Валерий Гусев - Вредные игрушки
Вдали, на отлогом песчаном берегу, оказалась небольшая пристань «Ивановка». На подходе к ней мы вертелись возле рулевой рубки, чтобы не пропустить нужный нам момент.
Не пропустили. Колеса нашего парохода вдруг сбились с ритма и замедлили свое шлепанье. Паровая машина неровно завздыхала и стала угасать.
– Машинное! – крикнул в переговорную трубу новый капитан. – В чем дело?
Что ему ответили из машинного отделения, мы, естественно, не услышали, но очень скоро из люка выскочил кочегар Женя и пробежал в рулевую рубку. Окна ее, как всегда, были распахнуты на все три стороны. Наверное, для лучшей слышимости.
– В чем дело? – повторил капитан свой вопрос, прислушиваясь к постепенно замолкающей машине.
– Сальник второго вала полетел, Михаил Степаныч. Менять надо.
– А на ходу нельзя?
– Что вы! Машину надо остановить. Да она и сама вот-вот остановится. И так уж еле дышит.
(Как мы потом узнали, машину в это время постепенно останавливал напарник Жени – Ваня.)
– Сколько времени займет ремонт?
– К вечеру управимся.
– Ну, действуйте. – И капитан, отпустив кочегара, вызвал механиков, а рулевому приказал: – Право руля. Швартуемся к Ивановке.
Все получилось как надо!
По трансляции капитан объявил:
– Ввиду незначительной неисправности пароход делает вынужденную остановку. Желающие могут сойти на берег. – И после небольшой паузы сообщил, как большую тайну: – А грибы здесь отменные!
«Илья Муромец», задыхаясь, чуть шевеля колесами, взял вправо и с трудом дотянул до пристани.
Пассажиры радостно расхватали пожарные ведра и ринулись на берег. Впереди всех размахивал ведром с буквой Я наш папочка, а мамочка, поспешая за ним, призывно махала нам рукой.
Мы тоже выхватили ведро (с мягким знаком) и сделали вид, что помчались за родителями.
Сразу за пристанью начиналась тенистая березовая роща, а через нее, рассекая ее пополам, ползла вверх узкая проселочная дорога со следами тележных колес и лошадиных копыт.
Пассажиры устремились за мелькающей между стволами буквой Я в глубь рощи. А мы пошли вверх, по дороге, в село Ивановка.
– Притворяемся лопухами, – повторил я по дороге нашу легенду.
– Дураками, – Алешка во всем любил точность. – Жадными и глупыми.
Будто бывают умные дураки.
– А если он спросит, как мы его нашли?
Я на секунду задумался.
– Скажем правду. Мы же с тобой видели документы. Нашли письмо. Сообразили.
– Дураки, а сообразили?
– Жадные дураки здорово соображают для своей выгоды.
Алешка рассмеялся:
– Дим, это записать в блокнот?
– Запомни. Несложно.
В это время откуда-то сбоку выехала телега. В ней сидел дядька в кепке и что-то напевал.
– Эй! – окликнул он нас. – Куда путь держите?
– В Ивановку.
– Садись! Подвезу. Тут недалеко. – И снова о чем-то запел, смахивая кнутом со спины лошади громадных слепней.
Лошадь помахивала хвостом, покачивала головой в такт своим большим шагам. Телегу трясло на ухабах так, что голос у дядьки дребезжал, а у нас стучали зубы. Верхние об нижние.
– Дядь, как вашу лошадь зовут? – начал Алешка разговор.
– Кобыла.
– А Ивановка ваша большая? – спросил я.
– У! Дворов десять. А вам кто нужен-то?
– Иван Федорович.
– Пьяница этот?
– Нет, другой. Фролов.
– А… Это справный мужик. У него изба самая добрая. Черепицей крытая – раз, из бруса сложена – два. – Дядька стал загибать пальцы, перечисляя достоинства Муромцевой избы. – …Ограда кирпичная –десять. Да вы ему кто будете?
– Племянники. Погостить приехали. А вы не знаете, он сейчас здесь или в городе?
– Здеся. Только что прибыл.
За этим полезным разговором я и не заметил, как вожжи оказались у Алешки, а дядька принялся раскуривать мятую папиросу. И продолжал рассказ:
– Он, Федорыч-то, редко у нас гостит. Дела у него в городе. А здеся раз-два в год объявится. Да и то на улицу нос не кажет, гордый, не знается ни с кем. Но вреда от него нет.
Знал бы ты, дядя.
– Ну, мне сворачивать, на скотный, а вы прямо идите. Дом по праву руку, не ошибетесь. Крыша черепичная – раз, из бруса – два…
Мы соскочили с телеги и под эти перечисления подошли к околице Ивановки. Деревня как деревня. И не скажешь, что здесь такой крупный жулик прячется. Бревенчатые избы под старыми липами, косой штакетник, калитки, запертые веревочными петельками, скамеечки у заборов.
…Ограда кирпичная – десять!
