уголке.
— Самый обыкновенный орел, — продолжал Генка, — правда, немного больше степного. Значит, беркут. Беркут-халзан.
— Ладно, — сказал Миша, — что бы там ни было, другого выхода у нас нет. Маршрут оказался неправильным. Значит, надо разгадать штриховку. Чертеж есть у каждого. Будем думать.
Генка жалобно проговорил:
— У меня штриховка неправильная. Как же я буду думать?
Глава 62
ХАЛЗАН
Мальчики начали думать. Впрочем, думал весь отряд. Не про штриховку, а про бронзовую птицу: кого именно она изображает? Этот вопрос поставил Миша. Ведь в отряде есть очень знающие ребята, могут надумать что-либо существенное. Да и трудно все держать в секрете. Пусть уж займутся птицей.
Вскоре весь отряд разделился на две партии.
Одна, возглавляемая Генкой, утверждала, что это орел. Правда, у него не совсем обычная голова, но это не более как вольность художника.
Другая партия, предводительствуемая Бяшкой, считала, что птица из семейства грифов. Правда, у нее несколько коротковатое и коренастое для грифа тело, но это результат неосведомленности того же художника.
— Посмотрите на форму головы, — говорил Бяшка: — разве у орла бывает такая длинная шея и такая большая, плоская, плешивая голова? Это может быть и кондор, и стервятник, просто черный гриф или сип белоголовый. Конечно, будь птица в натуре, хотя бы чучело, можно было бы определить по оперению и по окраске. Но голова определенно указывает на то, что птица из семейства грифов, а не из семейства орлов.
— Ах ты, Бяшка, Бяшка! — возражал Генка. — Где ты видал таких маленьких кондоров? У кондора размах крыльев достигает до трех метров, а у этого и двух нет. Согласен, голова странноватая. Но во всем остальном орел. Так называемый “орел настоящий”. К этому роду относятся: беркут, он же халзан, орел-могильник, он же карагуш, чуть поменьше беркута, затем степной орел, он же орел-курганник. Есть еще подорлики, канюки, сарычи, но они маленькие. Так что бесспорно это орел настоящий.
Обе партии спорили с утра до вечера. Приводили в доказательство внешний облик птиц, их образ жизни, способы гнездования, воспитания птенцов, питания. Добрались даже до романов, в которых рассказывалось, как птицы уносят в когтях не только детей и ягнят, но даже лошадей и охотников в полном охотничьем снаряжении.
Спорили ожесточенно. Тем более, что во главе партий стояли самые ярые спорщики: Генка и Бяшка. Они чуть не передрались. Генка обозвал Бяшку сипом белоголовым, Бяшка Генку — халзаном.
— Эй, сип белоголовый, — кричал Генка, — иди сюда, поспорим!
— Катись подальше, халзан несчастный! — отвечал ему Бяшка.
— Как вам не стыдно! — убеждал их Миша. — Неужели нельзя дискуссировать спокойно? Мы ведем серьезное исследование, а вы переходите на личности. Представьте, что настоящие ученые так же бы ругались. Во что бы превратилась Академия наук!
— Зачем он меня сипом обозвал? — оправдывался Бяшка.
— А кто первый? — возражал Генка. — Ты же меня первый обозвал халзаном. Целый день тычешь: халзан, халзан… Какой я тебе халзан!
…Халзан… Халзан… Знакомое слово… Миша посмотрел сперва на Генку, потом на Бяшку… Халзан… Халзан.
— Ты говоришь — халзан? — переспросил Миша.
— Да, халзан, — ответил Генка.
— Это беркут? — Ну конечно. Беркут, или халзан.
Халзан! Но ведь так называется речушка… Та самая, на которой убили Кузьмина… Халзан! Отсюда и Халзин луг… Тот самый, куда ездили Кузьмин с Николаем…
Миша так опешил от неожиданности, что Генка с тревогой спросил:
— Ты что? Заболел?
— Халзан, — пробормотал Миша. — Халзан…
— Ну конечно, халзан, — недоуменно повторил Генка, во все глаза глядя на Мишу.
А тот продолжал бормотать:
— Халзан… Халзан… Река…
Генка развел руками:
— Что ты бормочешь? Халзан, ну и хал…
И Генка вдруг сам оторопело посмотрел на Мишу. Потом он прошептал:
— Халзан…
Голос его постепенно повышался:
— Халзан… Халзан…
Он подпрыгнул и ударил себя по коленкам:
— Халзан! Черт возьми! Халзан!
Но Миша уже пришел в себя:
— Спокойно! Без паники! Значит, халзан?
— Ну конечно, халзан, — таинственно зашептал Генка. — Я сразу подумал: орел — халзан и речка — Халзан.
— Сразу ты, положим, ничего не подумал. А сейчас, глядя на меня, догадался. И не хвастайся.
Генка даже обиделся:
— Но ведь первый-то я сказал про халзана. А этот сип белоголовый, — он презрительно посмотрел на Бяшку, — долдонит про своих грифов, только и долдонит…
Итак, найдено первое звено, может быть, самое важное. Секрет бронзовой птицы в ней самой, а не в ложном маршруте, обманувшем стольких людей.
И есть первое указание — река Халзан. В районе реки зарыт клад. Теперь ясно, почему на Халзином лугу убит Кузьмин. Убийство связано с кладом. И это доказывает невиновность Николая Рыбалина — ведь никакого алмаза Николай не искал. Правда, это снимает подозрение и с лодочника — ведь он ищет в лесу и, наверно, ничего не знает про Халзан. Ну что ж… В конце концов, главное — оправдать Николая. А найти истинного виновника — уже второй вопрос. Может быть, он обнаружится, когда они разыщут клад. Но где искать на реке? Она хоть и мелка, но довольно длинна. На новых, картах едва обозначена, а на старых тянется далеко, через несколько уездов.
Значит, бронзовая птица должна дать еще какие-то указания, безусловно связанные с названиями орлов, так же как и река Халзан.
Генка, познаниям которого Миша теперь очень доверял, снова перечислил всех известных ему орлов. Некоторые очень подходили. Особенно орел степной, он же курганник. Если это название имеет то же значение, что и халзан, то получается такая цепь: — река Халзан—степь—курган. Честное слово, здорово! Ай да Генка, разбирается в птицах! Не то что Бяшка. Значит, возле реки, в степи, есть курган, в нем спрятан клад. Великолепно, просто здорово!
— Абсолютно правильно, — авторитетным тоном подтвердил Генка, — абсолютно правильно и логично. Халзан — степь — курган. А всякие грифы здесь ни при чем. Мало-мальски грамотный орнитолог[1] никогда не смешает два эти вида. Орел есть орел, гриф есть гриф. Халзан — восточное название беркута, но мы знаем, что Каратаевы вышли из Золотой Орды. Монголы жили в степях и, наверно, возводили курганы. Следовательно, и с точки зрения зоологии и с точки зрения этнографии все абсолютно правильно. Надо идти на Халзан.
Но всегда сомневающийся Славка возразил:
— Допустим, что все так. Реку мы знаем — Халзан. Но степь? Никакой степи здесь нет. Предположим, что равнина и есть степь. Ладно. Но курган? Какой курган? Их здесь много, но мы их видели только на правом берегу Утчи. И все они давным-давно раскопаны. Даже экспедиции перестали ездить.
