Евгений Некрасов - Блин, победитель мафии
— Ну, насчет того, что питбультерьера кормят живыми кроликами, я не уверен, а что всех кроликов когда-нибудь съедают, это точно.
И он посмотрел на маму.
— Мы не можем поощрять воровство, — сказала мама.
— Можно его купить, — предложил Иван Сергеевич.
— Я его уже купил, — сообщил Блинков-младший. — У младшего князя, но, в общем, какая разница?
Разница была, и мама прекрасно ее видела.
— Если бы ты сразу обо всем рассказал, мы с папой сразу купили бы тебе этого кролика, — сказала она. — Тогда Раиса Павловна не стучала бы по трубе палкой, и труба не лопнула бы, и нам не затопило бы квартиру. А теперь нам придется платить и за кролика, и за ремонт.
Блинкову-младшему было нечего возразить, и он прибег к запрещенному приему. Он выпятил губу сковородником, как будто собирался заплакать, и очень проникновенно сказал:
— Ну, ма!
Такие штуки срабатывают, если повторять их не слишком часто. Блинков-младший стал вспоминать, когда он в последний раз что-нибудь клянчил, и вышло, что очень, очень давно. Ему даже стало жалко себя. Ирка, вон, каждую получку выцыганивает себе у Ивана Сергеевича какую-нибудь тряпку. А он, Блинков-младший, как обсевок в поле: ролики есть, компьютер есть, а тряпки — не мужское дело. Выходит, ему и попросить нечего, кроме этого несчастного кролика!
Кап! Непрошеная, но очень своевременная слеза сбежала по щеке и разбилась о стол. Блинков-младший с изумлением потрогал слезу пальцем, а палец потом лизнул. Слеза была настоящая, соленая. Причем плакать, в общем, не хотелось, а нарочно выжимать из себя слезы, как это умела Ирка, Блинков-младший не мог. Не поднимался до таких вершин мастерства.
— Бедненький, — сказала мама. — Столько волнений! Я и то ночь не спала… Ну, так и быть.
У Блинкова-младшего счастливо екнуло сердце, но тут мама все испортила.
— Начнем с хорошего, — произнесла она тоном, ничего хорошего не предвещавшим. — Я договорюсь с Раисой Павловной насчет кролика.
О, это был тонкий психотехнический прием! Блинков-младший уже не мог как следует обрадоваться, потому что когда говорят «Начнем с хорошего», сразу же начинаешь ждать плохого. И он ждал, а мама тянула паузу, как самая гениальная актриса, которая к тому же забыла текст. Блинков-младший испугался, что сейчас она посягнет на уставной капитал его банка. Но контрразведчики никогда не отбирают деньги у подростков. Им не позволяет профессиональная гордость. Мама придумала кое-что другое:
— А ты бери ножик, влезай на стремянку и отскабливай потолок там, где протекло. Какие-нибудь две недели ударного труда, и поедешь к дедушке. Перекрашивать мы, так и быть, будем без тебя, когда папа выздоровеет.
Вот это пилюля от мамочки единственному сыну! Две недели каникул торчать под потолком!
— Ну что ты говоришь, Оля! — начал Иван Сергеевич, и Блинков-младший подумал, что полковник сейчас за него вступится. А полковник взял да и вкатил ему в разинутый рот пилюлю еще горше: — Потолки ножиком не скоблят, для этого имеется шпатель. Пусть Митька потом зайдет, я дам. А главное-то, если скоблить только там, где протекло, побелка ляжет неровно. Скоблить надо все. Весь потолок.
— Спасибо, Иван Сергеевич, — сказал Блинков-младший с понятными каждому вдумчивому читателю чувствами. — До Нового года как-нибудь управлюсь, а там и следующие каникулы.
— Бесплатных пирожных не бывает, — ответил полковник. — И бесплатных кроликов тоже.
В ходиках на стене зашебаршилось, и оттуда высунулась пластмассовая кукушка на пружинке.
— Ку-ку, — сказала она Блинкову-младшему. — Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
И зазвонил телефон. Блинков-младший снял трубку, потому что оказался к нему ближе всех.
— Митек, — торопливо сказал старший Блинков, — отвечай мне только «да» или «нет». Мама еще не ушла?
— Да, — послушно сказал Блинков-младший, не понимая, что за секреты у папы.
— «Да, не ушла» или «да, ушла»?
Блинков-младший промолчал, потому что на такой вопрос невозможно ответить «да» или «нет». Было ясно, что папа нервничает.
— Ладно, не говори ничего, — сказал старший Блинков. — Раз молчишь, значит, она рядом. Слушай внимательно. Я в институте Склифосовского. Это на метро «Колхозная». Когда мама уйдет, привези мне какую-нибудь одежду и дедушкину палочку, она в кладовке. Все понял?
