Поль Берна - Пианино на лямке
— Которая, большая или маленькая? — без тени улыбки спросил месье Тео, глядя на Фифи и Нанара, треплющих друг друга за уши.
— Конечно, большая! — солнечно улыбнулась Марион. — Этот пёс отвечает всем условиям объявления.
— Надеюсь, он не злой, — сказал месье Тео.
— Насчёт этого можете быть спокойны, — заверила его Марион. — Добрее не бывает… Эй, Нанар, поздоровайся с дядей!
Темпераментный Нанар подскочил к месье Тео, вскинул лапы ему на грудь и мигом облизал лицо.
— Вижу, вижу, — сказал месье Тео, отплёвываясь и вытирая ладонью усы.
Мальчики на заднем плане держались из последних сил. Зидор скроил идиотскую неподвижную рожу, как всегда, когда его втайне разбирал смех.
— Хорошо! — отрезал месье Тео и протянул руку. — Давай поводок, я его беру.
Марион отскочила.
— Погодите! Прежде чем отдать Нанара, я должна выяснить, как вы будете с ним обращаться и чем кормить. Мне бы не хотелось через пару недель встретить его выброшенным на улицу, с изорванными ушами и исхудалого как скелет.
Месье Тео нахмурил брови, очень чёрные и очень мохнатые: он явно готов был вспылить.
— Собаку я беру не для себя… — неохотно проворчал он.
— Это я поняла, — мило улыбнулась Марион, окинув колосса выразительным взглядом. — В объявлении сказано «инвалид».
— Но я тебе гарантирую, что твой Нанар будет жить припеваючи, — продолжал месье Тео. — Давай поводок, и покончим с этим.
Марион всё ещё колебалась. Зидор и Жуан незаметно перемещались, пока не сумели заглянуть в калитку; увидеть им удалось немного — угол огорода да фасад наглухо закрытого амбара. Из дома не доносилось ни звука. Месье Тео начинал терять терпение:
— Так ты отдаёшь собаку или оставляешь себе? — спросил он, притопывая ногой. — Не отдаёшь — ну и пожалуйста! Ещё до вечера мне дюжину других приведут… Ну?
Страдальческое выражение лица Марион, должно быть, тронуло его.
— Чего ты боишься? — спросил он уже без раздражения. — Собака мне нужна для слепого. А где это видано, чтоб слепой обижал своего поводыря?
Последний аргумент убедил Марион. Она отдала поводок. Нанар не возражал.
— Сегодня утром я его кормила, — сказала девочка, не оставляя ничего на волю случая. — А вообще он ест три раза в день. И не так, чтоб на донышке, а по полной миске — хлеба, костей, чего-нибудь существенного. Нанар хороший сторож… Спать он любит на улице…
Как ни крепилась Марион, видно было, чего ей стоило расстаться с собакой, которую, изувеченную, она подобрала на дороге и с любовью выхаживала. Она договорила тоненьким голосом, дрожащим от подступающих слёз:
— Блох у него нет.
Месье Тео задумчиво оглядывал всех четверых из-под полуприкрытых век. Чуть заметная улыбка тронула кончики его нафабренных усов.
Марион не стала дожидаться благодарности.
— Пошли, Нанар, — сказал месье Тео и потянул за поводок. Удивлённый пёс оглянулся на Марион. Она уже уходила торопливым шагом, не оборачиваясь, чтоб никто не видел её слёз. Мальчики вежливо попрощались, приподняв беретки, и поспешили за ней. Месье Тео проводил их задумчивым взглядом.
— Как-никак, одного пристроили, радоваться надо! — сказал Зидор, когда они догнали девочку. — Хотя я тебя знаю, два дня не пройдёт, как заместо этого подберёшь другого волкодава…
— Как вам этот усатый? — спросил Жуан-Испанец.
— По-моему, он срок мотал, — убеждённо заявил Зидор. — Не хотелось бы мне встретиться с этим «пенсионером» в каком-нибудь тёмном закоулке. И Марион права — он явно не хочет светиться.
— Когда вы тянули шеи, чтоб заглянуть в калитку, — добавил Фернан, — мне в какой-то момент показалось, что он готов вас придушить. Да, тёмная личность этот месье Тео!
— Ну а увидеть-то вы что-нибудь увидели? — спросила Марион.
— Ничего особенного, — сказал Зидор. — Всё чистенько, аккуратненько. Вот только сарай этот или амбар: дверь на запоре, окошки сбоку — и те с решётками…
— Пошли-ка отсюда, — сказал Фернан. — Видали, как местные на нас поглядывают?
Обитатели улицы Вольных Стрелков и впрямь провожали чужаков недобрыми взглядами.
— Эй, куда свою зебру подевала? — окликнул Марион парень в картузе, который уже цеплялся к ней.
