Валерий Гусев - Каникулы в бухте пиратов
Арчил снял шампуры с шашлыком и положил перед нами.
– Кушайте, джигиты. Так, да.
Джигиты не отказались. И так навалились на сочное, необыкновенно вкусное мясо, что Арчил довольно улыбался и расправлял свои пушистые усы.
Потом мы сидели на пороге сакли и смотрели на море и горы. Арчил закурил трубку.
– А вы здесь все время живете? – спросил Алешка.
– Так, да. У меня такой работа. Очень совсем научный. Арчил такой большой книга пишет. Диссертаций называется. Докторский.
Вот тебе и дикий снежный человек! Ходит голый по пояс, весь в шерсти, из арбалета стреляет и… докторскую диссертацию пишет. Хорошо пошутил наш папочка.
Стало вечереть. С моря потянул легкий ветерок, оно наморщилось, начало чуть слышно плескать в берег. А в небо поднялась луна. Почти полная, только с одного бока краюшки не хватало.
Арчил вычистил трубку, встал.
– Скоро ночь придет. Спите хорошо, два объекта.
– А можно мы завтра на рыбалку пойдем? – спросил я.
– Очень можно, – кивнул Арчил. – Нельзя только три дела делать. – Тут его добродушный тон стал почти суровым: – В горы не лазить – один дело. Стекла в теплице не разбивать – другой дело…
– Шашкой не махать, – догадался Алешка, – третий дело? Так, да?
– Очень правильно сказал.
Мы пошли в свой домик и сразу же улеглись – день был полон впечатлений, мы здорово устали.
Было очень тихо. Даже море уснуло. Только во всю мощь гремели цикады. И светилось окошко в сакле. Наверное, Арчил писал свою «такой большой книга, диссертаций называется».
Через две минуты мы глубоко и безмятежно уснули, совершенно не догадываясь, что эта ночь – одна из последних спокойная и мирная…
Глава II
ЧЕЙ ЭТО ЧЕРЕП?
Утром нас разбудили крики чаек и какие-то мерные трескучие удары.
Мы выглянули в окно. У порога своей сакли полуголый Арчил яростно колол дрова. Волосы, спадающие на плечи, громадный топор в сильных руках – отсюда, на фоне каменной хижины, он был похож не на снежного человека, а на старинного воина-викинга.
И дрова он колол здорово, по-своему. Ставил на чурбак полено и сначала делал по кругу несколько несильных ударов, а потом – замах и один удар, резкий, беспощадный, и здоровенное полено будто само собой разваливалось на полешки, которые осыпались вокруг колоды, стянутой стальным обручем. Красиво!
Арчил воткнул топор в колоду, стал, что-то напевая, класть у стены поленницу – ровно и красиво, чтобы каждое и без того сухое полешко еще и напиталось солнечным жаром.
Мы вышли на веранду. Сквозь виноградные листья пробивались лучи, и когда легкий ветер шевелил листву, по полу, по столу бегали солнечные зайчики. А на столе уже стояли кувшин с соком и тарелка с лепешками.
Мы быстренько позавтракали и пошли к Арчилу. Поздоровались, помогли ему доложить поленницу. Сказали, что идем на рыбалку.
– Мы и вам наловим рыбы, – пообещал Алешка.
– Я не люблю рыбу, – отказался Арчил. – Ее ловить надо. А я плавать не люблю. Потому что не умею. Я шашлык люблю.
– Шашлык ловить не надо, – Алешка кивнул с пониманием.
Арчил улыбнулся, тоже с пониманием. Они все больше и больше друг друга понимали. Хм, надо за ними приглядывать. Охранять и наблюдать.
Первым делом мы, конечно, искупались, а потом взяли удочки и пошли к лодке. Алешка захватил еще и папку для рисования и цветные карандаши.
– Наше место нарисую, – сказал он мне, – и маме пошлю. Пусть знает, где мы живем. Какие тут сакли кругом.
Ветра совсем не было, и мы на веслах отошли от берега, бросили якорь. Алешка положил на колени папку, я застыл над удочками.
И вот интересно – едва я их забросил, тут же над нами закружили горластые чайки. Знают, чем дело пахнет.
Алешка, поглядывая то на ущелье, то на лист бумаги, старательно рисовал. И я тоже поглядывал – то на удочки, то на ущелье. Мрачное, конечно, место, но красивое. Загадочное и, я бы даже сказал – настороженное. Будто знает что-то такое, что не каждому знать дано. И то, что знает, так просто не откроет.
Клев был очень вялый. Раньше меня это поняли чайки и оставили нас в покое. Я поймал всего парочку колючих бычков. Зато Алешка расстарался. Здорово нарисовал. У него вообще глаз очень приметливый и точный.
