Артем Кораблев - Пошищение на двойку
— Алло, — немного волнуясь, сказала она, и тут же лицо у нее вытянулось. — Костя, это тебя. Твой Саша Губин.
Костя подошел к телефону.
— Привет, Кость. Ты еще не уехал? Впрочем, что я спрашиваю. Как дела? — Сашка говорил быстро, как будто что-то его волновало, а необходимые слова приветствия только мешали.
— Нормально, — кратко ответил Костя.
— У меня тоже. Знаешь, что я звоню-то? — перешел к делу Сашка.
— Пока нет.
— Э-э, ты не помнишь, как там зовут эту маму? Ну, Митьки Ежова.
— Ксения Валентиновна.
— А фамилия у нее какая? Ты вроде бы говорил, что другая.
— Да, кажется, Вишнякова. Точно, Вишнякова. А что?
— Ничего. Так, кое для чего надо. После расскажу. Спасибо. Счастливого пути.
Костя даже не успел сказать "спасибо", Сашка уже повесил трубку. Странный звонок. Наверное, и физиономия у Кости была озадаченная. Потому что мама тут же спросила:
— Что ему от тебя надо?
— Да ничего особенного.
— А почему ты называл ему какую-то фамилию?
— Какая разница! — рассердился Костя. — Это наше дело.
Он ушел к себе в комнату, но мама последовала за ним и сделала строгий выговор за грубость. Однако вопросов больше не задавала. И Костя отмолчался.
Дед позвонил только в половине четвертого. Костя уже пообедал. После звонка мама сразу велела Косте и отцу одеваться и чуть ли не выталкивала их за дверь.
— Отец, — быстро говорила она, — проводит тебя до вокзала. Купит билет. Посадит на поезд. Ты ни с кем там не разговаривай. Никого не слушай. Через час уже будешь на месте. Сойдешь на станции Дорохове. У последнего вагона, возле ограды, тебя будет ждать дед. Ты его сразу узнаешь. Он будет в форме.
Закончив наставления, мама выпроводила их на лестничную площадку. Костя все-таки заметил, что глаза у нее были на мокром месте.
До вокзала Костя с отцом ехали почти молча. Так, обменялись парой ничего не значащих фраз. Всю дорогу отец опять озирался. А Костя думал: какого черта ему звонил Саша? Что ему далась эта Глобусова мама? Ответа теперь, как назло, придется ждать целую неделю.
Сажая Костю на поезд, отец был грустен и встревожен.
— Ты там постарайся не ссориться с дедом, — выдавил он из себя.
— А что он, вредный? — да нет. Просто уже человек немолодой.
У него свои взгляды, свои привычки. Ты его слушай, он зла тебе не желает.
— Ладно, постараюсь.
Двери электрички закрылись, и Костя поехал.
В вагоне было не так уж и много народа. Воскресенье, к тому же давно'не лето. Костя нашел себе место и, стащив с плеч успевший надоесть тяжелый рюкзак, удобно уселся.
Сначала он хотел достать "Тома Сойера", а потом передумал, просто смотрел в окно и старался ни о чем не думать. Но мысли сами лезли в голову. То про деда, которого не знал. Как-то ' он там с ним жить будет? То о лицее. Неизвестно, что теперь будет… Не придется ли опять менять школу? Ему почему-то больше не хотелось. Привык, что ли? В лицее и правда было интереснее, чем в прежней школе. И вдруг он понял, что в нем он впервые почувствовал себя взрослым человеком. Поэтому и уходить не хочется. Даже если вернется Глобус. Вспомнив Глобуса, он вспомнил и о Сашкином звонке. Какая все-таки разница, как зовут Митькину маму? Ксения Валентиновна Вишнякова. Зачем Сашке понадобилось знать это имя? Не будет же она сама похищать своего сыночка. Костя ее помнил. Приятная, стройная, симпатичная женщина с чуть волнистыми каштановыми волосами. Он ее видел, когда она приходила по вызову в школу из-за очередного Митькиного проступка. Тогда она волновалась, и движения у нее были резкими, порывистыми, как у крупной птицы с длинными ногами, которую он видел в зоопарке. Кажется, птица-секретарь. Нет, точно, секретарь. И Ксения Валентиновна — секретарь-референт: он вспомнил запись в Митькином деле, которую прочел, когда сидел в кабинете директора. Он тогда еще о чем-то подумал, прочитав это имя. Что-то показалось в нем примечательным. Может быть, здесь разгадка Сашкиного звонка? Где-то Костя слышал или читал, что для того, чтобы что-нибудь вспомнить какое-нибудь событие, например, — надо опять представить себя в той ситуации, и тогда само собой придет в голову, что ты тогда думал. Он закрыл глаза и постарался представить себя сидящим на стуле в кабинете директора.
