Наталия Кузнецова - Сокровище чернокнижника
Глава III
Бомж в кроссовках
Утром, несмотря на субботу, все трое, как и собирались, встали очень рано. А Лешка – самая первая. Тяжело вздыхая, она поднялась с раскладушки – ее диван был предоставлен гостье – и повела на улицу Дика. В другой выходной она бы еще спала и спала, а Дик терпеливо лежал бы на полу рядом и лишь тихим сопением напоминал ей о своем существовании и насущных потребностях. Но сегодня псу повезло. Ждать прогулки долго не пришлось, и он, весело помахивая хвостом, выскочил во двор. Его зевающая хозяйка нехотя плелась сзади. Она даже не поиграла с ним, как обычно: не стала бросать вдаль палки и камешки, как пес ни тявкал и ни просил ее доставить ему такое удовольствие.
Вернувшись, Лешка пощекотала торчащую из-под одеяла Ромкину пятку, так как Эля уже варила на кухне кофе и готовила свой порридж, а говоря попросту, овсяную кашу, которую брат с сестрой терпеть не могли. Ромка неохотно приоткрыл один глаз, потом упрямо повернулся на другой бок. Но, вспомнив про «Горбушку», мигом вскочил и побежал умываться.
Но сначала их путь лежал в Медведково. Подойдя к уже знакомой пятиэтажке, они позвонили в домофон, потом еще раз и еще, но никто не отозвался на их звонок.
– Что же там могло случиться? – растерянно проговорила Эля.
Ромка вспомнил про соседку и набрал номер ее квартиры. Объяснив, в чем дело, они вошли в подъезд. Анна Степановна имеющимся у нее ключом уже открывала дверь в квартиру старушки.
На пороге их встретила кошка. Взглянув на них желтыми глазами и задрав хвост, она, опережая вошедших, быстро пошла вперед, словно приглашала всех за собой.
Лешка сразу почувствовала недоброе. Сделав пару шагов по маленькой прихожей, она вошла в комнату и заглянула за ширму. Да так и замерла, ухватив брата за руку. Старушка с заострившимся носом и пожелтевшим лицом неподвижно лежала на своей кровати.
Женщины со всех ног кинулись к ней.
– Ух, – еле выдохнула Эля, дотронувшись до лица Софьи Яковлевны. – Кажется, жива. – Она взяла ее руку, посчитала пульс, потом отпустила. Рука безвольно упала на одеяло. Старушка открыла глаза. Взгляд у нее был мутный, рассеянный.
– Что с вами? – спросила соседка.
Но ответа не последовало. Анна Степановна с сочувствием посмотрела на Элю и снова наклонилась к кровати:
– Софья Яковлевна, вы можете говорить? Вы нас узнаете?
Старушка попыталась что-то сказать, приподнять голову, но не смогла даже пошевелиться.
– Боже мой, да ее, кажется, парализовало! – воскликнула соседка. – Никак инсульт?! Софья Яковлевна, да скажите же нам хоть что-нибудь, – взмолилась она.
Старая женщина приоткрыла рот, и Лешка скорее поняла, чем услышала, как она, скосив глаза на кошку, еле слышно и малопонятно выговорила:
– Киса.
– Совсем язык не ворочается. Точно, парализовало, – вздохнула Анна Степановна. – Надо «Скорую» вызывать.
Но Эля со словами: «Ее надо определить в хорошую больницу» – позвонила в какую-то частную медицинскую компанию, и очень скоро в квартиру вошли люди в белых халатах.
Осмотрев больную, врач подтвердил опасения соседки:
– Инсульт.
– Мы так и поняли, – кивнула Эля.
– А это может пройти? – с замиранием сердца спросила Лешка.
– Всякое бывает, – ответил доктор.
Двое санитаров, сдвинув ширму, аккуратно положили Софью Яковлевну на носилки, и по морщинистой щеке старушки медленно скатилась большая слеза. Лешке стало ее безумно жалко, и она тихонечко погладила ее по седой голове.
– Я поеду с ней, – сказала Эля. – Оформлю документы, оплачу счет, посмотрю, кто за ней будет ухаживать, и вернусь сюда. А вы подметите хотя бы пол. А вот и ее ключи, кстати. Так что свои вы можете забрать, – сказала она Анне Степановне.
Ромка скосил глаза. Ключи лежали на тумбочке у опустевшей кровати, по которой в растерянности туда-сюда ходила кошка. В окно блеснуло солнце, и ее шерсть сверкнула золотом, словно изнутри Киса была сделана из драгоценного металла и, подобно сказочной принцессе, лишь прикрывалась своей волшебной шкуркой.
Анна Степановна поднесла к глазам платок:
– Бедная тетя Соня.
– Может, она еще поправится, – с надеждой сказала Лешка. – Слышали, что сказал врач?
– В семьдесят пять-то лет? Дай ей бог. Хотя он прав, всякое бывает. Я на своей работе за много лет чего только не насмотрелась. У меня самой есть одна знакомая, которой под девяносто. Так она решила навестить своих родственников в Америке. Пробыла там полгода, назад вернулась и продолжает жить в свое удовольствие. Может, и тетя Соня еще к своим поедет.
