Владимир Кузьмин - Под знаком розы и креста
– Вот и все, сударыни, – сказала она столь же тихо, как говорил до этого призрак, но без шипения и присвистов. – Похоже, что вы немного разочарованы, но на сегодня все закончено.
– Что вы! – воскликнула я излишне громко, так что тетя Клара в очередной раз вздрогнула и вжалась в свое кресло. – Все было поистине удивительно и имело огромный смысл. Полагаю, что мы узнали все, что возможно узнать!
– Я рада. Давайте я вас провожу.
Маменька и тетя Клара поднялись со своих мест и как-то скованно двинулись в сторону гостиной. Я чуть отстала и тихо спросила медиума:
– Полагаю, что последний человек, о котором упомянул дух господина Пискарева, вам также мало знаком и, более того, вы запретили ему бывать здесь? Ведь он пользовался вашим мастерством в своих целях?
– Я совершенно не поняла, о ком вы ведете речь, но мой дар предвидения подсказывает мне, что вы правы.
Уже на пороге квартиры я не удержалась от еще одного замечания:
– Мадам Бурнель, вы несомненно большой мастер своего дела и весьма талантливы.
– Выражу надежду, что вы, сударыня, не станете расхваливать меня слишком старательно.
– Обещаю.
– Тогда всего доброго.
20
В ландо я примостилась на передней скамейке и задумалась так, что не слышала, о чем разговаривают мама и Клара Карловна. Тем более не слышала, что они, видимо, не придя в себя от пережитого, говорили тихо и как-то боязливо.
– Даша, а ты что скажешь? – обратилась ко мне тетя Клара.
– О чем?
– Да как о чем? О спиритическом сеансе.
– Он был восхитительным! А мадам Бурнель очень талантлива.
– И все же я вот не могу поверить во все это до конца! – заявила маменька. – Даже сидя за столом, не могла поверить, и все! Боялась до дрожи, но до конца не верила!
– Это оттого, что ты привыкла к чудесам на сцене и знаешь, как они создаются, – ответила я, вкладывая в свой ответ подсказку на ее вопрос.
– То есть, Даша, ты считаешь все это простыми фокусами?!
– Я этого не говорила, – примиряюще ответила я на это восклицание Клары Карловны. И не стала разъяснять, что я не назвала виденное нами «простыми» фокусами, так как они были невероятно сложны и разгадать их я бы не сумела.
И вообще меня сейчас беспокоила одна мысль: достать и развернуть тот клочок бумаги, что был найден мной в собственном кармане уже здесь, в экипаже, или обождать с этим до возвращения домой. Решила не доставать и не читать. Судя по всему, мы с мадам Бурнель прекрасно друг друга поняли.
Но и дома не удалось сразу прочесть записку. В прихожей на вешалке для гостей я увидела сразу три гимназические шинели, и мне стало вдруг легко и весело.
– Вот, – сказала я. – В ларце был и третий. И судя по размеру шинели, того же роста и возраста, что и два других.
Маменька поняла меня, хоть я ей не говорила, как назвала Степана с Василием при первой встрече, но зато рассказывала о них довольно подробно.
– И где же наши гости, Наташа? – спросила она у горничной.
– В гостиной чаи пьют. С пирожками. Уж больно они хорошее впечатление на Варвару Антоновну произвели, вот она им пирожков и напекла, а для вас пока в печь не ставит, хочет с пылу и жару подать.
– Это хорошо, что вы гостей так любезно приняли, – похвалила мама горничную и кухарку. – Пойду, поздороваюсь и, пожалуй, удалюсь, чтобы не смущать твоих сыщиков. Или их правильнее именовать тайными агентами?
Это уже было сказано мне.
– А ты к ним сама обратись и так и этак, что им больше понравится, так и станем называть.
Кавалеры дружно вскочили при нашем появлении.
– День добрый, – поздоровался за всех Степан. – Мы хотели вас на улице обождать, но нас пригласили. И пирожками угостили.
– Да, очень вкусные пироги! Вы уж поблагодарите от нас Варвару Антоновну, – сказал без тени смущения незнакомый мне мальчик, действительно оказавшийся с Василием и Степаном одного роста. Только вот в лице его скуластом было явственно видно что-то восточное. И темноволос к тому же.
– Вы уж сами к ней заглянете и отблагодарите, – сказала я. – Степан, представь нас новому товарищу.
– Пардон, забылся, – чуть смутился Степан. – Это Прошка.
– Прохор Антипов, – не согласился с таким представлением новенький, назвался так, как счел правильным, и красиво склонил голову.
Я глянула на Степана, и он понял, что этим представление нас друг другу не окончено.
– Это как раз Дарья Владимировна будет, – показал он рукой на меня. – А это их маменька, Ирина Афанасьевна.
