Валерий Роньшин - Ловушка для Буратино
— И в Париже была?
— Конечно.
— А в Австралии?
— И в Австралии. Мы месяц в Сиднее прожили.
Для Ромки слова Париж, Сидней, Канарские острова звучали примерно так же, как Марс, Юпитер, Млечный Путь… Это было что-то очень далекое и недостижимое. Сколько Орешкин себя помнил, он всегда проводил лето у бабушки в деревне.
Дорожка повернула налево, и теперь они шли вдоль чугунной решетки сада.
— А вон там я живу, — показала Соломатина на дом, стоящий за оградой, через дорогу. — Мы недавно здесь квартиру купили.
— А где твои окна?
— На третьем этаже. Отсчитай от угла двенадцать окон. Это и будет наша квартира.
— Двенадцать окон?! — поразился Ромка.
— Да, двенадцать.
— Сколько же у вас комнат?
— Семь.
Орешкин даже остановился. Семь комнат!.. Ничего себе заявочки!
— Четвертое и пятое окна — моя комната, — показала Лика.
Но Ромка смотрел не на окна, а на Лику.
— Сколько ж твой отец выложил за такую квартирку?
— Ой, я не знаю. Кажется, очень много. В этом районе дорогие квартиры.
— Выходит, твои родители «новые русские»?
— Ну да, — спокойно подтвердила Лика. Орешкин нахмурился. Он не раз слышал, что «новые русские» сплошь бандиты и мошенники.
— Все «новые русские» — бандиты и мошенники, — не удержавшись, сказал Ромка.
— Почему все? Не все. Мой папа, например, не бандит и не мошенник.
— А откуда у него такие деньги?
— Заработал.
— Разве можно в нашей стране честным путем заработать сотни тысяч долларов?
— Видишь ли, мой папа физик-электронщик. И к тому же изобретатель. За каждое изобретение он получает процент от прибыли. Так что все по-честному.
И в самом деле по-честному выходило.
— Извини, — буркнул Орешкин.
— Да ничего, — сказала Лика. — Ты же не знал. Между прочим, мой папка совсем не такой «новый русский», каких по телику показывают. Он настоящий ученый. И деньги ему до лампочки. Он постоянно что-то изобретает. Даже когда мы на курорте отдыхаем, папка, вместо того чтобы идти с нами на пляж, запрется в номере и пишет формулы в блокнот.
— А что он изобрел?
— О-о, массу всевозможных вещей. А сейчас работает над главным изобретением своей жизни. Так он говорит. Папка хочет найти способ передачи голографического изображения на расстояние. Ты знаешь, что такое голография?
Ромка о голографии слышал впервые. Но на всякий случай кивнул.
— Знаю.
— Папка говорит, что если все получится, то настанет новый этап развития телевидения. Плоское изображение исчезнет, его заменит объемное… — Соломатина начала подробно рассказывать об объемном изображении.
Но Орешкин ее уже не слушал. Он вдруг поймал себя на том, что ему хочется поцеловать Лику.
— Лика, — перебил он.
— Что? — прервала она свой рассказ.
— Можно я тебя… — Ромка хотел сказать — «поцелую», но в последний момент сдрейфил и сказал: — Угощу мороженым.
И вот они уже сидели в маленьком кафе и ели мороженое с вишневым сиропом.
— Тебе нравится с вишневым сиропом? — спрашивал Ромка.
— Нравится, — отвечала Лика. — А тебе?
— И мне.
Лед тронулся. Теперь они разговаривали легко и свободно.
— Ты любишь осень? — спрашивала Лика.
— Люблю. А ты?
— Я тоже. А у тебя бывает, что вдруг на душе ни с того ни с сего хорошо-хорошо становится?
— Бывает. А у тебя бывает, что вдруг, тоже ни с того ни с сего, хочется закричать, затопать ногами, послать всех к черту?!
— Конечно! — смеялась Лика. — А ты с Димой Молодцовым давно дружишь?
— Тыщу лет. Мы с ним родились в один и тот же день. И в одно и то же время. Минута в минуту. Представляешь?!
— Классно!
— И ни разу в жизни не поссорились. Вот только сегодня в первый раз.
Лика облизывала ложечку со всех сторон.
— А из-за чего?
— Не из-за чего, а из-за кого.
— Ну из-за кого?
— Из-за тебя.
— Да-а? Как это?
— Димкин отец обещал взять нас на дежурство. А он у него знаешь кто? Суперопер! Лучший сыщик Питера!
— Ой, я, кажется, о нем слышала. Недавно передача была по телевизору.
— Точно. А дежурство сегодня в семь вечера. И мы должны были с тобой в семь встретиться. Пришлось выбирать.
— И ты выбрал меня?
— Ага.
— А почему? — хитро смотрела Лика.
— Потому что ты мне нравишься! — выпалил Ромка.
— Как интересно, — улыбнулась Лика. — А до меня ты с девочками дружил?
