Миклош Ронасеги - Сорванцы
Ну, ничего, ничего! Любезная пожилая дама исчезла в людском круговороте, бесследно пропали и симпатичные мальчишки. И все же… Что бы он мог забыть здесь?
Непроизвольным движением молодой человек проверил карманы: паспорт и кошелек с деньгами были на месте. Нужно спешить. Его ждут Рыбацкий бастион и, может быть, встреча с семьей.
Нельзя сказать, что утреннее путешествие мамы-туристки было удачным и безоблачным. Что и говорить, она не раз озабоченно покачивала головой, едва ее мысль возвращалась к мужу и ребенку. И чего ради они поссорились? А сейчас ее бедному мужу не до красот города все его внимание сосредоточено, конечно, на ребенке.
Как только она ступила за коллонаду Музея изобразительных искусств и стала быстро спускаться по широким ступеням лестницы ее охватило какое-то странное чувство, будто она потеряла что-то. Но вроде все было при ней. И карта города, и консервы, и салями. Правда, отсутствовала семья.
Молодая женщина принужденно улыбнулась. И поскольку она немножко верила в чудеса, она некоторое время оглядывалась — вдруг появятся двое ее мужчин, большой и маленький. Но, почувствовав бессмысленность такого ожидания, мама-туристка принялась снова листать путеводитель и рассматривать карту: до набережной Дуная она доберется трамваем, а дальше отправится пешком. Но куда? Разумеется, к Рыбацкому бастиону. Глядишь, там они и встретятся.
Молодая женщина чувствовала усталость и голод. Рюкзак оттягивал ей плечи. Устало ссутулясь, она добрела до трамвайной остановки и доехала до площади Димитрова[18]. Там она увидела мост и тотчас сошла.
Справа ее внимание привлекло огромное здание из красного кирпича. Здесь находился один из крупнейших рынков Будапешта.
Мама-туристка не была бы хорошей хозяйкой, если бы наряду с многочисленными историческими и художественными достопримечательностями города не отдала должное этому внушительному зданию. Конечно, ей следует осмотреть рынок.
Через большие стеклянные двери она вместе с толпой вошла внутрь рынка, и тут от изумления глаза у нее округлились и рот раскрылся.
Конечно, она видела рынки и более внушительных размеров и, возможно, побогаче этого (что, впрочем, не обязательно), но такого оживленного, такого колоритного ей видеть, пожалуй, не доводилось.
Вся конструкция рынка покоилась на мощных колоннах. Справа и слева тянулись широкие ряды с гигантскими грудами реп, редисок, помидоров, картофеля, сельдерея. Ряды пестрели зеленым, белым, коричневым, красным. Посередине рынка расположились мясные лавки. На крючьях висели свиные туши, копчености, тут же продавали потроха. Огромные противни были наполнены коричнево-красными почками, печенью, отливающими перламутром мозгами. А тут что? Чуть не в человеческий рост высилась пирамида яиц. Неподалеку дородная хозяйка предлагала вкусные сыры. В конце зала, наподобие театральных декораций, свисали гирлянды красного перца и лука.
Рынок наполнен шумом, оживленным движением, громкими веселыми возгласами. Иногда слышался звонкий смех, венгры — народ веселый, будапештские шутки и анекдоты известны всему миру.
Молодая женщина очень пожалела, что ни слова не понимает по-венгерски. Впрочем, «Kérem»[19] и «köszönöm»[20] уже выучила. Зная эти два слова, в Будапеште не умрешь голодной смертью.
У лавки с соленьями мама-туристка остановилась и купила у невзрачной женщины с заспанными глазами квашеную капусту в целлофановом мешочке. А повернувшись, увидела на лотке поджаренные шкварки. К ним подавались две маленьких булочки — и вот завтрак туриста готов! Похрустывая шкварками и закусывая капустой, мама-туристка медленно двигалась по центральному торговому ряду и уже жалела, что так рано набила свой тяжелый рюкзак — здесь тоже продавались разнообразные консервы, в том числе и халасле — уха, обильно сдобренная красным перцем. А вон там целыми гроздьями висят батоны салями. Какое роскошество венгерской национальной кухни! «А что сейчас едят мои мужчины?»
Насытившись и великолепным зрелищем, и вкусным завтраком, мама-туристка обрела новые силы. Рюкзак перестал казаться ей слишком тяжелым. Вперед!
Выйдя на улицу, она направилась к скромно сереющему вдали мосту Свободы. Проходя по нему, полюбовалась открывающимся отсюда видом и остановилась посредине моста. И тут ею овладело чувство, словно она находится на носу корабля.
