Иоанна Хмелевская - На всякий случай
— Боже, какой умный пес! Жаль, у тебя не столько ума! Он тебя заметил?
Павлик даже не обиделся, сам понимал, что редко кто может сравниться по уму с их собакой. Поэтому спокойно ответил:
— Заметить, может, и заметил, да толку чуть! Свет падал сзади, я для него — сплошное черное пятно. А вот я его, наоборот, разглядел! И на всякий случай запомнил.
— Хорошо запомнил?
— Хорошо, хорошо. Говори, что случилось, и кончай нервы трепать!
В этот момент пан Вольский снизил темп, вышел на улицу Пулавскую и пошел по ней не торопясь, рассматривая освещенные витрины магазинов. Можно было так не бежать, и девочка рассказала брату о сцене в темном дворе. Обо всем рассказала, ничего не пропуская, в том числе и ссору двух баб из-за уникальных сапожек.
— А машина, в которую сел второй — та, что вчера сбежала, — закончила свой рассказ девочка. — Я номер помнила, тот же самый, «WAW1824». И если бы мы могли поехать следом, сразу же узнали бы их адрес.
— Сразу и адрес! — охладил Павлик энтузиазм сестры. — Он мог поехать не домой, а, например, в гости. Это во-первых. А во-вторых, на чем бы мы за ним поехали? Все наши транспортные средства — ролики да велосипед. На велосипедах сейчас никто не ездит, приметят...
Яночка уже продумала дальнейшие действия:
— Можно подговорить Рафала, у него машина...
— Как же так получилось, что они назначили встречу прямо у тебя над головой? — удивлялся Павлик.
— Просто я сидела в самом темном углу двора, у сарая, — объяснила девочка. — Очень хорошее место встречи! Во двор они вошли с разных сторон, почти не ждали друг друга, каждый отправился дальше, по своим делам, а встретились случайно. Буквально несколько секунд говорили, их никто не мог заметить. Очень правильно все было продумано! И знаешь что мне приходит в голову?
Павлик тоже догадался.
— Пан Вольский!
Да, он. А вдруг он случайно когда-то тоже подслушал их разговор? И вовсе он не из их компании... А может, и из их.
— А этим двум не проще поговорить по телефону, чем встречаться по ночам в чужом дворе? — усомнился Павлик в новой версии.
— Кто знает, может, и не проще. Может, их телефоны прослушиваются. Может, полиция и не такая уж темная, кое-что знает и принимает меры, — предположила Яночка. — Может, они давно у полиции на подозрении...
— ...или у кого из них телефон испортился, — подхватил Павлик. — Дождь, слякоть, сырость, а сама знаешь, в Варшаве телефоны сырости не любят, как дождь — сразу перестают работать. Или работают так, что сил нет. Вот меня вчера все время соединяли с Управлением речного пароходства, а на кой оно мне?
Какое-то время дети молча следовали за паном Вольским на почтительном расстоянии. Натура увлекающаяся, Павлик редко проявлял благоразумие и практицизм, но сейчас просто отказывался верить в такое стечение обстоятельств. Ну нельзя же все приписывать случайности! Ладно, он еще может поверить, что Яночка подслушала совершенно случайно в темном дворе тайный сговор двух посторонних преступников, планирующих, к примеру, обокрасть один из тамошних частных магазинчиков. В такое он готов поверить, вон сколько преступлений ежедневно и еженощно совершается в Варшаве. Но чтобы в этом дворе назначили встречу те самые угонщики, так сказать, знакомые преступники — нет, в случайность такого совпадения поверить трудно...
Павлик попытался поставить себя на место преступников. Как бы он поступил в их положении? Операция сорвалась, а телефоны, скажем, действительно вышли из строя или прослушиваются. Вот если бы они, допустим, с Бартеком были преступниками и им надо было встретиться... Дома бы не стали встречаться, дома родные, сразу заподозрят, Да и не надо им знать, что он с сообщником видится. Они с Бартеком заранее на такой случай придумали бы место, где встречаться, если что... И тогда, действительно, трудно найти место лучше, чем этот двор. Вход с двух улиц, во дворе ни газона со скамейками, ни песочницы для малышей, и с другой стороны только зады магазинов, глухие стены без окон. Да еще дополнительные удобства в виде нагромождений пустых ящиков и прочего хлама. Во двор приходят с разных сторон, мимолетная встреча — и расходятся в разные стороны. Но почему именно в этом дворе и в этот момент?
Каким-то шестым чувством поняв, о чем раздумывает брат, Яночка ответила:
— Вчера у них произошла осечка, сорвалась операция. И этот, в машине, мог смыться, не до конца поняв, в чем дело. А второй все видел с другой стороны, тоже издали, поэтому полиция его и не загребла. А первого Хабр обнаружил, он умчался и, наверное, колесил по городу, боялся, ведь за ним могли следить. И следили бы, если бы поручик узнал о нем немного раньше...
