Игорь Гуров - Хребет Скалистый
Гудков решил организовать засаду. Он выбрал подходящее место: дорога проходила меж двух каменных скал. На одном из гребней спряталась Клава, на другом — Ахмет. Сам Гудков прошел вниз, чтобы преградить дорогу едущим или идущим автоматной очередью. На матроса была возложена задача закрыть путь для отступления. Если бы гитлеровцы появились не со стороны фронта, а с тыла, роли бы переменились: матрос преградил бы им путь, а Гудков не дал бы повернуть вспять.
Наталья поднялась повыше на гору и вооружилась биноклем. Она должна была дать знать о приближении немцев.
Вскоре подходящий случай представился.
Со стороны фронта двигались две пароконные подводы. На передней лежал связанный человек и сидело несколько полицаев. На второй везли какой-то груз, укрытый брезентом. Вел ее один полицай.
Все дело испортил матрос. Он погорячился и первым открыл стрельбу, тогда как было условлено, что это должен сделать Гудков.
Сидящий на задней подводе полицай Мешком свалился на землю. Он был убит наповал. Рядом с ним билась в конвульсиях одна из лошадей.
Едущие впереди, заслышав стрельбу, хлестнули по коням и пронеслись мимо сидящего в кустах Гудкова.
Гудков пустил автоматную очередь, но было уже поздно.
Рядом с какими-то аккуратно зашитыми тюками спал в обнимку с пулеметом мертвецки пьяный полицай, которого до сих пор партизаны не видели.
Тут же были коробки с запасными пулеметными лентами.
Это была удача: прибавилось еще два автомата, а главное — пулемет с большим количеством запасных патронов.
Растолкав спящего полицая, Гудков строго спросил, какой груз они везут.
По седой прядке волос полицай узнал "одержимого казака". Его приметы были разосланы во все комендатуры и отделения полиции.
— Господин партизан, — залепетал он, мгновенно отрезвев, — я все скажу. Картины какие-то из музея везли. Вот можете взглянуть, сбоку лежат.
Действительно, сбоку тюков были небрежно засунуты несколько картин и какая-то икона.
— Не убивайте, господин партизан! — причитал полицай. — Я не виноват. Я все скажу.
— Кого везли связанным на первой подводе? — не обращая никакого внимания на его вопли, строго спросил Гудков. — Партизана?
— Нет, господин партизан. Я все скажу. Это не я — немцы. Эсэсовцы захватили в ауле. Какой-то старик вот эти картины вез в эвакуацию. Еще осенью. Да не успел через перевал. Прятался в ауле. А немцы вас ловили и на него натолкнулись. Нам только приказали картины и его в город увезти. А я не виноват. Честное благородное слово, не виноват! Не убивайте, господин партизан!
— Честь! — крикнул в бешенстве Гудков. — Благородство! А ты, собака, о них помнил, когда Родину продавал?
Вскинув пистолет, Гудков в упор выстрелил. Он мог отпустить гитлеровского солдата, но к предателям был беспощаден.
— Николай, — обратилась к нему Наталья, — нужно унести картины.
Они знали, какую огромную духовную и материальную ценность представляют собой картины, написанные великими художниками. Клава до ухода в армию была студенткой Московского университета. Много часов простаивала она перед шедеврами Третьяковской галереи, и одно упоминание имени Репина или Сурикова приводило ее в благоговейный трепет.
Гудков повел людей в обход. Чтобы не обнаруживать себя, он усиленно избегал встреч с врагом, не заходил в попадавшиеся на пути хижины пастухов и хаты лесников. Он хотел темной ночью обрушиться на гитлеровцев и, воспользовавшись переполохом, прорваться на ту сторону.
Только один раз им пришлось зайти в кошару пастухов. Рука Натальи гноилась, ее нужно было перевязать, а у них не было ни одного индивидуального пакета, ни одной чистой тряпки. Два дня нечего было есть. Кроме того, нужно было расспросить пастухов о горных тропах, о том, какие высоты в руках советских войск, какие у врага.
Ночью они вошли в кошару старого адыгейца. Тот помог им: нашел бинт, накормил, дал сыру в дорогу; рассказал, что знал о фронте.
Фронт был рядом. С поляны, где стояла кошара, был виден склон горы, изрытый окопами. Это были окопы советской морской пехоты, несколько месяцев сдерживавшей натиск отборных гитлеровских частей.
Они обошли аул, спустились в узкое ущелье. Надо было подняться наверх. Там уже свои.
Но в то время, когда они вошли в ущелье с одной стороны, с противоположной стороны в него входил батальон гитлеровцев, скрытно подтягивавшийся к фронту.