В ограде – деревянные ворота, сплошная калитка, сбоку от нее – кнопочка звонка.
– Звони, – сказал Алешка. – Не бойся. Если что – удерем.
Я позвонил.
Хлопнула дверь, заскрипели по дорожке тяжелые неторопливые шаги.
– Кто? – раздалось за калиткой.
– Мы? – Кто «мы»? – недовольно переспросил грубый голос.
– Том и Гек.
Сначала было тихо, а потом послышался такой звук, будто кто-то задумчиво скреб затылок.
– Шагайте мимо. Не знаем таких.
– Скажите Илье Ильичу, что…
– Какому еще Ильичу? Нет у нас Ильичей. – В голосе послышались одновременно недоверие и неуверенность.
– Тогда скажите Ивану Федоровичу, что мы с парохода «Илья Муромец».
Тут снова хлопнула дверь, и немного знакомый встревоженный голос спросил:
– Что там, Юрик?
– Пацаны какие-то до вас. Говорят, с «Муромца».
– Что? Зови! Да за калиткой глянь хоро-шенько.
Заскрипел засов, калитка приотворилась. Из щели высунулась голова и поводила глазами туда-сюда. После этого нас впустили. И здоровенный Юрик повел нас к дому, на крыльце которого стоял совсем не похожий на себя Илья Ильич. Не в черном костюме с орденом, а в пижаме со шнурками на груди.
– Иди в дом, – бросил он Юрику и уставился на нас злым настороженным взглядом. – Что скажете?
Мы немножко помялись, попереглядывались, всем своим видом показывая, что никак не решаемся начать.
– Ну? – Тон его стал угрожающим.
– Мы пришли вам помочь.
– Огород вскопать? – Подозрительность сменилась издевкой. – Поздновато.
– Вы папку забрали с парохода? – брякнул Алешка.
Реакция была мгновенной:
– А ну, пошли отсюда! Юрик, спускай собак!
Не помню, как мы оказались за калиткой. Помню, как я в отчаянии крикнул:
– Вы посмотрите папку. А мы подождем.
Глава XXIII
ЭТО НА-ДО ПО-ЧИ-НИТЬ!
Мы, конечно, догадывались, что, прилетев на пароход, Илья Ильич первым делом забрал папку из рундука. И понятно, что он в нее не заглядывал. И успокоился – никаких следов своей зловредной деятельности он за собой не оставил. Но наши слова должны были заронить в его душу «зерна сомнения».
И эти «зерна» мгновенно дали свои всходы.
Муромец вылетел за калитку с папкой в руках, растерянный и испуганный.
– Где они? – заорал он, потрясая папкой, из которой сыпались оставшиеся в ней бумаги. Все, кроме самых главных. – Убью!
– Вы на нас не орите, – сказал я, когда мы отскочили от него на безопасное расстояние. – Мы к вам с добром пришли.
Тут до него что-то стало доходить. Ведь пришли к нему люди не в форме. И даже не «в штатском». А пацаны с парохода. Которые что-то знают. Очень для него важное. Жизненно важное даже.
– Идемте в дом. – Он огляделся по сторонам, собрал бумаги.
– А собаки? – с опаской спросили мы.
– Нет у меня никаких собак. Один Юрик.
«Этот Юрик целой своры стоит», – подумал я. И сказал:
– Поговорим на крыльце.
Во всяком случае, оттуда удрать будет легче, чем из дома.
– Ладно, пошли.
Муромец запер за нами калитку.
– Что имеете сказать?
– Мы знаем, где бумаги из вашей папки.
– Где? – последовал быстрый, резкий вопрос.
– У нас.
Муромец тут же схватил меня за руки.
– Давай сюда!
– Не хватайте меня, а то ничего не получите. Они на пароходе. Спрятаны.
– Рассказывай. – Он тяжело и неровно дышал. Впрочем, его можно было понять. Только что считал себя в полной безопасности, и вдруг над ним навис меч правосудия.
Тут я, как было задумано, наплел с три короба вранья.
– …И вот эта Ангелина Петровна, капитан милиции, нашла эти бумаги во время обыска в каюте капитана. И так обрадовалась, что это даже нам стало известно. – И я смущенно признался: – Мы подглядывали. Она отобрала из папки некоторые листки и запечатала их в конверт. А папку положила обратно в рундук.
Похоже, эти подробности, особенно про рундук, Муромца убедили.
– А дальше? – с нетерпением спросил он.
– А дальше… – Я сделал вид, что не очень ему доверяю и ответил уклончиво: – А дальше она спрятала этот конверт.
– И мы знаем, где, – добавил Алешка. – И можем его вытащить.
Тут Муромца снова охватило подозрение.
– Вы такие добрые, да?
Эти слова нас смутили. Мы забегали глазами по сторонам: по кронам деревьев в саду, по улице за забором, по стоявшей в глубине двора голубой «Ниве».
– Ага! – догадался Муромец. – Шантаж? Вымогательство? Юрик! Ко мне!
Юрик, как пес из конуры, выскочил из дома.
