Алексей Биргер - Дело №1
— Скажите, — спросила чья-то мама, — а как наши дети будут устроены в дальнейшем, в смысле безопасности их службы?
— Вот тут я вам ничего обещать не могу, — честно ответил генерал. — Вы поймите, мы будем готовить будущую элиту нашего ведомства. У элиты только одна привилегия — быть впереди там, где тяжелее всего. Вот и получается, что ребят ждут и горячие точки, если к тому времени горячие точки еще будут существовать, и другие опаснейшие испытания. Испытания, при которых смерть может подстерегать на каждом шагу. Вот тут вы должны знать, на что идете, соглашаясь на поступление ваших детей в училище. Кому кажется, что в будущем ребят ждет только непыльная высокооплачиваемая работа и размашистые шаги по служебной лестнице, тот пусть теперь трижды подумает. Пусть и ребята подумают…
Прозвучали еще какие-то вопросы, но не очень много. И все стали расходиться.
Я получил характеристику из школы, сдал физкультурные нормы — которые довольно простыми оказались — потом благополучно миновал первый экзамен, сочинение. На экзамене было три темы на выбор, и все довольно неожиданные. И если, скажем, тема «Лучший день в моей жизни» еще из тех, которую можно было бы ожидать, то темы «Животные — герои литературных произведений» и «Пейзажи у русских поэтов» сперва совсем меня озадачили. Я-то, признаться, ждал чего-то патриотического, что ли, и соответственно готовился. Даже «Бородино» еще раз перечитал, хотя и без того его наизусть знаю и вообще с таким прицелом все книги и учебники и проглядывал, а тут — на тебе!..
И выбрал я тему «Пейзажи у русских поэтов». А поскольку я, перечитывая «Бородино», и другие стихотворения Лермонтова пролистал, то и стал я писать в основном о Лермонтове.
Признаться, я волновался, когда сдавал сочинение, потому что не очень представлял, написал ли я его по теме. Но этот барьер я одолел. Вообще, на сочинении довольно мало народу отсеялось, человека три-четыре. Гораздо больший отсев был после устного экзамена по естествознанию и после математики. Там большинство погорело на задачах по геометрии.
И вот — последний предварительный экзамен. И уж если я его выдержу, то поеду на сборы. Осталось пятнадцать минут. Я был уверен в своих ответах, сдал их и черновики, и вышел из класса ждать свою судьбу…
Глава пятая
И опять — люди из прошлого
Итак, послезавтра приедут педагоги и члены приемной комиссии, а еще через неделю — мальчишки. Генерал сообщил мне, что мальчишек будет не пятьдесят два, а ровно пятьдесят. Двое в последний момент передумали — испугались, видимо, — и забрали документы. Я еще раз изучил их дела, пытаясь представить, кого с кем поселить, чтобы они были психологически совместимы, и чтобы были разные, дополняли друг друга. Нужно разместить их по семь человек в шести спальнях и по шесть — еще в двух. Понятно, что ребят заводных и вспыльчивых, нельзя селить друг с другом, точно так же, как и «спокойных». Надо, чтобы в каждой комнате был и хороший спортсмен, способный тянуть свою группу, и кто-то из головастых, сообразительных. «Богатых» и «бедных» также надо перемешивать, чтобы, не дай Бог, не возникли кланы. Каждая группа — каждый взвод, так они будут называться на сборах — должна усвоить, что взаимовыручка очень важна, что приемная комиссия будет судить не только по личным результатам, но и по тому, как ребята ладят между собой, умеют ли действовать единой командой.
Я сидел и перекладывал папки с делами так и сяк, будто решал головоломку. Задачка вроде не из трудных, ведь многое в делах мальчишек написано. Но множество неизвестных еще остается, и приходится доверять только своему чутью… Иногда трудно понять, кто способен быть настоящим лидером, а кто — нет. Кому нужна будет поддержка товарищей, а кого придется осаживать, чтобы лишнего не натворил.
Пока я сидел и составлял списки, из моей головы не выходил разговор с Анатолием Дегтяревым. Что он имел в виду? Что ему было надо? И почему он не мог говорить откровенно?.. Очень уж искренне он меня предостерегал от каких-то неприятностей, которые вот-вот могут на меня обрушиться… Какие такие неприятности?
Я уже стал подумывать, не позвонить ли Борису Андреевичу, потому что получалось, угрожают не только мне, но и училищу. А за него я несу полную ответственность.
Но Борис Андреевич мог обвинить Дегтярева во всех смертных грехах, и получится, что я его подставил. А ведь он приехал ко мне, явно преодолев свой страх… Я решил, что тоже не имею права подставлять его и сам разберусь в ситуации.