Ребята не стали отвечать и ускорили шаг. Местные дамы — нечёсаные мегеры — оборачивались им вслед и буравили своими злобными глазками, а какой-то шкет не отставал до последнего перекрёстка, осыпая их отборной бранью, какую не услышишь на улице Маленьких Бедняков.
— Зря мы так причепурились, — сказал Зидор. — В драных штанах мне бы тут было спокойнее…
Вновь оказавшись на добропорядочной Национальной, ребята вздохнули с облегчением и направились в мирную гавань площади Теодор-Бранк. У Марион были при себе деньги — как раз на четыре булочки с шоколадной глазурью.
Все четверо уселись на свободную скамейку, уплетая булки и обсуждая во всех подробностях свой поход.
— Бедный мой Нанар! — вздохнула Марион, невидящими глазами уставившись в пустоту. — Вот так отдашь собаку, а из неё там чёрт-те что сделают…
— Да ладно тебе, — сказал Зидор. — Что из него сделают — колбасу, что ли?
Однако из них двоих ближе к истине оказалась Марион — она, сама того не ведая, как в воду глядела.
Едва захлопнулась калитка дома № 58, отворилась дверь амбара. Вышел мужчина, такой же высокий и толстый, как месье Тео; мощный торс обтягивала полосатая тельняшка. На голове у него была синяя кепка с длинным козырьком, во рту торчал огрызок сигары, который он флегматично жевал.
— Ну? — спросил он месье Тео.
— Надо же, с первой попытки заполучили подходящего пса, во всяком случае, по росту и фактуре, — сказал месье Тео, подводя к нему Нанара. — Как он тебе?
Тот обошёл вокруг собаки, поскрёб небритый подбородок.
— Масть не та, — высказался он наконец. — На беднягу без слёз не взглянешь — в глазах рябит.
— Это дело поправимое, — сказал месье Тео. — Кликни остальных.
Человек в тельняшке обернулся к амбару и резко свистнул. Через несколько секунд в дверях, протирая глаза, возникли две лохматые потрёпанные личности неопределённого возраста.
— Тащите из дортуара[5] два больших корыта, — скомандовал месье Тео. — И воды в них накачайте. А ты, Сакко, принеси мне из мастерской новую жестянку, которая на полке. И ещё упаковку мыльной стружки. Готовим две ванны: одна для мытья, другая для краски. Нам нужен пёс безукоризненно чёрной масти.
Подручные месье Тео засуетились во дворе. Нанар почуял, что ему готовят нечто неприятное, и попытался протестовать. Но месье Тео крепко держал конец веревки, которую повязала Марион, и псу пришлось подчиниться новому хозяину. Впрочем, глаза у месье Тео были совсем не злые. И за ухом он умел чесать так, что сразу было ясно — этот человек любит собак.
Полчаса спустя, после того как его в последний раз окатили водой, Нанар вышел из-под рук своих «палачей» преображённым. Месье Тео, его адъютант Сакко и два типа из дортуара смеялись как дети, любуясь его обновлённым мехом роскошного антрацитового цвета и сверкающими сквозь чёрные космы золотистыми глазами.
— Свари ему каши побольше, да мяса не пожалей, — сказал месье Тео своему адъютанту. — Он хорошо себя вёл, заслужил.
В дортуаре находился ещё кто-то пятый, но он оттуда не показывался, и никто о нём как будто и не вспоминал. Месье Тео машинально глянул в ту сторону. Из недр амбара послышались ломкие, дрожащие звуки музыки. Сначала лишь неуверенная череда нот, бездумный перебор — отражение блуждающих мыслей музыканта. Потом понемногу, от аккорда к аккорду стала проступать мелодия, и вот уже могучие вздохи аккордеона полнозвучно разлились по гулкому амбару. Четверо мужчин слушали, склонив головы. Нанар насторожил уши и, принюхиваясь, уставился на открытую дверь.
— Пустите его, — сказал месье Тео.
Нанар без колебаний направился к двери, сунул внутрь любопытный нос, приостановился, его пушистый хвост неуверенно шевельнулся раз, другой — пока не заходил ходуном. А потом пёс скрылся в дортуаре.
— Сам пошёл, — пробормотал месье Тео с довольным видом. — Это добрый знак…
Многообещающий след
Ещё до полудня собравшиеся на Рыночной площади Габи и остальные выслушали полный отчёт об утренней экспедиции. Расстроенный вид Марион мальчики восприняли как призыв к их благородству.
— Вот нам и дело! — сказал большой Габи. — Всё это и правда выглядит странно. Кри-Кри ещё тогда сообразил, принёс нам это объявление, а мы-то, дураки, над ним смеялись.
Негритёнок приосанился, сияя, как именинник. Компания по праву сильного заняла единственную свободную скамейку на площади, как раз напротив кафе «Паризьен».
