Брысь или приключения одного М.Н.С. - Малышкина Ольга
Еще бы! Ей, наверное, никогда не приходилось видеть такого красавчика! Я принял соответствующий моей внешности и должности гордый вид (жаль, что мы только стоять умеем, а не ходить, как Люди, глубокомысленно заложив передние лапки за спину) и открыл рот, чтобы начать ученую беседу, а еще лучше – научную дискуссию. Однако дамочка не дала мне и слова молвить, перехватив инициативу.
– Ты больной? Это заразно? Не приближайся! Не дыши в мою сторону! Ничего здесь не трогай! Откуда ты взялся на мою голову?! Не отвечай! Ничего не хочу знать!
Сказать, что я опешил, – ничего не сказать! Если я и намеревался сообщить что-либо о себе, то после такого невероятного вступления чуть не забыл, как меня зовут! Скорее всего, я даже рот не закрыл! Так и вижу себя теперь глазами Клары (об этом позже): белый, с бестолковым (от неожиданности!) выражением рубиновых глаз и широко раззявленным ртом, из которого торчали зубы, покрытые прочной желтой эмалью!
Глава четвертая.
Клара
На вас когда-нибудь смотрели с брезгливостью? Интересно, как вы реагировали? Я, например, так: первоначальное возмущение быстро сменилось желанием зарыться поглубже в тот ворох, что я насобирал для ночлега, и подумать, не ошибся ли я, считая себя красавчиком… Но тогда следовало бы признать, что заблуждались и продавцы Зоомагазина, которые долго не хотели со мной расставаться, и Вовины родители, когда именно меня выбрали в подарок сынишке… Эти мысли успокоили, а потому я повернулся к дамочке спиной и забрался в листья уже исключительно от обиды, а не от огорчения.
Когда я натянул на себя последний листок, любопытство серой барышни взяло верх над прочими чувствами и она примирительно произнесла:
– Ладно, тоже ведь божья тварь! Вылезай, знакомиться будем!
Я хотел было проигнорировать снисходительно протянутую мне лапку дружбы, но вовремя спохватился, что лучше аборигенши (то есть местной жительницы) никто не расскажет, где я очутился в результате Вовкиного эксперимента. Поэтому отряхнулся и приосанился: встал на задние лапки, выпятил живот и откинул назад голову.
– Клара! – неожиданно кокетливо сообщила дамочка.
Ой! Мое собственное имя, которым я так гордился, вдруг показалось мне каким-то простоватым, и я решил представиться полным Ф. И. О., для пущей солидности:
– Пафнутий Владимирович Менделеев! (Надеюсь, Вовка простит, что я «записал» его в отцы!)
Уловка сработала – барышня широко распахнула глаза (кстати, совершенно обычного черного цвета!) и выронила яблочный огрызок.
– Ух ты!
Не давая ей опомниться, я важно продолжил:
– Младший научный сотрудник серьезной лаборатории!
И, чтобы закрепить успех, немножко приврал:
– Младший – это значит самый главный!
Однако Клара поняла все шиворот-навыворот!
– Бедненький! Так ты подопытная крыса?! Результат неудавшегося эксперимента?!
Я возмутился:
– Почему неудавшегося?! Очень даже удачный эликсир получился! Жил я в девятиэтажке в шикарных апартаментах, а теперь вот где оказался!
Дамочка скептически оглядела мою кучу листьев.
– Да уж! Удачно! Лучше не скажешь!
Я расстроился, что не могу донести до новой знакомой простую мысль: главное – не оставленная мной в прошлой жизни роскошь, а научно доказанный факт перемещения в пространстве, а возможно, и времени!
Ладно, позже поймет!
– Скажите, будьте любезны, кому принадлежит этот дворец и… какой год? —голос предательски дрогнул. Видимо, от волнения – ведь от ее ответа зависело так много!
Клара почувствовала мою неуверенность и опять заважничала: присела, сложила лапки на сером животе и повела обстоятельный рассказ:
– Находимся мы в Царскосельском Отдельном парке. Семейное предание гласит, что дом этот (или, как ты выразился, «дворец») – творение архитектора Кольба (я почему запомнил-то, на «колбу» похоже, основное орудие химиков), создан в 1879 году и принадлежал сначала надворному советнику Дерикеру, лечащему врачу великой княгини Марии Павловны и жены великого князя Константина Николаевича…
(На этом месте мой летописец перестал чертить непонятные знаки и вытаращил свои желтые глазищи. Оказывается, он лично знал вышеперечисленных особ, так как они состояли в родстве с его бывшим хозяином, императором Александром Вторым. Уж не знаю, как такое возможно… Врет, наверное! Эликсир-то мы с Вовкой только-только изобрели! Кстати, лапа его из белоснежной давно стала зеленой, потому что чернил мы не нашли, пришлось откупорить бутылочку с надписью «Бриллиантовая зелень» и вылить в мою мисочку. Причем тут бриллианты мы не поняли. Ни одного не попалось. Наверное, забыли положить!)
Клара между тем продолжала:
– Потом особняк перепродавался, перестраивался. Последней в доме жила купчиха Синева, жена почетного гражданина нашего города и поставщика живой рыбы к столу императора Николая Второго. Видишь каменную пристройку? (Я посмотрел, куда показывала новая знакомая.) Там он устроил бассейн для ее выращивания! (К рыбе я был равнодушен, не кот все-таки и не царь, но языком поцокал из вежливости.) А с недавнего времени тут детей поселили. Как и во многих других особняках и дворцах. Кстати, из-за этого город называют теперь Детским Селом.
– Простите, а что значит «с недавнего времени»? – осторожно напомнил я вторую часть вопроса.
– С начала лета 1918-го, а сейчас сентябрь! Вот и считай, коли ученый!
Я быстро прикинул – ничего себе! Почти на сто лет назад переместился!
– А куда же делись те, кто тут жил?
– Да повыгоняли всех! – беззаботно ответила Клара и, понизив голос до таинственного шепота, затараторила:
– Да здравствует революция! Долой буржуев! Вся власть Советам крестьянских и солдатских депутатов! Фабрики рабочим! Пролетарии всех стран соединяйтесь!
Честно говоря, я ничего не понял – слишком много незнакомых слов (я таких даже по телевизору не слышал!), однако покивал с умным видом:
– Долой, долой! А скажите, почему детишки человеческие такие бледненькие и лысые?
Клара пригорюнилась:
– Беспризорники они бывшие, сироты! Голодали, вот и бледненькие. А острижены, чтобы вши не заводились. От этих подлых тварей Люди тифом болеют, страшной смертельной болезнью! Кстати, не выкай мне, сейчас это не принято! За такое к стенке поставить могут!
Я представил себя стоящим у стены на виду у всех… Да, неприятно…
Глава пятая.
Скрепление дружбы
Клара замолчала, выжидательно глядя на меня. Я даже растерялся под ее пристальным взором. Раньше-то я с себе подобными никогда не общался, в далеком детстве только, вот и не знал – завершать беседу или продолжать. Хорошо, что она опять взяла инициативу в свои лапки (кстати, на моем белом фоне коготочки лучше смотрелись, чем на ее сером!):