— Нет, — честно признался Ромка. — А ты с ребятами?
— Тоже нет. Разве что с Гошей. Упоминание о неведомом Гоше неприятно задело Орешкина.
— Ты с ним в прежней школе училась? Лика звонко рассмеялась.
— В какой школе? Он же старый! Гоше сорок три года. Это папин друг.
— А почему ты его Гошей называешь?
— Его все так зовут. Он очень прикольный. Всегда что-нибудь смешное выдаст. А еще он учит меня управлять яхтой.
— У вас есть яхта?
— У Гоши есть. Он яхтсмен. А яхту назвал «Лика», в мою честь. Знаешь, как классно под парусом ходить. Мы, когда в залив выходим, всегда в пиратов играем. Гоша повязывает голову черной косынкой, а к ноге привязывает деревяшку. Как будто он пират Сильвер. А я изображаю юнгу Джима. Читал «Остров сокровищ»?..
Лика начала с увлечением рассказывать о прогулках на яхте. А Ромке снова захотелось ее поцеловать. Но не в кафе же.
— Пойдем погуляем, — предложил он. Они вышли из кафе и опять углубились в Таврический сад. Сели там на скамейку, недалеко от пруда.
«Сейчас поцелую», — решил Орешкин.
Но как только он потянулся к Ликиной щеке, на дорожке сада показалась тетка с коляской. Ромка резко отпрянул.
— Ты чего? — с удивлением посмотрела на него Лика.
— Ничего, — ответил Ромка. — А этот Гоша тоже изобретатель?
— Нет, он просто папин друг. Они с детства дружат. Как вы с Димой.
Тетка с коляской прошла мимо. Ромка повторил попытку.
— Гаф-гаф-гаф! — раздался лай, и к ребятам подбежал лохматый пекинес.
— Ой, какой хорошенький! — Лика погладила собачку.
«Вот черт!» — с досадой подумал Орешкин.
К скамейке подошел пожилой мужчина.
— Ну-ка, пошли, обормот, — сказал он пекинесу.
— А как зовут этого симпатичного обормота? — спросила Лика.
— Его зовут Даффи, — ответил мужчина и принялся рассказывать о своем любимце. И не умолкал битых полчаса.
Наконец мужчина и Даффи ушли. В саду быстро темнело.
Лика встала со скамейки.
— Мне пора домой, — сказала она. Они вышли из Таврического сада и направились к Ликиному дому.
«Сейчас или никогда», — с отчаянной решимостью подумал Ромка. И, набравшись смелости, спросил:
— Лика, можно я тебя поцелую?
— Ишь ты какой быстрый, — лукаво прищурилась Лика. — Нельзя. Я сама тебя поцелую. После.
— После чего? — не понял Орешкин.
— После дождичка в четверг, — со смехом ответила Лика и скрылась в подъезде.
Глава IV Идея Леши Толстикова
Димка Молодцов чуть не плакал от досады. Какой облом. Стоило ли ждать семь лет, чтобы просидеть все дежурство в четырех стенах.
Поначалу все шло хорошо. Ударная группа понеслась на Сенную площадь, где проходила разборка между двумя бандами. Димка весь извертелся на сиденье «уазика», предвкушая, как сейчас он вместе с оперативниками будет брать бандитов. Но когда они приехали на Сенную, бандитов там и след простыл.
А оставшиеся часы дежурства прошли тихо и мирно. Ни тебе головокружительных погонь, ни тебе яростных перестрелок, ни тебе рукопашных схваток… Питерские бандиты будто нарочно решили досадить Димке. За это время в городе не произошло ни одного происшествия. Ни од-но-го. Ну, если, конечно, не считать разборку на Сенной.
Хотя нет, одно происшествие произошло. С самим Димкой. Когда ударная группа вернулась в Следственное управление, он споткнулся о железяку во дворе и, грохнувшись на асфальт, оцарапал щеку.
В дежурке Миша Малыш и Гена Зоркий Глаз сели играть в шашки; Семеныч завалился на топчан с книжкой; а Димка и отец стали смотреть телевизор.
А по телику — и взрывы, и погони, и перестрелка… Димка смотрел на экран и завистливо вздыхал.
Потом дежурство окончилось, и они с отцом пошли домой.
На другой день Димка и Ромка помирились. И Ромка сразу же спросил:
— Ну как, Димыч?
Димка ждал этого вопроса. Но не мог же он сказать, что — никак.
— Было дело, — туманно ответил Молодцов.
У Орешкина глаза загорелись.
— Расскажи!
— На большой перемене расскажу, — пообещал Димка. (Надо же было еще придумать, что рассказывать.)
На большой перемене друзья отправились в школьный буфет, взяли апельсиновый сок с пирожным и уселись за дальний столик.
Молодцов было открыл рот, чтобы начать рассказ, но тут к столику подошел Леша Толстиков с подносом в руках. Леша взял себе аж пять пирожных и три стакана сока.
