Валерий Роньшин - ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ
В общем, наскоро перекусив, Генка потопал в школу. И встретил там Макса.
Горох, как всегда, был в своем репертуаре:
— Зацени, Самокат. Вчера на дискотеке две девчонки из-за меня подрались.
На сей раз Генка ничего «заценивать» не стал.
— Макс, — сказал он, — я задам тебе несколько вопросов. Ты на них просто отвечай и ни о чем меня не спрашивай.
Горохов окинул друга недоуменным взглядом.
— Самокат, ты в последнее время какой-то прибабахнутый.
«Будешь тут прибабахнутым», — подумал про себя Генка, а вслух сказал:
— Ну, ты усек?
— Усек, усек, — ответил Макс и тотчас спросил: — А почему я не должен ни о чем спрашивать?
— После объясню, — пообещал Генка и начал задавать вопросы: — Я вчера в школе был?
— А ты что, сам не…
— Отвечай на вопрос!
— Ну, был.
— Мы о Курочкиной говорили?
— Ну, говорили.
— Раньше ты о ней слышал?
— Нет, не слышал.
— Мы с тобой после школы куда-нибудь ходили?
— Нет, не ходили… Слушай, Самокат, — не выдержал Горохов, — а ты случайно не шизанулся?
— Вполне возможно, — со вздохом произнес Генка и рассказал Максу обо всем, что с ним произошло. И во сне, и наяву.
— …Вот такие у меня примочки, — мрачно закончил Самокатов свой рассказ. — Что ты на это скажешь?
Горохов дурашливо похлопал друга по плечу.
— Чего тут говорить? Становись на учет в психдиспансер.
— Да иди ты!.. — вспылил Генка, развернулся и пошел. Злой, как черт.
Макс кинулся следом.
— Эй, я же просто пошутил.
— Отвали!
— Да не заводись ты, Самокат! Че ты такой нервный?
— Посмотрел бы я на тебя, если б тебе каждую ночь кошмары снились! — с горячностью воскликнул Самокатов.
— Ой, как будто мне кошмары не снятся. Я вон недавно чумовой «ужастик» видел. «Отрубленные пальцы» называется. Так потом я от этих пальцев две ночи подряд во сне удирал.
— Ты хоть удирал, — ответил Генка несколько поспокойнее. — А я на рельсы упал и ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. А электровоз надвигается…
— Все это лажа, — сказал Горохов, — причем полная.
— Да? А шишка v меня на затылке откуда?
— Ударился обо что-то.
— О подушку, что ли?
— Почему о подушку?! О кровать, например.
— А шею кто мне оцарапал?
— Да ты сам ее себе оцарапал. Вон у тебя ногти какие.
— Хорошо. А с Курочкиной как быть?
Здесь Макс вынужден был согласиться:
— Да, с Курочкиной неврубон. Ты действительно видел ее в нашем классе?
— Как тебя сейчас. И на уроках, и на переменах… Слушай, Горох, — Самокатов понизил голос, — а вдруг у меня и вправду крыша едет?
— Это легко проверяется. Есть специальные тесты.
Генка поморщился.
— Что мне — в психбольницу идти?
— Не обязательно. Я могу тебя проверить.
— Ты?!
— Ну да. У меня же отец психиатр… Вот закрой глаза.
— Зачем?
— Да не бойся, закрывай. Я тебе точно скажу, рехнулся ты или нет.
Самокатов закрыл глаза.
— А теперь дотронься указательным пальцем до кончика носа.
Самокатов дотронулся.
— Зашибись! — сделал вывод Горохов. — Ты в полном порядке.
— Да уж, в порядке, — вздохнул Генка, но на душе у него стало чуточку спокойнее.
— Ты просто заучился, Самокат, — сказал другу Макс. — Видеокамера — это, конечно, круто, — Горохов был в курсе Генкиных дел. — Но и за нее особо корячиться не стоит.
— Да я особо и не корячусь.
— Не заливай. Кто на каждом уроке первым лезет отвечать?
Генка промолчал. А Макс продолжал:
— У нас же сейчас самые клевые годы. Нам надо не учебники зубрить, а отрываться. А когда вырастем — начнется скучная взрослая жизнь… — Горохов скорчил кислую гримасу.
— Да, взрослая жизнь — это гадость, — тоже скривился Самокатов.
— Вот и давай сегодня махнем на дискотеку, — предложил Макс. — Классных девчонок подцепим…
— Я уже одну подцепил, — буркнул Генка. — А она меня — бац! — и под товарняк.
— Ты, главное, думай об этом поменьше.
Но Самокатов не мог не думать.
— Нет, все же странно…
— Да что странно-то?!
— Ну понимаешь, эти сны — будто и не сны.
— Фу-у, — отдувался Горохов, — ты меня уже заколебал своими снами. Ну ладно, давай посмотрим фактам в лицо.
