Жорж Байяр - Мишель и затонувшее сокровище
— И так тихо, спокойно, — вставила Мартина. На некоторое время наступило молчание. Все
изрядно проголодались, а холодная, прозрачная родниковая вода делала их импровизированный ужин вкуснее всяких деликатесов.
Вдруг Мартина подняла голову и прислушалась.
— По-моему, за дверью кто-то есть, — прошептала она.
Что-то в голосе девочки заставило всех оторваться от еды.
— Призрак… озерный дух… — произнес, подвывая, Артур и сделал вид, будто дрожит от страха.
— Тс-с-с! — шикнула на него Мартина.
На этот раз зубоскальство Артура никого не развеселило: испуг девочки был неподдельным, и за столом воцарилась напряженная тишина.
И вдруг кто-то постучал в дверь — негромко, неуверенно.
— Ду-ух, это ты? — снова провыл Артур.
— Ох, ты бываешь просто невыносим! — поморщилась Мартина.
Мишель встал из-за стола и пошел открывать. Мальчик заранее нахмурил брови, готовый оказать самый холодный прием любому непрошеному гостю, но едва он распахнул дверь, как лицо его просияло улыбкой.
На пороге стояла темноволосая девушка из гостиницы с корзиной в руке.
— Добрый вечер, мадемуазель. Входите, прошу вас, — сказал Мишель.
Девушка нерешительно шагнула в комнату. Вид у нее был смущенный, оробевший. Мишель смотрел на гостью, недоумевая, чем мог быть вызван столь поздний визит.
— Я пришла… я думала… — пробормотала девушка.
Двумя руками она приподняла свою корзинку, словно вручая ее друзьям, подержала так и в конце концов поставила на стол.
— Здесь свежие яйца и бутылка вина, — проговорила она наконец. — Я подумала, может, у вас нет сегодня ничего на ужин… Я не знала… но… все-таки…
— Как это мило! — воскликнул Артур.
— Очень любезно с вашей стороны, — подхватил Мишель. — Не хотите присесть с нами?
— Нет-нет, спасибо, мне некогда…
— По-моему, нам пора познакомиться, — продолжал Мишель. — Я — Мишель Терэ, а это мой двоюродный брат Даниель Дерье… Мартина Девиль… Артур Митуре….
— Здесь! — выпалил Артур, как на перекличке, и, привстав с табуретки, изысканно поклонился гостье.
— Меня зовут Франсина… Франсина Вержю, — ответила девушка. — Хозяин гостиницы — мой дед, и я еще хотела вам сказать… попросить… извините его, пожалуйста. В последнее время он не ладил с вашим… с Антонимом Терэ.
— Это был мой двоюродный дед, — уточнил Мишель.
Наступило неловкое молчание, впрочем, вполне естественное для людей, только что познакомившихся при не совсем обычных обстоятельствах. Поступок девушки тронул друзей: ведь она прошла длинный путь от гостиницы до фермы, да еще в темноте, чтобы загладить впечатление от нелюбезного приема, оказанного новым соседям ее дедом.
«Но вправду ли она только за этим и пришла?» — подумал Мишель, решив пока держаться настороже.
— Я все хотел спросить, мадемуазель Франсина, — нарушил молчание Артур, — белый заяц — это все равно как белая ворона, таких ведь не бывает?
Впервые с той минуты, как она вошла в дом, лицо молодой девушки озарилось чистосердечной улыбкой.
— Почему же, бывает! В наших краях водятся такие, их называют беляками. Зимой шкурка у них становится совсем светлой, и ее незаметно на снегу.
Пока она говорила, Мишель размышлял. Интересно, знает ли девушка о надписи на стене? Она ни разу не посмотрела в ту сторону. Но7может быть, ее просто ослепило пламя свечей после ночного сумрака?
Воспользовавшись паузой в разговоре, он спросил:
— А вы не могли бы объяснить мне, мадемуазель, почему ваш дед и мой дядя, как вы только что сказали, не ладили друг с другом?
Лицо гостьи залилось краской, брови нахмурились. Глаза ее перебегали с одного собеседника на другого, она как будто силилась угадать, что у них на уме. Наконец девушка вскинула голову и сказала:
— Не хочу я вмешиваться в эти дела. Здесь и без меня найдется немало желающих вас просветить.
Мишель, раздосадованный ее уклончивостью, отметил про себя, что эта ссора, похоже, ни для кого не тайна. Видно, вся округа давно в курсе…
— Произошло что-нибудь серьезное? — не от-
ступал он.
Но, видно, не суждено было Мишелю в этот вечер узнать ответ на мучивший его вопрос. За дверью послышался шорох, и что-то яростно заскреблось о деревянную створку. Девушка вскочила.
— Трик, тихо! — крикнула она.
