Евгений Некрасов - Муха против ЦРУ
— Понимаю, — сказала Маша, — вы хотите, чтобы мы с ней подружились?
— Нет, подружек у нее как раз полно. Катька собирает девочек, которым чего-то не хватает. Одна некрасивая. У другой отец год сидит без работы и, кажется, уже полюбил бутылки собирать. У третьей какой-то домашний мрак, и она живет у тетки. И вот Катька с ними ходит и буквально на все говорит: «У нас», то есть в Америке. «У нас так не носят», «У нас так не строят», «У нас в таком случае нанимают адвоката». При этом настоящей американской жизни она не знает — из кино нахваталась. А эти дурочки смотрят ей в рот. У Катьки полно друзей в Америке. Она с ними каждую ночь болтает по Интернету, получает рекламные футболочки-кепочки и раздаривает этим дурехам. А они смотрят ей в рот и мечтают уехать в Америке, конечно, доллары валяются под ногами.
— Я бы тоже хотела пожить в Америке. Только не на любых условиях, — сказала Маша.
— Ты в институт поступать собираешься? — спросила тетя Ира.
— Да, в университет, на факультет журналистики.
— Значит, понимаешь, что ни в Америке, ни в любой другой стране тебя никто не ждет. Надо чему-то научиться, а потом ехать: хочешь — туристом, а хочешь — журналистом. А у этих дурочек одна цель: Америка навсегда, поскорее и любой ценой. Посудомойкой, танцовщицей в баре, фиктивной женой какого-нибудь бродяги. Мне горько, что моя дочь их сбивает с толку. Конечно, в первую очередь жалко ее. Она заявляет нам с отцом: «Исполнится восемнадцать лет — уеду».
— А чем я могу помочь? — спросила Маша.
— У нее нет соперниц в классе. Учеба, спорт, компьютер, мода — все знает, во всем разбирается.
— И вы считаете, что если я буду лучше… — начала понимать Маша.
— …то хотя бы перетянешь от нее девчонок. А может, и на Катьку повлияешь.
— Я думала о чем-то в таком роде. Не то чтобы подруг у нее переманивать, но думала, — призналась Маша.
Ей хотелось расспросить тетю Иру еще о многом, но тут пришли Дед и Сергейчик. Они топали, громко разговаривали и поминутно спотыкались об Эдика.
— Ого, блины! — подскочил к столу Сергейчик. — А первое?
— Готово первое. Не суетитесь, полковник! — пыталась успокоить мужа тетя Ира. — Вам здесь накрыть или в столовой?
— В столовой, по-парадному. А Кошка еще не пришла?
— Дома Кошка. На меня дуется.
— Из-за чего на этот раз? Надеюсь, ты не обидела Бритни Спирс? — забеспокоился Сергейчик.
— Нет, я только припомнила Кошке историю с паспортом.
Сергейчик пошел мыть руки, а Маша спросила Деда:
— Он жив?
Дед посмотрел за окно, понял, откуда она все знает, и заметил:
— Был жив, когда в «Скорую» грузили. Сергейчик считает себя виноватым. Он бежал за этим «жигуленком», руками махал, и думает, что водитель с перепугу попал в аварию. Хотя вряд ли. Он вообще был не в себе. Мы сначала увидели его из окна: стоит у машины, схватился за дверцу и шатается. Сергейчик говорит, что лицо у него было не то разбитое в кровь, не то просто красное, а я не разглядел. Пока добежали, он уже далеко уехал. Болтался от тротуара к тротуару. Потом свернул, пропал, и вдруг слышим — удар… Мы подумали, он угонщик — пьяный или неопытный. Или и то, и другое.
— Вот зачем вы стояли у «жигуленка», когда от него крышу отпиливали, — поняла Маша. — Хотели узнать, кто там — угонщик или хозяин?
— Мы много чего хотели узнать, в том числе и это, — подтвердил Дед. — Документы у него в порядке: Федоров Илья Федорович, на него и машина зарегистрирована в ГИБДД. А лицо разбито страшно. Может, он и не Федоров, а Иванов-Петров-Сидоров — с фотокарточкой не сравнишь.
— Думаешь, он связан с кражами во дворе? — спросила Маша.
— Не знаю. Подозрения у нас… — начал Дед. Его оборвал крик Сергейчика:
— КТО ЗАХОДИЛ В МОЙ КАБИНЕТ?!!
Он кричал испуганно и страшно, как будто вдруг очутился в незнакомом, жутком месте и не знал, что делать: бояться или пугать. Маша вспомнила, как Эдик прыгал в кабинете. Потом туда никто не заглядывал, только Кэтрин выпустила щенка. Наверное, он все-таки грохнул что-то ценное.
