Владимир Кузьмин - Игра на изумруд
– Извольте сообщить желательный цвет, а то и фасон, ежели с таковым определились.
Мы сказали, что, собственно говоря, желаем, и мальчики без дополнительных распоряжений умчались за товаром. Платья мы с Полиной заказали схожего фасона, без всяких турнюров и кринолинов, а более свободного покроя, модного в этом сезоне в Париже. Но цвета выбрали разные, а значит, и обувь нужна была разного цвета.
Примеряли мы туфли чуть не целый час. То один оттенок казался более подходящим, то другой. Приходилось доставать кусочки ткани, сравнивать, обсуждать и спорить. После оказывалось, что у отвергнутой прежде пары кожа мягче и ноге в ней было удобнее. Приказчик распорядился подать нам кофе за счет заведения, мы сделали перерыв и продолжили с новыми силами свое столь увлекательное занятие.
Завершилось все тем, что помимо туфель, нужных для бала, мы выбрали еще по одной паре. Мальчишки принялись упаковывать покупки в коробки, обертывать их хрустящей бумагой с тысячу раз повторенной надписью: «Второв. Второв…» – и перевязывать их лентами с той же фамилией. Приказчик получил с нас деньги и вернул сдачу. Я собралась дать монетку мальчику с ангельским почти личиком, тонким голоском и невесомыми руками.
– Дай ему две монетки, но помельче, – шепнула мне Полина. – Они все равно обязаны чаевые отдавать. А мелкую монетку могут и припрятать. Ты и моему дай, а приказчику рубль я сама отдам.
Мы еще прогулялись по магазину, накупили множество мелочей, распорядились отправить покупки по адресам, оставив при себе только бальные туфли, и с чувством хорошо проделанной работы отправились к портнихе на самую последнюю примерку.
– Ну ви тока посмотрите! – восклицала, всплескивая руками, мадам Гризодубова, хозяйка лучшей в городе швейной мастерской, которую именовала на европейский манер «ателье». – Царевны-королевны неписаной красы. Брыльянты да яхонты[37] чистой воды.
А мы вертелись перед зеркалами, и я соглашалась в целом с мнением хозяйки. В отношении Полины безоговорочно, по поводу себя немного сдержаннее. А мадам Гризодубова все сыпала комплиментами, чаще прочих эпитетов поминая известные ей драгоценные камни. Что не помешало нам самую малость покапризничать и попридираться к качеству работы.
– Мадам! Ну я же просила вас не делать корсет[38] таким тугим, – чуть надув губки, жаловалась Полина.
– Да разве ж это туго? Это и корсетом называть язык не поворачивается.
– Нет, нужно было заказать совершенно свободный покрой, – продолжала ворчать Полина.
– А то и вовсе не платье пошить, а пеплос![39] – поддержала ее я, чувствуя, как грудь и бока сдавливаются и становится трудно дышать по мере того, как на спине затягивается шнуровка корсета.
– А вы, яхонтовые мои, и в пеплосе смотрелись бы пригоже, – соглашалась мадам Гризодубова, самолично и с немалым усердием стягивая «удавки» на спине Полины и не обращая внимания на наши стенания. – Это если на скандал внимания не обращать.
Мы переглянулись с Полиной и засмеялись оттого, что легко представили скандал, который мог бы разразиться, появись мы на балу в пеплосах! Нет, на такой вызов общественной морали мы готовы не были. Так что оставалось терпеть. Хорошо хоть можно позволить себе быть капризной, все равно капризами портних не пронять, они и не такое видели и слышали.
Хозяйку наши стоны, жалобы и мелочные придирки не смущали ни в малейшей степени, и она, попутно давая распоряжения портнихам и швеям, продолжала называть нас то изумрудными, то сапфировыми, то опять брильянтовыми. Чем неожиданно подпортила мне настроение: я вспомнила, что с украшениями у меня дело обстоит не лучшим образом. Все мои драгоценности, которыми я еще накануне гордилась, к этому платью совершенно не подходили.
Ни за что бы не подумала, что подобные вопросы станут волновать меня так сильно. Но, тем не менее, подъезжая к дому, я все еще думала именно об украшениях. А вот за порогом все эти мысли мигом улетучились благодаря нежданным, но приятным гостям.
Оказалось, что меня ожидают Гоша с Андрюшей и незнакомая мне девушка.
– Здравствуйте, – закричала я. – Очень рада вас видеть. Как ваши дела?
– Хуже не бывает, – угрюмо ответил белый клоун.
– Бывает и хуже, – успокоил его клоун рыжий.
– Да что же случилось?