Достаточно вспомнить слова Бориса Андреевича о том, с каким трудом они пробили решение о назначении меня на должность начальника училища. Кому-то я до сих пор не по нутру. Эти люди пойдут на все, чтобы сместить меня с поста начальника училища. А как?
Тут и думать долго нечего. Устроят какую-нибудь провокацию, вот что. Какую, например?
Ну, например, надавят на Дегтярева, чтобы он встретился со мной, и чтобы эта встреча проходила под контролем. И чтобы выглядело так, будто на этой встрече он мне взятку передал за то, чтобы его сын поступил в училище. Приблизительно об этом Дегтярев и говорил… И, похоже, он знает или догадывается, кто стоит за этой комбинацией. Подозревает, но не уверен, поэтому хочет дождаться прямого приказа организовать встречу со мной — и тогда, зная организатора этого дела, сдать мне этого человека.
А еще он Гортензинского упомянул…
При чем тут Гортензинский?
Неужели этот мерзавец до сих пор работает на ФСБ? Видно потому он и отделался легко в свое время, а сейчас крупным финансовым фондом распоряжается. И все ему как с гуся вода. Видно кто-то в верхах его прикрывает в обмен на сотрудничество… Не очень мне в это верилось. Информаторы будут нужны всегда, и провокаторы тоже. Но информатор информатору рознь. Одно дело — когда информатор пишет доносы на соседей, зная, что ему за это ничего не будет. Другое дело, если информатор действительно занимается делами серьезными и опасными. Это те, кто сумел получить доступ в преступные структуры, к самым грязным и страшным тайнам преступников. Еще в советское время, помню, был у меня на связи человек, который передавал нам копии документов крупной финансовой аферы, в которой были замешаны и члены ЦК… Так он «случайно» утонул на рыбалке. Нам было понятно, что утонул он не сам, но доказать так ничего и не удалось. Благодаря его помощи мы разоблачили преступников.
Точно так же наши люди работали и в преступных группировках, и в финансовых пирамидах, и в банках, и среди крупных коррупционеров, разбазаривавших государственное имущество или покрывавших нелегальную торговлю оружием… Однажды один из них оступился — и конец. Помню, заехал вдруг ко мне старый товарищ: мол, знаю, что ты всегда один, а мне надо с надежным человеком выпить и помянуть коллегу. Я не стал выспрашивать, что случилось. Он сам попросил включить криминальную хронику. В числе прочих сюжетов, показали один о том, что «у своего подъезда застрелен известный преступный авторитет, один из лидеров такой-то группировки… следствие внутримафиозных разборок…» А мой приятель проговорил: «Вот так. Сгорел Колька, раскололи его… Знать бы, на чем… И самое обидное, что не объявишь во всеуслышание, что замечательный человек был и благодаря ему столько преступлений предотвратили… Так и похоронят его как братка…»
Вот я и спрашивал себя: мог ли Гортензинский взяться за работу, при которой надо быть на волосок от смерти? И отвечал — «нет»! Он всегда был трусоват. А значит, не имело никакого смысла и дальше его привлекать к работе разведчика.
А если все-таки кто-то решил его использовать против меня?!.
Интересная ситуация получалась.
Надо было учитывать, что какие-то связи в нашем ведомстве у него могли остаться, и он мог сойтись с кем-то…
Я чувствовал, что не могу ухватить чего-то главного.
И тут зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Да?..
— Валентин Макарович? Здравствуйте! Это Ершова Галина Афанасьевна, если вы меня помните…
Батюшки мои! Вдова того банкира, убитого в Праге!.. И хоть она никогда не винила меня в том, что я не уберег ее мужа, я все равно чувствовал себя неловко… Да и не разговаривали мы уже целую вечность. Откуда она узнала мой телефон? Сразу всплыли в памяти предостережения Дегтярева, что вот-вот могут появиться в моей жизни люди из прошлого, отвечать на просьбы которых я не должен ни в коем случае… Вот оно, думаю, и началось!
— Галина Афанасьевна, да как же я мог вас забыть? Всегда рад слышать.
— Я тоже. Скажите… — она запнулась. — А не могли бы мы с вами встретиться?
— Пожалуйста, — ответил я. — А когда?
— Мне бы, признаться, чем скорее, тем лучше. Хоть сегодня, если у вас получится.
— Хорошо, приезжайте, — сказал я. — Раз вы каким-то чудом узнали мой новый телефон, значит, вам известно, и куда ехать. Или вам дорогу объяснить?