– Очень приятно, господа сыщики! – восхитилась маменька, ничем не выдав, что усмотрела во всей этой ситуации изрядную долю комизма. – Раз вам пирожки понравились, может, и отобедаете с нами?
– Нет, спасибо. Мы уж все дома отобедали, – ответил за всех Васька.
– Ага! И пирогов вот наелись, – добавил Степан. – Благодарим покорно за приглашение.
– Очень приятно общаться с такими воспитанными молодыми людьми, – сказала маменька. – Но вынуждена вас покинуть.
И ушла. Похоже, ее уход вызвал у гостей облегчение, которое они, впрочем, ничем не выказали. Мы расселись на диване и в креслах, и я спросила:
– Раз вы здесь, значит, узнали что-то важное?
– Узнали! – радостно подтвердил Степан. – Только пусть Васька с Прошкой… с Прохором Антиповым рассказывают.
– Сперва я начну, – охотно подхватил Васька. – Мы со Степкой стали рассуждать про то, как преступников ловят. И вот вспомнили: нужно обязательно вызнать, с кем жертва общалась… Или общался? Как сказать?
– Да ты говори про важное, – заворчал Степан, – а не про то, как говорить, спрашивай.
– Это вы очень верно рассудили, – похвалила и подбодрила я Василия, – полиция с этого всегда начинает. Даже название этому есть – определить круг знакомств и общения.
– Вот и мы про это вспомнили, – закивал Васька. – И стали определять круг, то есть вспоминать, с кем господин Пискарев общался. Всех наших соседей перебрали, никого не вспомнили. А после вот Прошку увидели и подумали, что он у них мог столоваться!
– Не у нас, – поправил Прохор, – а в папкином трактире.
– Ну да, я и хотел так сказать, – принял поправку Василий. – Вот и позвали Прохора, стали спрашивать. Он и подтвердил. Дальше ты давай, все равно мы с твоих слов про это знаем.
– У отца трактир, – весомо заговорил Прохор. – Через два дома от нашего, в подвале. Я там и видел соседа нашего по дому, Пискарева то есть.
– Как же… – попыталась я спросить, отчего он бывает в трактире, если учится в гимназии, но Прохор понял меня с полуслова, кивнул в знак понимания и объяснил сам:
– Да я в самом трактире, в залах для посетителей, только когда закрыто бываю. Но обедаю там каждый день – не готовить же для меня отдельно, раз свой трактир есть? У папки там небольшое помещение для своих, вроде столовой. А вход со двора. Но из того помещения есть в залы окошечко. Можно занавеску отодвинуть и посмотреть. Отец смотрит, когда опасается, что посетитель попробует не рассчитавшись сбежать. Или еще чего. А я от делать нечего выглядываю. Так что видел там Пискарева не раз и не два.
– Это понятно. Но что с того следует?
– Как что? Я ж его не одного видал! Вот с вашим Михаилом Юрьевичем, кажись, видал и с другими друзьями. Но про них я мало что сказать могу. Отец, тот, может, лучше скажет, хотя я его спрашивал, тоже ничего толком не помнит.
– Но что-то все же сказал?
– Да ерунду всякую! – уверенно сообщил Прохор. – Что водки или вина пили немного, а шуму от них всегда как от пьяных. Стихи всякие горланили, песни порой. Глупости всякие устраивали, то стул из-под друг дружки тащить станут, то пойдут на улицу и прохожих пугают. Идет себе человек, а те ему в ухо на пять голосов: «Ку-ка-ре-ку!»
– Это тоже немаловажные данные, – сказала я. – Хоть вы и правы, со стороны они ерундой кажутся. Но вы, Прохор, продолжайте.
– А я про что говорил?
– Про то, что про этих ты ничего сказать не можешь, а про другого можешь, – подсказал Степан.
– Ну да! Был еще один типус! С ним Пискарев несколько раз вдвоем обедал. И вели они себя тише воды и ниже травы. Все шепотом да шепотом! Да с оглядками.
– Очень нам это подозрительным показалось! – вставил веское слово Василий.
– Да! – подтвердил Прохор. – Очень подозрительно.
– Описать сможете?
– Это как? Я рисую плохо.
– Не надо рисовать. Словами тоже описание дать можно, – объяснила я. – Вы для удобства сверху вниз начните. Какие у него волосы, скажите.
Прохор вдруг захихикал, но сам себя и одернул:
– Простите, смешно вышло. Оттого что волос у него не было.
– Лысый или бритый? – уточнила я.
Прохор задумался, почесал кончик носа:
– Лысый по большей части. А остальное бритое. Вот тут и тут волоса были бы, если бы не брил их.
– Лоб какой? Высокий он или узкий?
– Наверное, высокий. Вот такой, – Прохор приложил к своему лбу всю пятерню.
– Уши не заметил?