Я стал разглядывать рисунок и удивляться, почему я сам этого не заметил. На Алешкином рисунке ущелье выглядело похожим на громадную чашку. С отколотым спереди краем. Причем, по одной стороне этой чашки была заметна вроде как трещинка, которая начиналась почти от моря и исчезала у дальней стены ущелья. А на самой стене отсюда (и на рисунке) еще заметнее стали какие-то ровные темные пятна. Все это Алешка разглядел и правильно изобразил на бумаге. Нашлось там место и сакле, похожей издалека на скворечник, прилепившийся к скале, и могучему «греческому» ореху, и нашему маленькому домику, из распахнутого окна которого поднявшийся ветерок выдувал легкую занавеску.
Здорово получилось. Только вот что там за темные пятна такие и трещинка по склону ущелья? Похоже, и Лешка об этом задумался. Потому что, как только мы пришли с моря, он «насел» на Арчила.
И Арчил нас удивил!
– Это окна такие, да, – объяснил нам дядя Арчил. – Древние монахи, очень черные, там свой монастырь строили, да. Одни дырки видно, так, да?
Дядя Арчил плохо говорил по-русски. Вернее, не плохо, а очень медленно. Будто пробовал каждое слово на вкус: годится оно или не годится. И всегда как бы спрашивал в конце фразы: «Так, да?»
– И что там, в этих дырках? – Алешка высоко задрал голову.
– Там, – терпеливо, но очень медленно рассказывал Арчил, – коридор такой идет, так, да? А в нем комнаты…
– Кельи, – уточнил я.
– Да, правильно говоришь, – обрадовался Арчил. – А в етим кельим такие в стенках ямки…
– Ниши, – опять подсказал я.
– Очень правильно говоришь. Так, да. И в етим ниши каждый раз череп лежит. С зубами. Но немного.
– Зубов немного? – уточнил Алешка.
– Так, да. Череп старый очень – мало зубов сохранил. А на черепе свеча стоит. Очень красиво.
Да уж, как во сне. В кошмарном.
– В етим монастыре еще один дедушка жил.
Опять дедушка!
– Ваш дедушка?
– Нет. Дедушка моего дедушки. Черный монах был.
– Черепа таскал?
– Нет. Он в них дырки делал. Арбалетом. Самострел называется.
Из рассказа Арчила мы поняли, что монастырь построили – вырубили в скале – древние люди. Для охраны своей родины от врагов. И там они складывали черепа побежденных, пробитые тяжелыми стрелами из арбалетов.
– Не слабо, – выдохнул Алешка.
– Совсем не слабо, так, – кивнул Арчил и выпустил густой клуб дыма. – Арчил про етим дело книгу пишет. И два раза думал, как туда наверх забираться?
– С етим делом, – пообещал Алешка, глазом не моргнув, – мы вам поможем. В два раза. То есть счета.
Я сразу же подумал, что он собрался, используя свой прежний опыт, угнать с ближайшей стройки какой-нибудь подъемник с длинной стрелой. Но у Алешки, как позже выяснилось, совсем другое было на уме. Покруче. А что из этого вышло – лучше бы не вспоминать. Но придется…
Арчил тем временем все рассматривал Алешкин рисунок.
– А вот это что? – Алешка ткнул пальцем в «трещинку на чашке».
– Какой молодец! – восхитился Арчил. – Какой глаз! Горный орел! – И объяснил: – Там старый тропа проходит. Очень плохой тропа, опасный. Какой объект туда пойдет, то здорово по шее получит! – Это у него очень по-русски прозвучало. Убедительно.
– Да… – Алешка поскреб макушку, посмотрел наверх и задумчиво произнес: – Как же туда забраться?
– Никак, да. Этот колючка на стене – он сильно ледовитый.
– Ядовитый, – поправил я.
– Так, правильно. Совсем как большой змея.
– Интересно получается, – недоверчиво протянул Алешка. – Черепа всякие без зубов, но со свечками… Кельи всякие с дырками… Колючки всякие ледовитые…. А если туда нельзя забраться, откуда тогда это все известно?
Арчил вскинул руки над головой:
– Вах! Какой ты! Что говоришь! Легенда такой, сильно древний.
– Это мы знаем, – спокойно сказал Алешка. – Легенды, обычаи, тосты. Похищение невесты.
– Какой, слушай, невеста! – рассердился Арчил. – Какой-такой тост! В самой большой книге написано. Вот такими буквами! – Он грозно поворочал вытаращенными глазами и пошевелил усами, как таракан. – Еще скажу тебе два слова, так, да? Один слово – на стенка не лазить. Другой слово – на колодец не сидеть. Все понял, да? – И он, что-то ворча, ушел в свою саклю.
Да, кстати, о колодце. У подножия скалы, в узкой каменной щели, куда никак не могли дотянуться солнечные лучи, пряталось, я бы сказал, чудо природы. Круглая дыра, уходящая далеко в глубину и залитая до краев чистейшей водой. Такой прозрачной, что только у самого дна она окрашивалась в нежный голубой цвет.
И вот что странно: несмотря на огромную глубину, дно колодца было видно совершенно ясно, до каждого мелкого камешка, сверкавшего так, будто там, в синей глубине, куда не доставали солнечные лучи, лежало большое круглое зеркало и отражало какой-то иной, неведомый свет…
