Артем Кораблев - Пошищение на двойку
— Ну как тебе Губин?
Машка удивленно глянула на Костю, будто рядом с ней заговорила жаба или вовсе бездушный столб, и, не удостоив его ответом, снова уставилась в подземную тьму за стеклом вагона. Костя понял, что он зря все затеял, сидел бы себе лучше спокойно. Но отступать было поздно.
— Ты что, обиделась, что ли? — спросил он.
— Я? — очень сильно удивилась Машка, повернув к Косте лицо с огромными глазами и приоткрытым от изумления ртом. — На кого? С чего ты взял?
— На меня. Весь день не разговариваешь. Машка криво улыбнулась.
— На тебя, Костров, я не обижаюсь.
— А что ж не разговариваешь?
— Не о чем, — отрезала Машка. — Кстати, мне сходить.
Она встала и пошла к выходу. Костя тоже поднялся и пошел за ней, словно робот. Или, может, даже… как собачка?! Ему было стыдно, и он сам не знал, почему.
Двери автоматически захлопнулись за спиной у Кости. Поезд тронулся и, набирая скорость, поехал к последней станции, его станции. Но он уже сошел здесь вместе с Машкой. Тогда она насмешливо посмотрела на него, и съязвила:
— Ты что, Костров, провожать меня, что ли, собрался?
Костя молчал, не зная, что ответить.
— Ну давай провожай до универсама, тебе опять, наверное, соли купить надо.
Получилось совсем не то, чего хотел Костя: не он дразнил Машку, а она безжалостно расстреливала его, беззащитного, из пушки крупного калибра. Но самое отвратительное, понял Костя, что теперь ему и правда придется провожать Румянцеву до дома. К этому он готов не был. Но послушно поплелся за Машкой к выходу из метро. Шел он немного сзади, так что видел все время Машкину спину, это было совсем неинтересно, и он чувствовал себя глупо. Он лихорадочно думал, что ему такое сделать, чтобы исправить положение.
Они вышли на улицу и дошли до ларька, в котором торговали мороженым. Костя тронул Машку за плечо и сказал:
— Маш, мороженого хочешь? Румянцева остановилась и посмотрела ему в лицо.
— Знаешь что, Костя, ты бабник! — вдруг заявила она.
— Че-го-о? — опешил Костя.
— Сам со мной в метро целовался, а через день уже к Лидочке подъезжаешь, под грибком с ней встречаешься и думаешь, я не видела, как ты вчера за ней с уроков удрал? Даже не оделся, — быстро выпалила она почти на едином дыхании.
Тут Костя испугался.
Честно говоря, он вообще девчонок побаивался. Ну не то чтобы очень, вовсе нет. Он даже часто прикидывал в уме: в какую бы из них влюбиться? Только он никогда не понимал толком, как с ними нормально разговаривать. По его наблюдениям, эта вторая половина человечества всегда вела себя непредсказуемо. Правда, с мамой все было без проблем. Он мог предсказать заранее все, что она скажет и даже что подумает. А вот сверстницы и девчонки немного постарше часто ставили его в тупик. Он стеснялся, краснел, мычал, экал, как тогда под грибком с Лидочкой. Выглядел полным идиотом. Все это было неприятно.
Но сейчас он испугался совсем другого. Он подумал: что будет, если теперь эта сорока, Машка, разнесет на весь лицей, что он "бабник".
Страх — чувство постыдное для парня, и оно привело Костю в ярость.
— Да пошла ты, дура! Помело! — выкрикнул он неожиданно и, резко повернувшись, пошел обратно к подземному переходу.
Пока он спускался в переход, пока шел мимо входа в метро по туннелю, пока поднимался вверх по лестнице, он считал, что сделал все как надо. Очень даже хорошо, что поставил Машку на место. Но выйдя на улицу, он обернулся и глянул туда, где оставил Машку. Оказывается она за все это время отошла всего на несколько шагов — к боковой стенке того самого ларька с мороженым. Он опять увидел ее спину, теперь совсем сутулую и узкую, и вдруг догадался, что Машка плачет.
— Тьфу, черт! — вслух выругался Костя и еще быстрее пошагал домой. Теперь он уже чувствовал, что сделал даже не глупость, а гадость.
От всего случившегося в Костиной душе остался неприятный, давящий осадок. И он никак не мог избавиться от воспоминаний об этом дурацком разговоре. То он вспоминал сказанные им слова, то видел ее лицо с большими глазами, то, наоборот, спину у ларька с мороженым. В конце концов он стал усиленно гнать эти мысли, заставляя себя думать о расследовании, которое вел с его помощью Губин.
Все-таки Сашка — молодец. Голова у него варит, в этом Костя сегодня убедился. Сам бы он мог сколько угодно бродить вокруг Аликанова, так и не догадавшись, что он Алик. А Сашка просек это с первого раза. Косте захотелось еще чем-нибудь помочь Саше. Он стал ждать Сашкиного звонка, чтобы получить новые указания.