Под мостом лениво катил свои воды Дунай. Солнце было уже высоко. Под безоблачным синим небом сиял город. Свежий речной ветер очистил воздух, стали ярче и живее цвета, резко обозначилась граница света и тени. На западном берегу реки, подобно сказочной черепахе, высилась громада горы Геллерт; по склонам ее буйно зеленели деревья и кустарники. У подножия красовалась гостиница с белой крышей, неподалеку виднелись бани. И гостиница, и бани всемирно известны. Будапешт славится своими целебными источниками, и первое место среди них занимает источник, питающий бани Геллерта. В его пенистой воде не только ищут исцеления больные, но и обретают удовольствие любители позагорать и искупаться.
На самой вершине горы Геллерт — монументальная статуя[21]. Стройная женская фигура простерла к небу пальмовую ветвь — символ мира, а у подножия, на цоколе, — советский солдат с автоматом на груди и знаменем в руках. Памятник этот, сооруженный после второй мировой войны, увековечивает память о подвиге советских солдат, которые пали смертью храбрых в битве за освобождение Будапешта от фашистских захватчиков. На постаменте длинный ряд имен погибших воинов.
Мама-туристка долго стояла, зачарованная видом памятника и горы Геллерт. Рядом светлела цитадель. Вернее, бывшая цитадель. Теперь там смотровая башня, ресторан и гостиница.
Что еще читала она о горе Геллерт? Ах, да! Венгры были когда-то язычниками, степным, кочующим народом. Когда они осели в междуречье Дуная и Тисы, их первый король, кажется, Святой Иштван, попросил у папы римского помощи, желая принять христианство. По велению папы к венграм приехали священники, в их числе был епископ Геллерт. Однако венграм католическая религия пришлась не по душе. Они посадили Геллерта в бочку и сбросили с кручи в Дунай. С тех пор гора и была названа горой Геллерта.
Молодая женщина любила зыбкие легенды истории. Как давно это было! А может, и не было вовсе.
Впрочем, история епископа Геллерта, наверное, правда. На склоне горы стоит памятник Геллерту — вот там, у будайского конца изящного белого моста. А у подножия статуи низвергается водопад.
Еще дальше — собор, а там — Крепостная гора с бывшим королевским дворцом, где теперь расположились музеи и картинная галерея.
Неплохо было бы как-нибудь взглянуть сверху на весь город.
Но она не решилась карабкаться на гору Геллерт, хотя путеводитель и обещал чудесную панораму. Размеренным шагом мама-туристка продолжила свой путь, намереваясь западным берегом реки дойти до Крепости. Полчаса ходу, и она будет там.
Вдали виднелся приземистый Цепной мост. Жаль, что она не захватила с собой бинокля. Будь у нее бинокль, мама-туристка наверняка увидела бы знакомую фигуру мужа, который, задумавшись, смотрел в это время на сверкающий Дунай.
— Что с вами делается?! Вы прыгаете, как обезьяны в клетке, — одернула Терчи приятелей.
Единственная представительница женского пола, она страшно волновалась: на нее обрушилось столько забот!
Терчи ждала таксиста. Этот улыбающийся круглолицый мужчина наверняка сумеет помочь им.
А пока она не переставала заботиться о ребенке. Наклонившись над Крохой, отерла платочком лоб, потом решила напоить ребенка.
Малыш причмокивал, сонно улыбаясь. Он героически выдерживал дневную жару. Терчи принялась раздевать его, расстегнула легкую кофточку. Она охотно раздела бы его совсем, но все же не рискнула это сделать: маленькие дети так нежны и склонны к простуде.
Берци, тараща глаза, с преувеличенным раздражением разъяснял:
— Я вижу, ты снова воображаешь, что имеешь дело с новорожденным! А Кроха не новорожденный. Его не надо купать в ромашковой ванночке. По-моему, этот Эгонка…
— Его вовсе не так зовут. Это явное недоразумение.
— Пускай. По-моему, он уже вышел из ясельного возраста, парню давно пора в школу ходить.
Берци подмигнул, надеясь шуткой развеселить друзей, но никто в ответ даже не улыбнулся.
— До каких пор мы будем здесь торчать? — нахмурился Карчи.
— До конца света, — снова сострил Берци.
— Не болтай глупостей!
Мальчики наперебой начали спорить и обсуждать случившееся, а главное, совершенную ими ошибку, когда они притащили ребенка к дядюшке Хайду.
— Терчи, ты выдала нечто, притащив к нему Кроху.
— Я же не зря спорил, что Терчи вернется к малышу!
