Вячеслав Имшенецкий - Секрет лабиринта Гаусса
Дед бросил несколько хворостин в костёр:
— Но немец больше не приехал, а потом началась война.
— Дедушка, а карту вы ему составили?
— А как же. Я же слово давал. Карта, по честности говоря, неточная вышла. С чужих слов составлять хуже нет. Прямо на карте я написал, чтоб от Пихтовой шёл строго на юг.
Петька пододвинулся прямо к огню:
— И нигде, дедушка, не сворачивать?
— Почти нигде. Хребты, конечно, надо обходить. Ha карте я все указал. И спрятал её у себя в Тунке. В избушке своей под порог положил. Под дощечкой, как мы с немцем договорились, ямку выдолбил и туда спрятал. А он так и не пришёл.
— Дедушка, может, он взял, когда вас не было?
— Карта на месте, я по весне ходил в Тунку, поднял дощечку, пощупал. Трухлявая стала, а лежит.
Таня, Тимка, Шурка заёрзали на месте. Они, казалось, ошалели от сообщения сторожа. Только Петька был осторожным.
— Дедушка, а вот у Шурки в Тунке тоже родственники есть.
— А кто будет? — спросил дед.
— Мамкина сродственница, тётя Аня.
— Да что ты говоришь! По фамилии-то как будет, Михеевских или Кобелева.
— Кобелева!
— О! Да мы с тобой земляки. Я тоже Кобелев по фамилии.
Глаза у деда Игната заблестели:
— Ишь ты, родню встретил.
Петька опять вступил в разговор.
— Мы, дедушка, в Выдрино идём, по пути зайдём в Тунку. Шуркину тётю Аню попроведуем.
— Хе — попроведать. Да в Тунке-то уж никто не живёт. На фронт кто уехал, а кто на завод подался в Иркутск.
— А где же тётя Аня?
— Давно уехала с военным поездом, который раненых возит. Последний год я в Тунке один жил. Избушка моя на самом отшибе. Маленькая. В распадочке, у скалы стоит. Видел — нет? — спросил он Шурку.
— Видел, дедушка! — нагло врал Шурка.
— Так это моя и есть. Как-то туда приезжала милиция. Шпионов вроде ловить. Осмотрели пустые дома, шпионов не оказалось, а, может, кто предупредил, успели в тайгу удрать. — Ребята переглянулись. Дед продолжал: — Одному там жить стало неприятно, и собрался я к сестре Ольге ехать. А тут в самый раз удача вышла. Позвали меня этот лагерь охранять. Должность, думаю, солидная, не каждому такое предложат, запер дверь в избушке и прямиком тайгой сиганул сюда. — Он блаженно улыбнулся: Живу теперь, как король на именинах. — Дед посмотрел на блестевшую в чёрном небе высокую звезду и сладко зевнул: — Пора спать, ребятки.
Легли в сенях на тёплую медвежью шкуру. И сразу сон стал туманить сознание. Только Шурка ещё вставал, разговаривал у костра с дедом о Тунке и нудно выпрашивал волчий капкан и какую-то верёвку, и громко божился, что все отдаст на обратном пути. Таня слышала, как дед доставал с полки капкан, как снимал верёвку, натянутую через весь двор.
«Окаянный попрошайка, — подумала Таня про Шурку, — вечно что-нибудь клянчит».
И всю ночь Тане снилась почему-то верёвка: запутанная и бесконечная, похожая на таёжную тропу. И снилась война.
Утром разбудил дед Игнат:
— Вставайте, служивые, в путь-дорогу собирайтесь.
Проснулись сразу. Жмурясь от солнца, вышли на крылечко. Вчерашний костёр все ещё дымил. На красных углях стоял чайник, зелёная крышка подпрыгивала, выпуская струйки пара. За чаем дед Игнат, наклонившись вперёд, шёпотом заговорил:
— Ребятки, оставайтесь у меня на все лето, зачем вам впроголодь мыкаться по станциям. Я с директором поговорю, она добрая, меня уважает. — Дед посмотрел на зелёные корпуса. — Продукты у нас лишние есть на четыре персоны. — Он погрозил пальцем:— Только ни гу-гу. В этом году к нам в лагерь должны были приехать дети. Четыре человека. Знаменитые. В газете писалось, они немецкого шпиона выследили.
Глаза у деда засветились радостно:
— А потом прибыли в Москву. И прямо главнокомандующему докладывают: — Задание Родины выполнили. — Дед Игнат отхлебнул глоток чаю. — У нас много поначалу о них говорили. Ждали их. А они не приехали. Понятно. Знатные стали. Что им наш лагерь. Питание скудное. Одеяльца заштопанные. Обуток нет вовсе. А они, счастливцы, поди, каждый день пироги пшеничные едят, пряниками заедают.
Дед поставил кружку с чаем на землю:
— И пешком они не ходят, а разъезжают на автомобиле. Им, говорят, сам товарищ Климент Ефремович Ворошилов подарил.
Свой рассказ дед закончил неожиданно:
— Оставайтесь у меня, харчи будут. Вас как раз четверо. Хватит.