Партизаны были обнаружены. Они стали с боем отходить.
Гитлеровцы упорно прижимали их к каменным стенам Скалистого хребта.
— Перед нами две задачи, — твердо сказал Гуд-коз, — спасти картины и подороже продать свою жизнь.
— Подороже продать жизнь — это понятно, — ответил матрос. — Я за. Погибать — так с музыкой. Побольше с собой на небо гадов забрать. А вот картины-то придется бросить либо сжечь.
— Нет, — отвечал Гудков, — нужно искать пещеру.
В тех местах пещер вообще много, но две первые, на которые они натолкнулись, были малы и мелки. Зато третья, начинаясь узеньким горлом, переходила в большой подземный зал, а из него в недра горы шел каменный коридор.
Оставив матроса и Клаву с пулеметом стеречь вход в пещеру, Гудков уложил обессиленную Наталью в подземном зале и отправился вместе с Ахметом осматривать коридор. Он был длиною около километра, и второго выхода у него не было.; В пещере Гудков был как в крепости. До тех пор, пока у него были патроны, он мог держаться. Но после боя патронов осталось мало. Мало было и продовольствия, лишь несколько кусков сыра, что дал старик пастух. К тому же пещера была безводной.
Днем гитлеровцы попытались пойти в атаку, но с большими потерями для себя откатились.
Ночью Гудков и Клава поползли к текущему на другом конце поляны ручью за водой.
У них была единственная фляжка. Ее удалось наполнить и принести в пещеру. Но дорогой ценой. Обнаружив у партизан движение, гитлеровцы открыли шквальный огонь, и Клава уже у самой пещеры была убита.
Гудков принес тело девушки. Вырыв ножами могилу в одной из ниш пещеры, партизаны похоронили Клаву Белую. Они даже не знали ее фамилии.
Теперь их осталось только четверо.
Исследовав еще раз коридор, Гудков решил перетащить туда тюки с картинами. Рядом положили связку из трех гранат.
Было решено, что тот, кто останется последним в живых, взорвет этими гранатами вход в коридор, где спрятаны картины.
Возник вопрос, как сообщить о местонахождении картин так, чтобы поняли свои, но не догадались гитлеровцы.
И вот тут-то Наталья вспомнила, как в юности они с Проценко шифровали переписку.
В рюкзаке у Натальи лежала книга "Три мушкетера". На последнем листе Гудков написал письмо. Порвали карту, найденную в планшете Клавы, и в нескольких экземплярах скопировали письмо.
Оно было понятно каждому, кто прочтет. Партизаны спрятали клад. Где спрятали, мог расшифровать только Проценко, которому просили сообщить об этом письме-завещании.
Когда возник вопрос о шифрованном тексте, Гудков предложил сделать его на предварительно испорченной фляге. На непригодную флягу никто не польстится, а надпись, выцарапанная на металле, могла храниться годы.
Снова Гудков выполз из пещеры. Он положил фляжку с шифрованным письмом на камень и сверху прикрыл подобранной каской. Потом записки с открытым текстом рассовал под камни, так же как и фляжку, Прикрыл касками с убитых гитлеровцев.
Книгу "Три мушкетера" с письмом на обложке было решено спрятать около входа в пещеру.
Без пищи, без воды, почти без патронов, они продержались еще трое суток.
Потеряв надежду взять партизан измором, гитлеровцы и прибывшие им в помощь полицаи пошли на приступ.
Гудков и его верный ординарец Ахмет были убиты почти одновременно.
Боясь надолго оставить пулемет, матрос не мог их похоронить, как Клаву. Он оттащил их в подземный зал и укрыл бурками.
Наталья застыла над телом мужа. Она была в полузабытьи и очнулась лишь тогда, когда до ее сознания донеслись горланящие голоса гитлеровцев.
Пулемет молчал. Наталья бросилась к выходу из пещеры.
Матрос был мертв. В пулемете же оставалось полленты патронов.
Кое-как одной рукой Наталья повела огонь и отбила атаку.
Она снова была ранена, но, когда кончилась пулеметная лента, сделала еще несколько выстрелов из маузера. Только когда в маузере остался один патрон, Наталья поползла в глубь пещеры. Идти она не могла.
Она знала, что у нее есть время.
Наталья чиркнула спичку и подожгла остатки карты Клавы, чтобы осветить пещеру.
Взяв одну из картин, она собственной кровью вывела на обороте:
"Патронов больше нет. Взрываю коридор".
Подумав, дописала фразу, которую в нескольких местах писал еще сегодня утром убитый матрос:
"Погибаю, но не сдаюсь".