Увы, он опять прождал целый вечер. В одиннадцать мама загнала его в постель. Как можно больше растягивая время, Костя медленно чистил зубы и так же медленно готовился ко сну. Ничего.
Звонок раздался, когда он уже потушил свет. Мама первой оказалась у телефона. Костя слышал, как рна вполголоса недовольно сказала: "Алло".
Через минуту она уже открыла дверь в его комнату и зажгла свет.
— Не спишь? Тебя к телефону. Какой-то Саша из клуба скаутов. Хочет передать тебе что-то чрезвычайно важное. Такое, что звонит аж в начале двенадцатого, — мама была сердита.
— Костя, — услышал он, когда взял телефонную трубку, — ничего по телефону я говорить не буду. Завтра сам приеду. Жди.
— Когда?
— Не знаю, я приду к твоему лицею. Встретимся там. Все, пока. Спокойной ночи.
Саша повесил трубку.
Из дневника Саши Губина:
"Как хорошо, что я назначил на сегодня Косте встречу в клубе скаутов. Приятно было встретиться с чуваками из Узорова. Были все: и Женька, и Лыка, и Игорь, и Наташка, и Сема. Конечно, они правы — я настоящая свинья, что не появлялся у них с июня.
И Костя меня тоже порадовал. Теперь мне не спать почти до утра, пока я не разберу по полочкам все, что он раскопал. Хорошая у меня ищейка. Правда, ему немного не хватает аналитических способностей. Но это дело наживное. По крайней мере, у него есть все шансы для их развития. И я уже начинаю верить, что мы с ним доберемся до сути всей этой истории.
Теперь уже совершенно ясно, кто такой Алик. Андрей Аликанов, друг Глобуса, Он и стоит у Глобуса вместе с Лидочкой в графе лучших друзей. Понятно, что и директор получил записку "You are dead!" не случайно. Он ведь в графе людей плохих, озаглавленной: "Кактус". Там же, где и Виктор Викторович, невезучий Костин папаша. И он тоже получил такую записочку. Подбрасывает эти записочки тот, кто хочет свалить на них все это дело. Но откуда тогда ему известно про журнал Глобуса? Или…
Есть у меня одна догадочка на этот счет. Читал я уже что-то подобное в одной газете. "Ау-токиднеппинг" — выразился тогда по этому поводу папа. Я спросил его, неужели это так называется. Нет, говорит, я сам только что придумал. Поскорее бы он объявился. Свалил' бы я на его могучие плечи все это дело. Уж он-то со своими связями и опытом, да с нашими фактами, быстро бы во всем разобрался. Будем надеяться, что он не задержится.
А пока придется действовать самостоятельно, раз уж я так неосторожно втравился в эту историю. Завтра поеду к Косте, будем искать Алика. Только как нам его расколоть? Авось что-нибудь придумаю.
Но как много еще загадок! Чтобы им пусто было! Теперь еще за Костиным отцом какой-то хвост увязался. Правда, может быть, это менты, а может, люди Ежова-старшего, а то и сами похитители. Поди угадай, тут сам черт ногу сломит. И проклятые "В. В. К."… Уверен: узнать бы, кто скрывается за этими инициалами, больше половины дела было бы сделано.
А про кавказцев-то я и забыл. Тоже загадочка. Ну пусть пока ею милиция занимается, они у них наверняка все переписаны".
С утра вновь моросил дождь. Битцу и Ясенево развезло. Костя шел в лицей, шлепая кроссовками по лужам. Сапоги он надевать не захотел, чтобы не менять обувь в лицее. Теперь он уже, пожалуй, жалел об этом, но обходить лужи было бессмысленно, вода и грязь были повсюду.
Несмотря на последнее указание Саши ничего не делать, он все-таки решил поговорить с Лидочкой и выяснить, где она видела Глобуса и его друга незадолго до похищения. Теперь он мог рассчитывать на успех. Ведь Лидочка подошла к нему сама. Она тогда спросила прямо: "Зачем ты хочешь найти Митю?" И он не соврал ей. Рассказал, как было: и об отце, и о записке "You are dead!", и о Митькиной сумке — хотя про сумку Лидочка, конечно, кое что уже знала, — рассказал о своей беседе со следователем, о кавказцах, о нанятых Ежовым-старшим людях, которые преследовали Костиного отца. Умолчал он только о Митькином журнале, записке с инициалами "В. В. К." и о Сашке тоже. Наверное, есть на свете люди, с которыми по-другому нельзя. Сами они врать не умеют или не хотят и при этом остро чувствуют, когда другие говорят им неправду. Конечно, их тоже можно обмануть, но, чтобы добиться от них откровенности, им надо говорить только правду. Лидочка оказалась таким человеком.
