Евгений Некрасов - Муха и сбежавшая мумия
Глава XX
ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ ГЕНЕРАЛА АЛЕНТЬЕВА
«Цок-звяк», — дребезжит отставшая подковка на сапоге надзирателя. В наших тюрьмах их называют контролерами, но от этого не легче. Тихо лязгает заслонка «глазка» в толстой железной двери. Надзиратель заглядывает в камеру, освещенную синей дежурной лампочкой.
На тесно стоящих двухэтажных койках беспокойно спят двадцать арестантов. Каждый ждет суда. Двоим-троим повезет: они докажут свою невиновность и выйдут на свободу. Остальные после суда будут называться преступниками и поедут в холодные края валить лес, или шить грубые солдатские башмаки, или штамповать автомобильные колеса на лязгающем прессе.
Арестанты ворочаются во сне. Воздух в камере пахнет потом и страхом.
Надзиратель закрывает заслонку, и снова: «Цок-звяк, цок-звяк». Лязг подковки удаляется, и в камере возникает еле заметный шорох. Кто-то крадется от койки к койке, шепчется и опять крадется.
Дед не спит. Он знает, что шепотки и шорохи — из-за него.
Вчера Дед нашел в себе силы сломать руку Свиной Харе. Он защищал свою жизнь. Тюремное начальство решило, что задержанный достаточно здоров, если уже руки ломает, и Деда перевели из больницы в общую камеру. Уголовники дали ему самую плохую койку — рядом с унитазом, — а так старичка не трогали.
Дед успел выспаться и чувствовал себя отлично. Если бы его вызвали на допрос, то недоразумение выяснилось бы в пять минут, и сейчас он уже мог быть в Москве. Визитка Темирханова лежала в кармане. Дед был уверен, что миллионер — человек хотя и капризный, избалованный богатством, но совестливый и не бросит Муху одну в незнакомой Москве. Но Деда не вызвали на допрос.
Ближе к вечеру его растолкал неопрятный человечек со шныряющими глазами и спросил безразличным голосом:
— Старый, ты, говорят, Кабану руку сломал?
— Сломал, — подтвердил Дед. — Хочешь, прием покажу?
Человечек шарахнулся и больше к нему не подходил. После этого начались те самые шепотки и перебежки от койки к койке.
Время шло; контролер погасил свет, оставив синюю лампочку. Уголовники шептались и шныряли по камере, как будто не замечая Деда. Было ясно, что они еще не решили, как поступить. У них свои понятия о справедливости: сломал руку, — значит, оказался сильнее; оказался сильнее, — значит, имел полное право сломать руку. Судя по всему, Свиная Харя, он же Кабан, был бакланом — мелким и неавторитетным уголовником. За него не стали бы заступаться. Другое дело — Седой, которого Дед отправил за решетку в далеком городе Сочи. Его уважали даже здесь, в Курске. Когда Свиная Харя догадался, что перед ним враг Седого, он без раздумий хотел придушить Деда подушкой. И эти захотят, как только узнают, из-за чего Дед подрался со Свиной Харей.
Шепотки продолжались. Уголовники ждали известия. Утром придет заключенный с бачком каши. Он ходит от камеры к камере и разносит новости. Утром они все узнают.
Дед лежал и думал, что до утра его точно не вызовут к следователю, потому что ночные допросы у нас запрещены. А утром его убьют. Нелепо: двадцать лет мечтать о России — и погибнуть, не прожив на свободе и месяца. Он был готов умереть за Родину, но умереть по недоразумению было обидно.
Дед не считал уголовников своими врагами. Его враги были умные, обученные в университетах и военных колледжах. Они умели стрелять из всего, что имеет прицел, убивать гитарной струной, почтовым конвертом и голыми руками. При этом они не любили стрелять и убивать, зная, что вовремя сказанное слово или колонка цифр на смятой бумажке бывают сильнее оружия. А уголовники — жалкие люди с гнилыми зубами и больными от тюремной баланды желудками. В их куцых мозгах не держалось больше одной мысли. Если им нравилась машина, они отнимали машину. Если им не нравился человек, они хватали нож. Никто не думал, что завтра придется отвечать за машину и за нож.
Драться с ними унизительно, как льву охотиться за мышами. Но еще хуже не драться, позволить этой шпане прикончить разведчика, а потом хвастаться: «Мы полковника завалили, он и не пикнул». Дед решил начать первым и гасить главаря. Было нетрудно узнать, кто командует уголовниками. Лучшим местом считается нижняя койка у окна, там он и лежит: средних лет, с виду несильный. Наверное, Синяк, о котором говорил Свиная Харя. Сам он и пальцем не пошевелит: даст команду своим громилам, и те навалятся на Деда. Нужно подобраться к нему раньше, когда принесут кашу и все встанут в очередь к окошку, А пока…
Дед повернулся на спину и приказал себе заснуть.
