Сергей Давыдов - Путаный след
— Это эти… ну, серенькие… которые везде летают, да?
— Эх ты, старая вешалка! — смеясь, отозвался усатый бригадир Корнев. — Ну куда ты за пацанами гонишься? Думаешь, весело им с тобой?
— Как это получилось? — недоумевал несчастный птицелов.
— Как, как! Очень просто. Привязал тебе Сашка воробья на приманку, и всё! Да не унывай ты! Надо же! Целую стаю воробьев изловил! Ха-ха-ха… ой!
Незадачливый птицелов ничего не сказал Сашке.
Выпустил воробьев в окно.
Клетку подарил Женьке.
Блёсны раздал.
В следующую пятницу он даже не взглянул на собиравшихся в лес Сашку и Женьку, а вытащил из ящиков весь свой инструмент и принялся его чистить да смазывать.
— Не горюй, — сказал ему бригадир. — Где уж нам за детьми… Идем лучше в домино. Вон на улице старички стукают, пошли?
— Не люблю я эту стукалку. Иди, если хочешь. Вторая игра по уму!
— После чего это, — спросил обиженно бригадир. — Я каждый день стучу. После чего это она вторая, а?
Дядя Володя грустно махнул рукой:
— После перетягивания каната!
Стоял солнечный и сухой сентябрь.
Ещё не желтели листья.
Ещё можно было купаться.
Только ветер стал более резким и порывистым. Дул чаще и настойчивее, чем летом. Вздымал пыль, швырялся на берегу колючим песком.
Сашка надумал съездить за раками.
Всю неделю слышались в слесарке рассказы бывалых раколовов, в которых количество пойманных раков выражалось такими цифрами, что Сашка только свистел в ответ и загибал крючком указательный палец, что означало: «загибаете, братцы!».
— Надо на тухлое мясо. Все раки твоими будут, — советовали ему.
— Зола! — кричал Сашка в ответ, не поворачиваясь от станка. — На гнилое мясо и дурак сумеет!
— А еще можно ногой ловить! — продолжались советы. — Разуться и щупать пальцами норы. Они обычно неглубоко в берегу. Сунуть в нору большой палец, рак и схватит! Очень просто!
— Ну, значит, ты раков не видал! Я таких ловлю, что, если хватанет клешней, — полноги долой!
В обед он мастерил с Женькой какие-то особые сачки.
— Эх, — потирал он руки. — А варю-то их… ммм… с укропом-с… с лавровым листом-с…
Дядя Володя равнодушно поглядывал на все эти приготовления.
Сидел на своем высоком табурете.
Постукивал молоточком.
Помалкивал.
Неожиданно сказал:
— Сегодня ровно двадцать пять лет, как я в плену побывал. Время как идёт… для чего оно мчится?
Шорница Маша спросила:
— Я все в голову не возьму: как это ты, такой скелет, сумел тогда грифельную доску поднять. Она же тяжеленная?!
— А я откуда знаю. Поднял, и всё. Я тогда ничего не помнил!
— В ярости человек может гору свернуть, — пояснил бригадир. — Двадцать пять лет!.. Ты бы хоть отметил, как полагается.
— Да ну… не пью я, ты же знаешь.
— Такой день и даром пройдёт!
— А! Больше прошло. Что уж там день.
И дядя Володя сумрачно отвернулся от всех.
Бригадир поманил Сашку пальцем.
— Иди-кось сюда! Вот что. В такой день нечего ему отказывать. Возьми старика с собой. Неужели ты слепой. Ты про лес рассказываешь, а он весь дрожит.
— Я и сам хотел. Без указчиков знаю! — почему-то рассердился на бригадира Сашка.
Сашкин способ ловли был не очень добычлив, но уж зато азартен.
Ловили в мелкой усеянной огромными красными валунами реке, выбегавшей из лесного озера.
Женька палкой стучал по камням, и на поверхность воды вылетал разбуженный рак. Он стремительно пятился к середине, но Сашка подставлял ему под хвост сачок и выбрасывал черного усача на берег. Тут он попадал в руки дяди Володи, возбужденного и счастливого, и отправлялся в ведро с водой, где уже ползали и били хвостами такие же красавцы.
Так они забавлялись весь вечер.
Сашка дал половить и дяде Володе.
И дядя Володя изловил невиданного рака. От неожиданности он упустил его в траву. Рак спрятался в траве. Но дядя Володя стал шарить и шарил до тех пор, пока рак не хватанул его за палец.
— Аи! — вскрикнул дядя Володя. — Урра!
А потом Сашка развел костер и сварил раков. Сварил действительно мастерски. С укропом и перцем.
Дядя Володя, накалываясь зазубренными шипами клешней, впитывал в себя, смаковал чудесный вкус острого душистого мяса. Чувствовал он себя сегодня по-настоящему празднично. И ещё ему показалось, что Сашка к нему сегодня почему-то гораздо добрее.
Костёр догорал.