Ребята поняли, что это о них ходит такая легенда. Они поблагодарили деда Игната за гостеприимство, но оставаться отказались. Прощаясь, дед Игнат совсем растрогался и, скинув с себя заштопанную телогрейку, подарил Тане:
— Носи, девочка, на здоровье.
ГЛАВА 4
Петька повёл свой отряд прямо в гору. Таня несколько раз оглядывалась назад и видела внизу на поляне возле корпусов лагеря деда Игната, напутственно махавшего им рукой.
— Быстрей! Давайте, быстрей! — непонятно почему торопил Петька. Хватались руками за кусты багульника, лезли на крутизну. Останавливались на несколько секунд и снова шли. Наконец одолели седловину горы. Где-то здесь, говорил дед Игнат, проходила тропа, ведущая в Тунку. Сбросили с плеч мешки. Повалились в мох, как в пуховую перину.
— В Тунке успеть бы взять дедовскую карту.
— Успеем, Петька, — отозвался Тимка. Заулыбались. Через несколько минут ребята поднялись отдохнувшие. Поклажу решили разложить поровну, но Шурка вдруг закапризничал, и Петьке, кроме своего мешка с вещами, пришлось нести связку верёвок и тяжёлый капкан. Он его повесил на спину. Капкан походил на чугунную сковородку. Дуги были двойные, по бокам утыканные острыми штырями, чтоб ни рысь, ни волк не могли выдернуть зажатую лапу.
Шурка почти ничего не нёс — обиделся. Он думал, что его будут хвалить за вчерашнюю находчивость, но все молчали, как будто, так и надо. Даже за капкан и верёвку, выпрошенные у деда, доброго слова не сказали. Он шёл и сердился. Именно он, Шурка Подметкин, выведал у сторожа тайну немецкого литератора, аТимка рукой подать. Там найдут они спрятанные колчаковцами золотые деньги…
— Ты оглох, что ли?! — Тимка толкнул в плечо Шурку:— Не видишь, тропа справа!
Вслед за Тимкой обошли покрытую лишайниками скалу. Остановились. Среди кустов багульника по кромке ущелья шла узкая тропа. Поднялись на неё. Подошли к самой кромке и немного испугались. Далеко внизу, ворочая камни, неслась река. Летели хлопья пены. Вода, зажатая скалами, крутила в водоворотах вырванные где-то деревья.
По горной тропе Петькин отряд прошагал до самого вечера. Потом они спустились в распадок, заваленный буреломом, разложили костёр. Вскоре в котелке закипела вода. Макая сухари в крутой кипяток, с удовольствием ели размокшую мякоть.
Глядя на засыпающую тайгу, Петька вспомнил, как ещё в первом классе они со школой ходили в поход. Была осень. Они сидели на берегу ручья и разбирали жёлтые листья. И Петьку очаровала природа. Лучи задумчивого солнца просвечивали поредевший перелесок, синий воздух дрожал, и небо от этого казалось живым, а далёкие горы — совсем рядышком.
Петька помнит, что тогда ему захотелось все это назвать одним словом. Хорошим и добрым. Но такого слова он не нашёл. И на второй день в школе спросил учительницу Юлию Марковну, она в соседнем классе преподавала географию. Юлия Марковна назвала это непонятно: «ландшафт». Петьке такое название не понравилось. Насмелившись, он на большой перемене подошёл к директору школы Анне Петровне и спросил.
Она ласково погладила Петьку по голове и назвала все это красивым словом — Родина.
И сейчас, глотая размокший сухарь, Петька думал о том, что эти вот горы, и тайга, и костёр, и Тимка, и Таня, и Шурка Подметкин — все это Родина. И на всё это теперь зарятся фашисты.
Горько было думать Петьке, что, спасая его любимую Родину, гибнут люди, сдерживая проклятого врага. Гибнут взрослые и дети, такие как Шурка, Таня и Тимка. А он, Петька Жмыхин, не может сейчас ничем помочь. Петька вспомнил, как однажды чуть не погиб сам. На обгоревшем поле он собирал колоски. И в этот момент налетел фашистский самолёт. Петька поздно заметил его. Фашист на бреющем полёте дал очередь из пулемёта и промазал. Петька побежал в сторону леса. Стервятник развернулся и дал вторую очередь. Петька помчался зигзагами. Фашист пронёсся над самой головой и дал третью очередь, но второпях промазал.
— Ложись! — закричала тогда Таня.
Петька упал. Самолёт ещё раз прошёл на бреющем и, решив, что Петька убит, улетел. Наблюдавшая из кустов Таня видела, как фашист в самолёте смеялся, охотясь за Петькой.
Щурясь от дыма костра, Петька поклялся во что бы то ни стало разыскать лабиринт Гаусса. А потом на все золото, которое они найдут в лабиринте, построить танки. И пойдут танки в бой сквозь огонь и дым. И на каждой боевой машине будет пионерский флажок и надпись: «Смерть фашистским оккупантам».
Пи-пи-пик! Пи-пи-пик! Пик-пик! — тихо посвистывала какая-то птица. Короткие звуки уносились в темень, и, казалось, там, за далёким хребтом, усиливались, сливаясь в дробь непонятного радиопередатчика.