— Ты как догадалась, о чем я думаю? — удивился Павлик. — Телепатия какая-то...
— Никакая не телепатия, просто я о том же думала. И если этот двор они заранее наметили для встреч при таких непредвиденных обстоятельствах... И время тоже раз и навсегда установили. Сколько сейчас? Без двадцати восемь. Значит, встреча назначена была на девятнадцать тридцать.
— Я тоже до этого места додумал. Но вот почему именно в этом дворе? Ты как думаешь?
— А где еще им встречаться? В парке? При такой погоде?
— Так ведь нет дождя.
Все равно, время года не то, в парке как раз подозрительно сейчас прогуливаться, еще глупее, чем нам на роликах или на велосипеде за ними мчаться. А раз глупо, значит, привлечет внимание, ежу ясно.
— Могли бы встретиться на кладбище, — предложил мальчик. — Или на вокзале. На лестнице у рынка. В очереди за минералкой на задах «Суперсама». Вроде как один помогает другому поставить в багажник машины ящик с бутылками... Вон сколько возможностей!
— И везде увидят люди, — возразила сестра, — а тут никто не увидит.
— Правда, только пан Вольский и ты...
— И больше никто! Да и я бы не видела, если бы не сидела в углу двора на ящике. Лучшего укрытия нарочно не придумаешь! Рядом стояли и не видели меня. Не знаю, найдется ли в Варшаве второе такое удобное место для тайных встреч.
— А если и найдется, они могут о нем не знать, — согласился брат. — Что он застрял у витрины?
Яночка с Павликом, следуя за паном Вольским, дошли до улицы Одыньца, где упомянутый пан и в самом деле как приклеился к одной из витрин магазина. Стоял и стоял, будто в жизни ничего интереснее не видел! Пришлось и детям остановиться. Спрятавшись за утлом, они ждали. Хабр сел на тротуар и тоже ждал.
И тут подошел автобус. Дети и не заметили, что витрина, к которой прилип пан Вольский, находилась как раз у автобусной остановки. Автобус остановился, но старик не обратил на него внимания, продолжая изучать витрину. И только в самый последний момент, когда двери автобуса уже закрывались, он, совершенно неожиданно обернувшись, одним прыжком вскочил в автобус. Дверцы захлопнулись, чуть не прищемив его, и автобус двинулся с места. Догнать ускользнувший объект у преследователей не было ни малейших шансов.
— Обвел он нас... как детей, — с горечью констатировала Яночка. — Ты хоть заметил, какой это был автобус?
— Откуда? — буркнул расстроенный Павлик. — Только надпись громадными буквами: «Стиральные порошки «Поллены» лучшие...» Посмотрим хотя бы, что он там рассматривал.
— Оказалось, пан Вольский так пристально рассматривал витрину маленького обувного магазина.
Тяжело вздохнув, дети печально смотрели вслед Удаляющемуся автобусу, увозящему пана Вольского и огромную рекламу фирмы «Поллена».
— Теперь совершенно ясно, что без Рафала не обойтись, — сказала Яночка. — Вежбинский.
— Рафал опять станет отговаритьвая своим аттестатом зрелости, — возразил Павлик. — А при чем тут Вежбинский?
— Это я вспомнила фамилию поручика, — ответила сестра. — Когда он представлялся маме, сказал: «Честь имею, помощник комиссара полиции поручик Вежбинский». Надо бы ему позвонить, согласен? Пусть по всем этим адресам устроит засады.
— А если мы его не застанем в комендатуре?
— В таком случае попросим передать ему, и поскорей. Пусть разыщут, скажем, дело срочное. — Могут начать красть уже сегодня ночью!
— Тогда пошли к Бартеку, от него и позвоним, — решил Павлик. — Во-первых, я обещал и его привлечь, а во-вторых, поглядим, что он для нас успел изготовить. А то прямо совсем пустой вечер, ничего не сделали... Начнем с их мастерской, может, он еще там сидит...
Бартек, наоборот, за сегодняшний вечер совершил нечто грандиозное.
Интерес к слесарному делу проявился в ребенке с самого раннего возраста. Когда сыну было всего четыре года, папе пришлось прятать от него инструменты, ибо сын с увлечением проделывал дырки во всех металлических предметах, какие только попадались под руку. И когда мальчик достиг солидного возраста восьми лет, отец пришел к выводу, что разумнее учить сорванца слесарному делу, чем беспрерывно отбирать у него из рук всевозможные опасные предметы, оберегая квартиру и мастерскую. Мальчик не только учился с энтузиазмом и вдохновением, но и проявил несомненный талант в слесарном деле, и вскоре пан Марчак, гордившийся сыном, но старавшийся не показать этого, предоставил своему отпрыску полную свободу. Тот мог пользоваться в мастерской всем, чем хотел.