Сашка и Женька лежали рядышком. Надо было готовить ночлег, пока не стемнело.
— Женька! Айда за дровами!
— Сперва искупаемся?
— Давай!
Они убежали к реке.
Тихо вздыхали старые желтые сосны. Плыли медленные белесые облака. Беспрерывно журчала речка.
Дядя Володя разделся и, оставшись в одних трусах, пошел отмывать ведро. Он не заметил, что вернувшийся с охапкой хвороста Сашка наблюдает за ним.
— Ах ты! Ну и жизнь! — вырвалось у дяди Володи.
Сашка впервые видел его спину, всю в длинных темных рубцах, словно по ней прошлись фрезой.
— Подумать только, какая жизнь!
Дядя Володя вошел в реку по колено. Вода была теплой-претеплой. Он выпустил ведро и сделал еще несколько шагов.
— Сашка, Сашка! Где ты? Смотри, сколько я сена приволок!
— Тише ты! Смотри-ка!
Дядя Володя плыл на самой середине реки.
Вернее не плыл, барахтался, вздымая тучи брызг.
Так впервые начинают плавать в далёком детстве.
— Чего это он — чокнулся? — заржал Женька. — Тоже пловец! Наяривает небось по дну руками и ногами… хотя нет, там глубоко. Ох и потеха! Вот расскажем всем, ага?!
— Замолчи ты, сковородка! — вдруг грубо обрезал Сашка. — Плывёт, как умеет! Нисколько не хуже тебя!
ПУТАНЫЙ СЛЕД
повесть
В СМОЛЕНСК
Олег Кислицын на весь август едет в Смоленск. Отпускают одного. Билет взят ещё неделю назад, но мама всё время грозится сдать его обратно в кассу.
— Может сдать. Запросто! — явно завидуя, сказал Андрейка Горикин, которого родители дальше двора не пускали. — Даже в день отъезда может.
Они стояли у своей парадной. Олег живёт на третьем этаже, Андрейка на пятом. Они из одного класса.
— И тогда не поедешь!
Олег молча катал ногой облезлый футбольный мяч. А толстый Андрейка не успокаивался:
— Без тебя пропрем керосинщикам!
«Керосинщики» жили в доме, где был хозяйственный магазин. Всё лето они грозились обыграть их.
— Накидают штук десять, узнаешь, как уезжать!
Сам Андрейка не был в команде. Кто примет такого толстого! Зато он был главным болельщиком двора.
— Ещё, может, не поедешь, — повторил он.
Олег снова промолчал. Вчера он видел, как папа спрятал билет в свой бумажник. Всё в порядке, — папа за Смоленск!
Тихо во дворе. Мальчишки почти все разъехались. Кто в пионерлагере, кто на даче. Только Олег задержался в этом году, отказался ехать в Вырицу. Андрейку родители повезут на юг. Они всегда его возят на какой-то бархатный сезон. Он приезжает с юга толще, чем был.
Летит по двору тополиный пух, собирается в маленькие сугробы, мягкие и теплые. Кончились недавно белые ночи, но еще обманчиво светло во дворе.
— Слышишь, — говорит Андрейка, — часы где-то! Раз, два, три… семь, восемь… десять. Как, уже?
— Пошли.
Но Андрейка медлит.
— Что там хорошего в твоем Смоленске? Смоленск — смола, значит!
Любит он это — «значит»!
— Знаешь, какая у Смоленска история! Во всех войнах участвовал! Вот тебе и «смола».
— Ну и что! «История». Зато будешь у учителки жить. Какие же это каникулы тогда? Начнёт за поведением следить. Тоска! Я б не поехал, — равнодушно добавляет Андрейка. А сам поглядывает на Олега. Так не хочется расставаться. Андрейка чувствует, что будет скучать без него. И в команде совсем не остается хороших игроков.
— Осенью набьем керосинщикам. Успеем, — угадывает его мысли Олег.
Они товарищи. Не друзья, а товарищи. Андрейка рад бы дружить с Олегом, но тот не признает никакой дружбы. Говорит — девчоночье дело. Олег со всеми мальчишками одинаков, ни с кем не дружит. Любит всё делать в одиночку. Даже когда футбольную команду организовали, сперва тренировался один каждый день. Хотел лучше всех играть. И добился. Олега мальчишки уважают, хоть он и не на всякую игру приходит. Только когда сильный противник. А ещё никто во дворе не может Олега побороть. Это он только кажется таким худеньким и несильным. Андрейка намного тяжелей его и выше ростом, но и не пытается с ним бороться. Бесполезно. Сразу на лопатках будешь. Олег знает какие-то приемы. Но никому не говорит какие.
Больше всего он любит читать книги о войне. Он только и читает о войне. Спросите его, что хотите. Когда битва под Курском была, или когда Паулюс сдался, или про Брестскую крепость. Он всё знает. Он будет военным историком, уже решил. Андрейка ещё и не думал, кем будет. Надо вырасти сперва. А Олег уже решил.