Но когда Маша вместе со всеми вбежала в кабинет, никаких следов щенячьих бесчинств на полу не наблюдалось. Сергейчик стоял бледный, с проводком в руке. Проводок тянулся к большому компьютеру, а конец, который сейчас держал Сергейчик, был еще недавно подключен к ноутбуку. На столе, заваленном книжками и лазерными дисками, бросалось в глаза пустое место. Ноутбук исчез. У Сергейчика было такое несчастное лицо, что Маша сразу поняла: случилось нечто похуже, чем пропажа дорогой вещи.
— Что там было, Сережа? — участливо спросил Дед.
— Программка одна, — серыми губами вымолвил Сергейчик. — Я готовил для лекции.
— Секретная?
Не ответив, Сергейчик опустил голову и закричал в пол:
— Кто заходил в мой кабинет?!
Маша хотела признаться, что она, нечаянно, а ноутбук тогда был на месте. Но се опередила Кэтрин:
— Это она! Я знаю! Она Эдьку в кабинете закрыла! И ноутбук твой выбросила, чтобы мне насолить!
Глава VII
Операция «Лист в лесу»
За месяц до описываемых событий в Москве появился американский шпион.
Многие граждане, знакомые с разведкой только по кино, уверены, что шпион — это угрюмый мужчина с каменным подбородком. У дверцы раскрытого сейфа он щелкает крохотным фотоаппаратом секретные чертежи. А потом скачет по крышам и отстреливается с двух рук, разумеется не снимая черных очков. Без них в кино никуда, а то как зрители поймут, что он шпион?
На самом деле у шпиона было открытое, улыбчивое лицо. Носить черные очки и поднимать воротник плаща даже в непогоду ему запретили в первые дни обучения. Некоторых это удивит, но, вместо того чтобы красться через границу на деревянных копытах, поливая следы жидкостью от собак, он прилетел на рейсовом самолете. Вместе со всеми пассажирами шпион поаплодировал пилоту (а удачную посадку. Помог немолодой туристке достать сумку с полки. Развеселил проводницу, пообещав ей подарить шкуру первого же русского медведя, которого подстрелит на Красной площади. Обаяние растекалось от неги по воздуху, как запах сдобы от свежеиспеченного пирога.
Девушке-пограничнику в международном аэропорту Шереметьево-2 шпион показал дипломатический паспорт на имя Роберта Бистроффа.
— Вы русский, Быстров? — с любопытством новичка спросила девушка. Она служила здесь вторую неделю.
— Мои дед и бабка были родом из России. Во время Второй мировой войны их угнали в Германию на сельскохозяйственные работы. Вслед за тем они были освобождены армией США, — без акцента ответил Бистрофф. Его учили, что русские рассказывают о личной жизни охотнее, чем американцы. — Я правильно говорю?
— Даже слишком. Ничего, оботретесь. — Девушка улыбнулась словоохотливому дипломату и показала: — Вам туда.
«Туда» означало прямой выход в зал аэропорта мимо таможенников, проверявших багаж пассажиров. Дипломаты и любые их веши неприкосновенны. Все страны уже шито договорились об этом и ничего не собираются менять.
У газетного киоска Бистроффа встречал другой американский дипломат. В посольстве США он занимал незаметную должность сотрудника по культурным связям. Бистрофф прилетел, чтобы сменить его и на этой, и на этой, тайной и главной, работе. Он должен был стать резидентом ЦРУ — Центрального разведывательного управления.
Посольство любой страны — как сама эта страна в миниатюре. В нем есть политики и военные, специалисты по железным дорогам и по нефти. Есть и разведчики. В Москве сто двадцать пять посольств разных стран. Почти в каждом работает резидентура, а по-русски говоря, представительство зарубежной разведки.
Время от времени то одного, то другого дипломата ловят на шпионаже и высылают из России. Но место шпиона долго не пустует. Никто не знает, под каким видом приедет новый — помощника военного атташе или врача.
С этим трудно мириться. Но, с другой стороны, точно так же в посольствах России по всему миру работают наши разведчики.
Бистрофф был доволен своим назначением в Москву, а старому резиденту не терпелось вернуться домой. Поэтому двое американцев встретились как друзья, хотя раньше видели друг друга только на фотоснимках. После двух-трех вежливых фраз («Как дела?» «Как погодка в Лэнгли»?{Штаб-квартира ЦРУ в восьми милях от Вашингтона. С обычной квартирой штаб-квартира не имеет ничего общего. Это целый городок, в котором работает больше 15 тысяч человек.}) они стали звать друг друга по именам. Для людей, говорящих по-английски, это все равно что перейти на «ты». Ведь в английском языке «ты» и «вы» не различаются.
Усаживаясь в машину старого резидента, Бистрофф задал вопрос, волновавший его после разговора с пограничницей:
— Харви, в Москве проблемы с одеждой?
— Портные — дрянь, — ответил резидент, проживший в столице пять лет. — Их невозможно убедить, что рукав пиджака должен быть до запястья, а не до середины ладони. Даже у их президента пальцы едва торчат из рукавов — русский фасон. А готовой одежды сколько угодно: итальянская, французская, есть и наша.