– Афоня мозоль натер, – начал перечислять Андрей Владимирович, загибая пальцы, – у обезьянок животы болят, оркестранты скоро начнут засыпать, поскольку в эти дни играют не только у нас в цирке и у вас в театре, но и еще во многих местах. Все билеты на все представления на этой неделе проданы, а мы держим целую ложу для людей, которые о нас совершенно забыли.
– Ой! – только и смогла сказать я, потому что обещала побывать в цирке и даже привести наших артистов. – Виновата, не велите казнить.
– Мы вас казнить не станем, мы чего получше удумаем, – пообещал Гоша с таким видом, будто в самом деле придумывает наистрашнейшую из казней. – Вашу любезную хозяйку и очаровательную домохозяйку мы уже пригласили, и они ответили согласием. Афанасий Николаевич также не стал отвергать приглашение. А вас мы вместо казни отконвоируем куда-нибудь поближе к арене. Вот такое наказание вас, сударыня, ожидает.
Потом мы пили чай и меня знакомили с цирковой артисткой Тоней Ланцетти, которая исполняла в программе вольтижировку на лошади, а теперь еще должна была выполнять на арене тот же номер, что ненароком получился у нас с Гошей и Афанасием. И настроение у меня снова поднялось.
Едва гости разошлись, как дедушка на пару с Марией Степановной и не без участия Пелагеи потребовали демонстрации моего бального туалета. Тут я услышала восторженных комплиментов не меньше, чем в ателье мадам Гризодубовой. Мария Степановна отчего-то растрогалась и даже прослезилась немного. Дедушка скромно помалкивал, затем поднялся и протянул мне довольно большую коробку из тех, в которых продают в серьезных магазинах ювелирные украшения.
– Давно у меня не было возможности побаловать внучку, – сказал дедушка. – Но раз дела повернулись в сторону удачи…
32
Уличные гуляния, цирк, Петина премьера, наши концерты, которые были для меня развлечением, а никак уж не работой… И наконец, бал в общественном собрании!
Как все прочие учреждения, имеющие большую значимость, это располагалось неподалеку от Новособорной площади, а следовательно, и от театра. И я множество раз проходила мимо его нарядного фасада из красного кирпича фигурной кладки с белыми вставками, но внутрь не заглядывала ни разу.
Мы с Полиной красиво подкатили к самому входу на тройке ее родителей, мигом рядом оказался специальный лакей, который помог нам выбраться из саней, что оказалось не лишним – сделать это в бальных платьях без сторонней помощи было бы непросто, – швейцар распахнул двери, еще один лакей принял наши шубки, а третий проводил к дамским комнатам.
Закончив приводить себя в порядок, мы направились к танцевальной зале. Лестница с невысокими, но очень широкими ступенями, с тяжелыми (но ни в коей мере не тяжеловесными) перилами серого мрамора выводила к площадке с огромным, во всю стену зеркалом, а дальше раздваивалась, и каждый из пролетов вел наверх. Пожалуй, впервые в жизни, поглядев в это огромное зеркало, я осталась довольна своим внешним видом: мои косы чуть укоротили и уложили в высокую пышную прическу, платье и туфли были сшиты по самой последней моде и вполне мне подходили, а подаренные дедушкой колье, серьги и браслет из красного золота с бриллиантами и рубинами оказались как нельзя кстати к платью с рыжим отливом. Полина выглядела чуть старше, чем на самом деле, и, может, потому казалась мне совершенной красавицей.
– Ох, Даша, – неожиданно услышала я голос подруги. – Какая же ты красивая, даже зависть разбирает.
– Я секунду назад то же самое про тебя подумала, – засмеялась я.
Мы степенно поднялись на площадку, свернули влево на второй лестничный пролет и увидели ожидающих там кавалеров: Петю и его одноклассника Петрова. Петрова звали Никитой, был он не по годам высок, простодушен лицом, на котором даже среди зимы виднелись нечастые и неяркие веснушки, и лучше всех в Первой мужской гимназии играл в футбол. Но и танцором при том был отменным, что сегодня давало ему преимущество перед многими другими кавалерами.
Мальчики спустились нам навстречу, поздоровались, красиво наклонив головы, и галантно предложили руки. С самым серьезным видом мы всей компанией поднялись во второй этаж, но надолго нас не хватило, и мы дружно рассмеялись, чем привлекли множество взглядов. Какие это были взгляды со стороны молодых людей! Наши кавалеры мигом возгордились и на своих сверстников стали посматривать свысока.
Я огляделась. Справа и слева от лестницы были устроены павильоны с буфетами и игорными столами. Прямо две широкие двери вели в зал для танцев со сценической площадкой, оборудованной слева, – там сейчас размещался оркестр, – и балконом справа. На балконе публики было немного, потому что танцы еще не начались, и смотреть оттуда было пока не на что.