Блинков-младший понял: папа собирался бежать из больницы. Одно было неясно. Ведь Иван Сергеевич дал ему охрану, и, это, конечно, надежная охрана. В налоговой полиции слабаков не держат. Спрашивается, как же с охраной-то разделаться?!
Глава четырнадцатая
Как разделаться с охраной
Станции метро «Колхозная» в Москве нет. Вдумчивый читатель может сообщить об этом своим родителям. Уверяю тебя, в ответ они скажут: «Как же нет?! Я тебе сейчас на плане покажу!». И ведь покажут, хотя на плане «Колхозной» тоже нет! В метро Блинков-младший спросил одну пожилую пассажирку лет тридцати, где находится «Колхозная». Она сразу же ткнула пальцем в план, да еще и поинтересовалась: «Ты что, мальчик, читать не умеешь?». Там, куда она показывала, было черным по белому написано: «Сухаревская».
Таковы взрослые. Блинков-младший давно подметил: если родители, скажем, посылают тебя за учебником в магазин «Педагогическая книга» на Пушкинскую, смело езжай на Большую Дмитровку, и там-то как раз окажется эта самая «Педагогическая книга». «Как интересно, выходит, улицу переименовали», — скажут родители, когда ты сообщишь им об этом географическом открытии. Но в следующий раз опять назовут Большую Дмитровку Пушкинской.
Институт Склифосовского не успели переименовать, и Блинков-младший нашел его вообще без проблем. В руках у него был пакет с папиными джинсами и рубашкой и еще палочка, которая имела свою историю.
В молодости мамин папа был летчиком-испытателем. Однажды на французской авиационной выставке в Ле Бурже он показывал новый транспортный самолет. Дедушка был в ударе, даже ухитрился сделать «мертвую петлю» на этом тяжелом самолете. Когда он приземлился, его встречали толпы восторженных зрителей. Дедушка задрал нос, не заметил под ногами банановую кожуру, поскользнулся и вывихнул ногу. Пока дожидались «скорой помощи», один зритель подарил ему эту палочку с литым набалдашником в форме кукиша. Зритель был из Бразилии, а у них там считается, будто бы кукиш отпугивает нечистую силу. Блинков-младший подозревал, что этот бразильский дон и бросил банановую кожуру, а потом решил загладить свою вину подарком.
Было приятно идти с этой палочкой, как банкир из кино про дореволюционную жизнь. Тяжеленький кукиш удобно ложился в ладонь, а сама тросточка была тонкая и легкая. Так и подмывало покрутить ею в воздухе.
В регистратуре Блинков-младший узнал, куда положили папу. Его палата была на втором этаже. У двери сидел на стуле налоговый полицейский в черном бронежилете и с длинной стальной коробочкой на поясе. Блинков-младший знал, что на самом деле эта коробочка — складной автомат.
— Я к папе, — сказал он полицейскому. Тот ничего не ответил, и Блинков-младший вошел в палату.
Там стояло четыре койки, но больных было всего двое: старший Блинков с толсто загипсованной ногой и еще один человек, похожий на египетскую мумию. Ноги, руки и даже пальцы человека-мумии были запакованы в гипс и растянуты во все стороны самыми разнообразными железками. Одни железки как сушилка для тарелок, другие как сильно уменьшенные строительные краны, третьи как когти Фредди Крюгера, а на подбородке — блестящее сетчатое корытце. Блинкову-младшему показалось, что корытце прибито гвоздями прямо к зубам.
Когда Блинков-младший вошел, человек-мумия как раз говорил:
— Ы ы ы-ы-ы.
— Ферзь на же восемь? — перевел старший Блинков.
— У-у, — подтвердил человек-мумия, и старший Блинков переставил ферзя на шахматной доске.
— Привет, Митек, — весело поздоровался старший Блинков и стал знакомить единственного сына с человеком-мумией.
Его звали Э-эй Э-о-и.
— Сергей Петрович, — перевел старший Блинков и с уважением добавил: — Очень мужественный человек.
Блинков-младший подумал, что у мужественного человека, неверное, не раскрылся парашют или он штурмовал Джомолунгму, и его погребло под снежной лавиной. А оказалось, он переходил улицу в неположенном месте. Но все равно, сказал старший Блинков, Сергей Петрович мужественный человек. Он стойко перенес уже четыре операции, но не просил сильных обезболивающих лекарств, после которых можно стать наркоманом.
Рассказывая о мужественном нарушителе правил уличного движения, папа быстро переоделся в принесенные Блинковым-младшим джинсы и рубашку. Одну джинсину пришлось распороть внизу бритвой, потому что в нее не пролезала загипсованная нога. Блинков-младший помог примотать к ней бинтом больничную тапку, и нога стала как белый валенок с галошей. Старший Блинков встал, опираясь на палочку бразильского дона, и попробовал ходить по палате. Лицо у него покраснело, как будто он что-то надувал, и только по этому можно было догадаться, что папе очень больно.