— Давай.
— Значит, в первом сне ты превратился в какую-то Курочкину…
— Ага. А во втором сне она меня на рельсы толкнула. А утром появилась шишка. — Генка непроизвольно пощупал свой затылок.
Макс задумался. Прошла минута.
— Эй, Горох, ты что, уснул? — толкнул друга Самокатов.
— Подожди, я размышляю, — солидно ответил Макс.
Поразмышляв, он сказал:
— Знаешь, Самокат, я думаю, это были не сны.
— А что тогда — глюки?
— И не глюки.
— А что же?
— Шуточки твоего подсознания, — выдал Макс.
— Чего-чего?
— Того самого. Ты хоть знаешь, что такое подсознание?
— Ну, так, смутно.
— А я точно знаю. Мне папаша объяснял. У человека мозг на девяносто процентов не работает. Мы мыслим одной коркой… — Горохов для наглядности постучал себя по лбу. — А что заложено в подкорке — неизвестно.
— А при чем тут подсознание?
— Ну ты тормоз, Самокат. Подкорка и есть подсознание.
— А-а… — протянул Генка. — Ну и что?
— А то, что у тебя все из подсознания идет. И Курочкина, и Фарфоровская… Ты на этой станции раньше-то бывал?
— А разве такая станция существует?
— Существует. Я мимо нее сто раз проезжал, когда с родичами на дачу ездил.
Самокатов присвистнул.
— Ни фига себе! Выходит, во сне я узнал про станцию, которая есть на самом деле?
— Да не во сне, — поправил друга Горохов. — Ты скорее всего знал о ней, но забыл. Вернее, не забыл, а она у тебя из сознания перешла в подсознание. Так же, как и Рита Курочкина.
— Ты хочешь сказать, что и Курочкина существует на самом деле?
— Ну да! И ты с ней раньше был знаком.
— Когда раньше? В детском саду?
— Может, в яслях.
Генка усмехнулся.
— Ты еще скажи — в роддоме.
— Вполне возможно, — ответил Макс. — И воспоминания о ней ушли в твое подсознание. А сейчас стали проявляться в форме кошмарных снов.
Самокатов покачал головой.
— Ну ты и отмочил, Горох. Сознание… подсознание… Что-то больно круто. Не знал я раньше никакой Курочкиной. И про Фарфоровскую тоже никогда не слыхал.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно!
Разговор мальчишек прервал звонок. Первым уроком у них была литература.
— Ладно, завязываем, — сказал Генка. — Пошли на литру. Мне надо еще у Нестеровой спросить, когда пару по русскому можно будет исправить.
Но Горохов не двинулся с места.
— А что, если нам это проверить? — задумчиво произнес он.
— Что «это»?
— Ну, ты говоришь, что про Фарфоровскую никогда не слышал. А давай туда смотаемся. Вдруг что-нибудь выплывет из твоего подсознания.
— Ну выплывет, и что дальше?
— Тогда твое подсознание перестанет давить на твое сознание. И тебя больше не будут мучить кошмары.
— Что-то не верится, — скептически скривил губы Самокатов.
— Вот мы и проверим.
— Прямо сейчас?
— Конечно!
— А как же уроки?
— Самокат, тебе что важнее — какие-то уроки, или чтоб тебя заморочки не напрягали? Ведь так недолго и свихнуться!
— Это верно, — на сей раз согласился с другом Генка.
— В общем, нечего тут рассусоливать. Едем!
— Ладно, поехали.
Глава V
СОБАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ
И ребята поехали на Фарфоровскую. Едва они вышли из электрички, как Генка изумленно воскликнул:
— Я здесь уже был!
— Ага-а! — торжествующе завопил Макс. — Пошла информация из подсознания!..
— При чем тут подсознание?! — отмахнулся Самокатов. — Я помню, что был здесь во сне. Вон касса… а вон на той скамейке мы с Ритой сидели…
— Подожди, подожди, Самокат, — остановил его Горохов. — Давай разберемся. Во-первых, на всех станциях есть скамейки и кассы…
— Да нет же, мы сидели именно на этой скамейке! — возбужденно проговорил Генка. — А вот отсюда она меня толкнула… — подскочил он к краю платформы. — А вон туда я упал… — показал он пальцем на рельсы.
В голове у Самокатова все пошло кувырком. С одной стороны, он был теперь точно уверен, что встречался тут с Курочкиной. И не во сне, а наяву. А с другой стороны, этого просто не могло быть. Ну никак!.. Никак!..
Вспомнив еще кое о чем, Генка стремительно бросился к кассе.
— Эй, ты куда?! — закричал ему вслед Макс.
Не ответив, Самокатов подбежал к дверям кассы. И у него екнуло сердце. Справа от двери, на стене, красным фломастером было написано:
Рита + Гена = love
Подошел Горохов.
— Смотри, — указал Самокатов на надпись.