И тут до них донесся басистый голос:
– Мам, ты где?!
– Здесь я, здесь, – отозвалась соседка. Она пошла к двери и обернулась: – Вы ей думочку, ну, подушечку ее, не забудьте в больницу отнести. Я забыла вашей Элеоноре сказать, а она без нее не засыпает.
Лешка кинулась к кровати и увидела, что рядом с большой подушкой лежит совсем маленькая.
– Эту?
– Эту, – кивнула женщина.
– Что это она так вдруг? – оглядев опустевшую постель, потерянно сказал Ромка. – Вроде как еще вчера ничего была, разговаривала.
– В ее возрасте в любой момент может случиться всякое, – грустно вздохнула сестра.
Солнце ушло за тучи, и в без того мрачном, с низкими потолками жилище стало еще тоскливее. Тяжело вздохнув, Ромка отправился в другую комнату.
– Интересно, Лешк, что у нее в этих узлах и коробках? Давай позырим.
Он приоткрыл одну из коробок и поморщился. Там была старая обувь. А в узле оказались платья, наверное, столетней давности. Еще в одном – коробки от конфет, банки от кофе и чая и прочий хлам.
– У нашей бабушки такое тоже хранилось. Она думала: вдруг пригодится? И выбрасывать все это нельзя, не наше же. А это что? – Лешка нагнулась и подняла с пола небольшую бумажку. – Чек. Магазинный. Написано: «Пиво баночное». Неужели бабуля пила пиво?
Ромка взял у Лешки чек, и на лице его напечаталось изумление.
– Слышь, а у нее и впрямь тут кто-то был. Вчера. Позырь на дату. А время… двадцать один тридцать. Лешк, это что же получается?! Выходит, ей не казалось, что здесь кто-то ходит? Наверное, у нее тут и в самом деле скрытое богатство имеется, не зря она про антиквариат говорила.
– Какое богатство? – пожала плечами Лешка. – Все ведь говорят, что у нее ничего такого нет.
– Значит, есть! И мы просто обязаны это выяснить. Ведь тот, кто приходил, небось в темноте искал, мог и не найти. Или это что-то крупное? – Ромка огляделся. – Бедная обстановка еще ни о чем не говорит. Знаешь, в Баден-Бадене есть отель «Европейский двор», в нем самые крутые миллионеры останавливаются. Так вот, там в коридоре стоит невзрачная тумбочка вишневого дерева, которая, представляешь, сколько стоит? Триста тысяч евро! Потому что ей триста лет, и мимо нее еще Тургенев ходил. Я сам читал.
– А давай мебель проверим, – воодушевилась Лешка. – Я тоже знаю, что она чем старее, тем дороже.
– Давай. Так. Шкаф. Начнем с него. – Ромка приоткрыл скрипучую дверцу двустворчатого шкафа и разочарованно протянул: – Лешк, он из ДВП, значит, не старинный. А такая продавленная кровать была у нашей бабушки, мама с папой ее на мусорку снесли и новую ей купили, помнишь?
– Помню, – кивнула Лешка. – А тумбочка?
Ромка убрал с окрашенной светло-зеленой масляной краской тумбочки упаковки таблеток, пузырьки с каплями, привезенный Элей фотоальбом, выгреб изнутри несколько книг и потрепанных журналов «Юность», перевернул ее вверх ногами и указал на ярлык:
– Старая, но не старинная. Вот, написано: «Изготовлена на Сомовской мебельной фабрике». Надо же, как бумажку прилепили. За полвека не отодралась.
– А стол у нее такой же, как у нас, – отметила Лешка.
– И кухонная мебель из пластика. А шкаф книжный тоже из ДВП.
– Кушетке лет пятьдесят, но не больше.
– А ширма? Вдруг она какую-нибудь ценность представляет?
Лешка оглядела ширму, провела по ней рукой и покачала головой:
– Не представляет. Из такого материала у нас дома портьеры были, не помнишь, что ли? А потом их мама на половые тряпки пустила. И доски тоже самые обычные.
– Да, мебель здесь точно не старинная.
Ромка на всякий случай постучал по каркасу ширмы, но пустот не обнаружил и, бормоча: «Надо было прихватить с собой металлоискатель, сделаю это в следующий раз», принялся водить руками по обоям, заглядывать во все щели, прощупывать матрас, подушки и белье в шкафу. Он даже крышку телевизора открыл и сразу же прикрутил на место, чтобы не поднимать пыль, которая накопилась в нем за долгие годы.
– Лешк, а вдруг этот тип заставлял ее сознаться, где она свои ценности прячет? Как Германн в «Пиковой даме». «Три карты, три карты…» – сделав страшное лицо, пропел он грубым голосом. – Вот ее кондрашка и хватила.
Лешка поежилась, представив себе неведомого посетителя, который, словно коршун над беззащитным лебедем, навис над больной старушкой с требованием открыть ему неизвестную тайну.