Юрий Андреевич тогда вышел. И Костя заглянул в дело Глобуса. Оно лежало на столе перед ним. Естественно, кверху ногами. И он прочел…
Стоп! Кверху ногами! Это журнал кверху ногами, а все написанное смотрелось не только кверху ногами, но еще и сзаду наперед! Вот в чем разгадка! Сашка — самый настоящий гад, что не сказал ему об этом. Сам догадался и не сказал.
Костя поднял голову и нервно заерзал на месте.
Какая сейчас станция? Сколько еще ехать? Надо сразу, как только он приедет к деду… А зачем он вообще куда-то едет? Теперь ему просто незачем никуда ехать! Какая разница, какая сейчас станция, надо просто сойти и сесть на обратный поезд.
Костя пошел к выходу, волоча за собой по проходу проклятый рюкзак. И вдруг он увидел нечто такое, что в один миг перевернуло все его планы.
Глава VIII
НЕ БЫВАЕТ ДВУХ БЕЗ ТРЕХ
Почему-то, когда психуют люди крупного сложения, никто не смеется. Другое дело, когда в это же состояние впадают люди невысокие, маленькие. Вот тогда всем смешно. Все улыбаются, глядя, как они машут руками и кричат, словно комиссар Жюв на своих подчиненных. Но бывают и исключения. Все зависит от ситуации. Иногда, даже когда кричат коротышки, никому не до смеха.
Такая ситуация как раз и сложилась в лицее "Школа-ПСИ" к вечеру в понедельник. Сложилась она в директорской, и главным действующим лицом в ней был, само собой разумеется, Юрий Андреевич. Маленький директор "Школы-ПСИ" находился в крайнем возбуждении, он кричал:
— Какой вечер, Елена Михална?! Какой праздник?! Куда я пойду?! Вы подумайте сами: то у нас был один пропавший, а теперь двое! А вы мне: "Дуб, Пушкин"! Какой сейчас Пушкин?! Какой дуб?!
— Трое, — поправила Анна Петровна.
— Что? Ну да, трое, — согласился Юрий Андреевич, — если считать с сыном этого сыщика. Вот он, кстати, и сам, легок на помине. Богатым будет.
Юрий Андреевич опустился в кресло и добавил:
— У меня голова болит. Здравствуйте, Владислав Николаевич.
— Здравствуйте, поздоровался отец Саши Губина уже второй раз за день. Утром он уже побывал в этом же кабинете.
Есть там что-нибудь новое про ребят? — спросил Юрий Андреевич.
— Пока нет, — Владислав Николаевич присел на свободный стул.
— Я так и думал, — устало сказал директор и, облокотившись локтями на стол, прикрыл глаза ладонью. — Что будем делать? — спросил он через несколько секунд, снова откинувшись в кресле.
— Ждать, — ответил Губин.
— Чего? Или кого? — Юрий Андреевич опять заводился.
— Ждать вестей от людей, которые их ищут. И самих ребят тоже.
— А вы-то их сами ищете?! Впрочем, извините, — сбавил тон директор, — я знаю, что вы делаете все возможное. Спасибо, что хоть Виктора Викторовича вы нам реабилитировали. Извините. У меня просто скоро крыша поедет с этими одаренными. И ваш сын туда же.
Владислав Николаевич тяжело вздохнул, он подумал, что один его сын, в смысле своеобразной одаренности, стоит половины лицея.
— Еле-ена Миха-ална, — на пороге кабинета появился одетый в черный фрак Алеша Вербов, — где вы пропали? Надо начинать. Без вас невозможно.
— Идите, идите, начинайте, — устало махнул рукой Юрий Андреевич. — Я спущусь потом на минутку.
Елена Михайловна с Алешей удалились. Вслед за ними вышла и Анна Петровна.
— Вы хоть предполагаете, куда они могли поехать? — директор снова посмотрел на Владислава Николаевича. — Может, они кому-нибудь что-нибудь говорили? Кто их последними видел?
— Ну вы же знаете, — начал Губин таким тоном, как будто разговаривал с ребенком, — Костю родители отправили вчера в деревню к деду. Хотя не было в этом уже никакой необходимости. Тут наша вина, вовремя не предупредили.
Директор согласно покивал.
— Так ведь боялись этого неизвестного "хвоста" за Костровым. Непонятно было, кто за ним ходит.
— А что, теперь понятно? — спросил Юрий Андреевич.
Теперь понятно. Это оказался один мой старый знакомый. Инструктор клуба скаутов, Семен Никифоров.
— Наслышан, — коротко заметил Юрий Андреевич.
— Костя ходит к нему в клуб, — продолжал Губин, — ас Сашей они давно знакомы, у нас задача в том же селе, где живет Сема. Ребята ему очень доверяют, я, кстати, тоже. Директор опять покивал.
— Костя ему рассказал, что с отцом творится неладное, это после того, как ему глаз подбили. И Семен взялся опекать старшего Кострова. Как у него водится, никому ничего не сказал. Нашел своего старого друга, мастера черного пояса по карате, да еще и в кикбоксинге мастера. Вот они по очереди за Костровым и ходили, а он их боялся.