Он еще не знал, что в эту минуту над его тюрьмой пролетает самолет, в котором спешат на помощь полковник Вася и Муха. Через пять минут самолет приземлится, и Ухов, потративший на билет почти все свои деньги, будет яростно торговаться с таксистом. А потом просто вышвырнет его и угонит машину.
Они с Машей будут разыскивать в ночном городе следователя, который за два дня так и не вызвал подозреваемого на допрос. Его найдут под утро у речки, когда следователь, поплевав на червяка, только-только успеет забросить удочку. Страшно ругаясь, Ухов затолкает его в чужую машину и повезет освобождать Деда.
По пути за объявленной в розыск машиной погонится дорожный инспектор. Ухову будет некогда останавливаться и все объяснять, и он станет удирать, а погоня будет расти. В конце концов к воротам изолятора подлетит целая кавалькада из такси и трех милицейских машин с мигалками. Милиционеры сначала не узнают следователя в рыбацких сапогах и попытаются задержать его заодно с Уховым. А полковник Вася будет драться, пока кто-то из милиционеров не сделает предупредительный выстрел в воздух.
Дед ничего не знал об этом и удивился, когда и камере лязгнула дверь и контролер крикнул: — Генерал Алентьев, на выход! С вещами!
Глава XXI
«БИП» ОТ ПРЕЗИДЕНТА
Кабинет был побольше, чем у Темирханова, а стол — поменьше и похуже. Темирхановский — старинный, на львиных лапах, с золочеными украшениями, а здесь просто полированный ящик. За столом сидел человек, похожий на тысячи других, а на блестящей столешнице лежало его темное отражение. Из-за этого человек был похож на карточного короля. Он показался Маше совсем обычным, и все же это был президент России.
Дед тоже был обычный, разве что выбросил побывавший в тюрьме полотняный костюм и купил почти такой же новый. Маша не смогла заставить его надеть генеральскую форму.
И вот они разговаривали, только разговор получался однобокий. Президент спросит, Дед ответит, а ему самому вроде и не о чем спросить. Ведь все, о чем можно спросить президента, пишут в газетах. А о чем нельзя писать в газетах, то президент все равно не скажет.
Дед уже ответил, что на здоровье не жалуется, что иностранные языки не забыл, что в Москве стало чище и красивее и что американские тюрьмы попросторнее наших, а уголовники там и тут одинаковые.
— Николай Георгиевич, есть у вас просьбы, предложения, пожелания? — спросил президент.
— Есть просьба. В Курске ждет суда полковник в отставке Ухов. Он выручат меня из тюрьмы и нару шил полдюжины законов. Жертв и разрушений нет. А законы он всю жизнь нарушал и получал за это Ордена.
Президент сощурился:
— Это где же дают ордена за нарушения закона?
— У нас. А законы он за границей нарушал.
— А, разведчик, — улыбнулся президент. — Николай Георгиевич, а в Курске это было необходимо?
— Если бы он опоздал, то сейчас бы я с вами не разговаривал, — ответил Дед.
— Мне докладывали об этом случае. Только не всё, как я теперь вижу. — Президент нажал кнопку на столе и, не повышая голоса, сказал: — Полковник Ухов…
— Василий Палыч, — подсказал Дед.
— Василий Павлович. Задержан в Курске… — Президент поднял глаза на Деда. — Что он там натворил?
— Сопротивление милиции, угон машины. В таком вот духе.
— Составьте письмо, что Ухов действовал по моему приказу, — сказал невидимому слушателю президент и отпустил кнопку. — Николай Георгиевич, а вам лично я могу помочь?
— Молодость мне вы не вернете, а все, что нужно старику, у меня есть. «Генерала» вот дали. Не ожидал, честно говоря.
— Нельзя забывать своих героев, — назидательно сказал президент, как будто Дед сам забыл себя в тюрьме на двадцать лет. — А то что же получается?! Про какого-нибудь предателя пишут во всех газетах, а человека, который верен присяге, как будто и нет! Надо бороться с этим явлением. Будем создавать положительные примеры. Перебирайтесь в Москву, пишите книгу. Дадим вам хорошую журналистку — она поможет…
Президент еще немного поговорил про то, как из Деда будут создавать положительный пример. Про него снимут фильм. Он будет учить в Академии молодых разведчиков. И еще что-то.
Дед благодарил, но было заметно, что этот разговор ему в тягость. И вдруг он сказал:
