Н. Семенюта - Будни отважных
Шустов после долгого запирательства признался, как он работал в гестапо в дни немецкой оккупации в станице Константиновской, как после изгнания фашистов руководил бандитской шайкой, как он с Дубовым убил Климова.
— Я и Дубов лежали в траве, поджидали, когда опер будет ехать на мотоцикле, — рассказывал Шустов. — Наконец он появился на серой лошади. Мы поднялись и вышли на дорогу. Он спросил, кто мы такие. Дубов назвался солдатом, отставшим от своего полка, Климов потребовал предъявить документы. Дубов подошел к коню и, развернув какую-то бумажку, показал Климову. Тот наклонился... А этого нам и нужно было. Мы схватили его за шею, стащили с коня, разоружили.
Дубов приказал ему раздеться, но Климов бросился на нас. Долго не могли мы с ним справиться. Дубов вырвался из рук Климова, ударил его по голове автоматом и застрелил... Труп мы закопали, сели на лошадь и незаметно, балочками, через кустарники, проехали к Дону в лес, расположенный у шлюза под Кочетовской. В окопе мы спрятали седло и уздечку.
— Зачем вы это сделали? — спросил Самойлов.
— Чтобы выиграть время и подальше уйти. Лошадь с седлом, но без седока могла бы обратить на себя внимание людей...
* * *Всю ночь шел проливной дождь. По балкам и оврагам текли ручьи. К утру погода изменилась: подул ветер, местами прояснилось небо.
Труп Климова нашли в том месте, где указал Шустов, и привезли в станицу Семикаракорскую.
Хоронили Климова на другой день. У могилы, вырытой в центре станицы, собрались женщины, старики, школьники. Они безмолвно смотрели на гроб, обитый кумачом. Многие плакали.
На землю повалил первый пушистый снег. Побелели, словно поседели от горя, головы собравшихся людей.
Вперед вышел секретарь райкома партии Ведерин. Он снял шапку-ушанку:
— Товарищи! Сегодня хороним мы верного сына нашей Родины, Ивана Дмитриевича Климова. Он отдал свою молодую жизнь за наше счастье. Светлый образ друга сохраним навсегда в наших сердцах.
Гроб опускали в могилу Самойлов, Перминов, милиционеры. Люди плакали. Никому не хотелось верить, что уже нет в живых веселого, бесстрашного Ванюши Климова.
СОКРОВИЩА СТАРИКА ОСКАРА
В милицейском архиве я натолкнулся на пожелтевшую от времени записную книжку. Беглые выцветшие карандашные пометки поначалу не привлекали моего внимания. Перелистывая страницы, я с трудом разобрал:
«Старик... тайная скупка бриллиантов и золота... Гость из Баку...»
Что бы это могло означать?
Книжка принадлежала моему старому другу, прошедшему путь от рядового милиционера до начальника райотдела, а ныне — пенсионеру Николаю Арсентьевичу Самойлову.
Я позвонил ему и сообщил о своей находке. Самойлов обрадовался:
— Неужели сохранились? Подумать только: прошло двадцать лет. Интересное дело!..
Через час, сидя у меня в кабинете и напрягая память, Николай Арсентьевич стал рассказывать...
...Как сейчас помню: в Ростове стоял чудесный летний вечер. Цвела акация. Я сидел у открытого окна, читал одно уголовное дело. Потом все папки убрал в сейф, закрыл окно и собрался было уходить домой, как вдруг меня вызвал Александр Иванович Козлов, начальник Ростовского горотдела милиции.
— Много развелось скупщиков золота, — недовольно проговорил он. — Вот прочтите ориентировку. Контрабандисты пытаются переправлять за границу валюту, золотые изделия. Ниточка тянется в наш город. Поручаю вам заняться этим.
Утром я отправился на Новопоселенский рынок. Он занимал большую площадь старого кладбища и пустыря от Красноармейской до Шестой улицы. Ежедневно сюда стекалась тьма народу. Торговля шла бойкая. Людской поток подхватил меня и понес в самую гущу. Перед глазами мелькали нанизанные на руки сарафаны, кофточки, детское белье, мужские костюмы, босоножки, туфли, шарфы, платки...
В другом конце «толкучки» продавались табуретки, щетки, примусы, велосипеды, патефоны, гвозди, замки, радиоприемники.
Огляделся. Как распознать среди этой огромной массы людей тех, кто меня интересует, — скупщиков золота? Стал присматриваться к торговцам, выискивать среди них постоянных обитателей рынка. Внимание привлек благообразный старик с аккуратно подстриженной бородкой, в пенсне с металлической дужкой — точь-в-точь старый учитель гимназии. Он продавал книги. Неожиданно передо мной вытянулась костлявая длинная рука со вздутыми венами. Повернулся — нищий со щетинистой седой бородой. Он низко кланялся: «Дай копеечку, сынок!» Бледный, трясущийся, жалкий человек. Я сунул руку в карман, чтобы достать пятак, но вспомнил, что у входа на рынок я истратил его на газированную воду. Пожал плечами: мол, нет денег.
Наступил полдень, а рынок не пустел. Слышалась разноголосица криков, споров.
В торговом ряду, где продавались велосипеды, приемники, лопаты, ведра, дребезжал патефон. Голос известной певицы взывал: «О любви не говори...»
За аквариумами с рыбками, на могильной плите, маклеры делили магарычи, ссорились. Среди них находились люди, которые пользовались недоброй славой шарлатанов и проходимцев. При приближении фронта к городу они грабили и прятали в своих подвалах мешки с мукой, сахаром, бочки с маслом, повидлом, спиртом. После войны, как гадюки, выползли из нор. Сбывали награбленное осторожно, всячески хитрили. Скупка золота или изделий из него велась еще более осторожно. Валютчики боялись милиции.
Постепенно пустел рынок. Очень усталый, огорченный безрезультатностью поисков, я вернулся домой.
А на другой день — неожиданность. У продовольственных рядов я столкнулся с Клавдией Ивановной, давнишней знакомой нашей семьи. В одной руке она держала сумку, а в другой — сетку, набитую разной снедью.
— Э, да у вас, видать, в доме праздник? — шутливо спросил я.
— Еще какой! Брат мой из Берлина приехал! Небось, уже и не помните? — радостно улыбнулась она. — Гость на порог, а в доме — хоть шаром покати. Вот сняла золотые серьги — и накупила...
— А кому же их продали? — спросил я, насторожившись.
— Старику, торговцу ванилином. Хотите, я вам покажу его? Идите сюда. — Она указала в сторону дощатого ларька. Я оторопел: это был тот «нищий», которому вчера хотел подать пятак.
Два дня незаметно наблюдал за стариком. Он стоял у церковной ограды, вытягивал костлявую руку с бумажными кулечками. Время от времени к нему подходили покупатели. Полная пожилая неряшливо одетая женщина, что-то нашептывая ему на ухо, укладывала на деревянный поднос новью пакетики и уходила прочь.
Подходили и другие подозрительные люди, и о каждом из них я собирался разузнать как можно больше.
Удалось установить личность старика. Им оказался Оскар Абас оглы. Он прожил в Ростове более двадцати пяти лет, состоял в незарегистрированном браке с некоей Ползунковой.
В горотделе полковник Козлов встретил меня словами:
— Прошло три дня. Докладывайте о скупщиках золота...
Я рассказал все, что узнал об Оскаре Абас оглы.
— Помню, старик привлекался за спекуляцию лавровым листом, но суд прекратил дело, — ответил полковник. — По-моему, вы понапрасну теряете время.
Я стоял на своем:
— Уверяю вас, товарищ полковник, старик Оскар — скупщик золота. Какого масштаба — еще не знаю, но кое-какие факты у меня уже есть.
— Ну что ж, — подумав, сказал полковник, — может быть, вы и правы.
На другой день Оскара на рынке не оказалось. К старику приехал гость с Кавказа, именовавший себя его племянником. Погостил он немного и собрался уезжать. Сам Оскар ходил на вокзал за билетом...
Вечером, сидя у открытого окошка небольшого старого домика, старик сосредоточенно разрезал старым ножом с деревянной ручкой книгу и делал маленькие бумажные кулечки, наполняя их ванилином, сахарином, душистым перцем. В расфасовке товара помогали ему жена и гость.
Было слышно, как все трое мирно беседовали, беззаботно смеялись, потом звенели чашками, пили чай с кавказскими пряностями.
Тщательно продумав план разоблачения скупщика, я доложил полковнику Козлову об обстановке. План был одобрен, и оставалось ждать отъезда кавказского гостя.
И вот мы на станции. Старик Оскар провожал невысокого молодого человека со смоляными гладко причесанными волосами, одетого в черный модный костюм. Старик поцеловал отъезжающего, а я тем временем незаметно запечатлел на пленку эту трогательную сцену.
Когда на перроне послышался прощальный свисток, юноша энергично вскочил с небольшим чемоданчиком в тамбур вагона и помахал старику на прощание платком.
Поезд тронулся. Я и старшина железнодорожной милиции поднялись в тамбур, вошли в первое купе. Там сидели полковник с женой, старичок с белой бородкой и средних лет женщина.
В соседнем купе находился тот, кто нас интересовал. Расположившись на нижней полке, он читал газету.
— Гражданин, предъявите документы! — обратился к нему старшина милиции.
Пассажир пожал плечами и неохотно достал из внутреннего бокового кармана пиджака справку, удостоверяющую его личность. В справке говорилось, что она выдана временно взамен паспорта.