Артур, опередив ее, распахнул дверь. Черная, овчарка — та самая, из гостиницы — вбежала в дом, держа в зубах скомканную оберточную!
бумагу, из которой падали на пол серые перья.
— Ах ты, негодник! — воскликнула девушка. — Брось это сейчас же! Смотри, что ты наделал! Рассыпал перья, намусорил…
Франсина ухитрилась вырвать бумагу из пасти пса и бросила ее в огонь. Но перья уже разлетелись по всему полу. Собака принялась играть с ними.
Впрочем, игра продолжалась недолго. Овчарка вдруг подняла голову, насторожилась и глухо заворчала. Хвост ее заходил ходуном, и она подбежала к разбитому окну. Как ни странно, в поведении собаки не было и намека на злобу. Наоборот, она, казалось, почуяла старого знакомого и радовалась встрече.
Молодые люди, поначалу заинтригованные проделками пса, успокоились и вернулись было к прерванному разговору. Но тут раздался громкий стук и сразу вслед за ним — звон разбитого стекла. Все остолбенели…
— Да что там еще? — вырвалось у Мишеля.
3
В два прыжка Артур, Мишель и Даниель оказались у окна.
Ставень, на скорую руку прилаженный Артуром, сорвался, и угол его разбил уцелевшее стекло.
— От ветра?.. — неуверенно предположил Мишель.
— Не может быть, — возразил Артур, — ставень держался крепко.
— Ты же сам сказал, что не ручаешься… Трик между тем, радостно повизгивая, скребся
в дверь. Мальчики бегом пересекли комнату. Как только дверь открыли, собака ринулась в темноту; Друзья последовали за ней.
Им не пришлось идти далеко. Добежав до угла дома, Трик с радостным лаем запрыгал вокруг какого-то темного силуэта.
Франсина и Мартина решились последовать за мальчиками только до порога; обе с тревогой наблюдали за происходящим, но думали при этом отнюдь не об одном и том же…
— Это ты, Луи? — крикнула Франсина.
В ответ ей раздался басовитый насмешливый хохот.
— Только псина меня и узнала! — смеялся ночной гость.
— Да это… это же Селестен! — воскликнула девушка.
Человек подошел ближе и остановился в прямоугольнике слабого света перед открытой дверью.
Мишель и его друзья, немного ошарашенные, поняли, что Франсина знает незнакомца. Долго ждать объяснений им не пришлось.
— Ну да, Селестен, а то кто же? Добрый вечер честной компании, — пробасил мужчина. — Холера забери этого Таву, будь он неладен! Сказал бы мне кто, что я застану здесь сегодня столько народу… Цыц, Трик, молчать, когда я говорю!
Пес притих и послушно уселся у ног незнакомца. Мишель и все остальные молчали, недоумевая, кто же этот Таву, на голову которого посылает проклятия ночной гость.
— Очень извиняюсь, — продолжал Селестен. — Я хотел посмотреть, кто тут есть… а то мало ли… хотел только заглянуть в окошко, и вдруг — бац! — этот чертов ставень как рухнет! Но я вам вставлю новое стекло, не будь я Селестен!
— Заходите, пожалуйста, — пригласил Мишель. — На улице сейчас прохладно.
— Не откажусь, молодой человек. Это от воды холод подымается… Да и для здоровья от такого воздуха вред один!
И Селестен вошел в дом. От его коренастой фигуры в мешковатом костюме из зеленого бархата веяло недюжинной силой. Молодые люди встали полукругом, и гость оказался в центре. Некоторое время все смущенно молчали. Первой заговорила Франсина:
— Так значит, вас выпустили?
Селестен едва заметно поморщился. В его маленьких глазках мелькнула угроза… или, может быть, вызов. Но в следующее мгновение он разразился хрипловатым, не слишком веселым смехом.
— Освободили подчистую нынче утром, красавица моя! Два года оттрубил, от звонка до звонка, ни днем меньше.
Мишелю показалось, что на последних словах голос его слегка дрогнул. Молодые люди, потрясенные догадкой, что их гость отбывал заключение, смущенно переглядывались, не зная, что сказать. Поведение Франсины, которая говорила с этим человеком без тени страха или презрения, удивило их еще больше.
Мишель наконец решился. — Так вы из этих мест? — спросил он.
Селестен улыбнулся и посмотрел на Фран-сину, словно призывая ее в свидетели.
— Да вроде того… как-никак сорок два года прожил… вон там! — И он указал рукой в сторону озера.
— То есть вы хотите сказать, что жили в поселке Ла-Гамб?
Гость молча кивнул головой. Потом повернулся к Франсине.
— Они что, нездешние? Кто это вообще такие? А где же Антоним? Я вообще-то к нему шел. Неужто он продал свою ферму?
