Мария Некрасова - Большая книга ужасов-10. Месть крысиного короля. Доктор-мумия. Костыль-нога. Вечеринка для нечисти
В прихожей зашебаршились – пришла Танюха. И сразу стала делиться своими новостями.
– Я договорилась с соседями, что с Егоркой посижу завтра. Только у нас дома, потому что у меня здесь компьютер с рефератами. А на городской телефон нам звонить не надо – его отключили за неуплату. Так что – завтра в клинику. Слышишь? Завтра чтоб ОРЗ у тебя было! И Сереге передай, он тоже при гриппе обязан быть.
– Угу. – Откровенно говоря, я уже сейчас стоял на ватных ногах и не сомневался, что завтра ОРЗ будет со мной как штык. Сереге вечером позвоню, хотя думаю, что и у него все будет в порядке: наша поликлиника гриппами богата, не подцепит только привитый.
Серега скоро позвонил сам и спросил, какой у гриппа инкубационный период.
– От нескольких часов до полутора суток, – отчеканила Танюха, когда я передал ей Серегин вопрос.
Интересно, откуда она знает? Неужели сама специально ходила в поликлинику «за гриппом», чтобы контрольную не писать? То-то моя сестрица имеет способность так удачно заболевать к концу полугодия, когда контрольные почти каждый день!
– Значит, еще можно подождать. Я просто ни в одном глазу, – поделился Серега.
– А я простуду точно подцепил! Не боись, что-нибудь его да свалит!
Спать я лег раньше обычного – мерзкая болячка ОРЗ. И провалился в сон, едва успев прилечь.
А утром едва разлепил глаза: что, надо вставать? Надо идти сражаться с мумией? Пусть лучше этот доктор-мумия напишет мне справку об освобождении от уроков...
В комнату ворвалась Танюха.
– Как ты? – Она потрогала мне лоб. – Вижу, что постарался. Слушай, поторапливайся. Имей совесть, мама там совсем одна! Ну, еще эти твои сопалатники...
Это да. Но легко сказать: «Вставай!» Я, как мог, по частям собрал себя с кровати и даже влез в джинсы. Можно я еще полежу, а? В комнату опять ввалилась Танюха и кинула в меня рубашкой:
– Одевайся, сейчас Серый придет. Егоркины родители уходят через полчаса. Я наврала им, что у меня первые две «физ-ры», от которых я освобождена. Они обещали вернуться так, чтобы отпустить меня к третьему уроку. Нам нужно успеть.
– Угу.
Пуговиц на рубашке было до безобразия много. Они выскальзывали из пальцев, не хотели попадать в петлю, а то норовили застегнуться неправильно...
– Резвее, копуша! – поторапливала Танюха. – Прикажешь тебя одеть, как десять лет назад?
– Иди ты...
В дверь позвонили: Серый. Я не стал выходить: Танюха сама откроет. Серега ввалился в мою комнату на полусогнутых, и я понял: грипп он таки добыл.
– Как ты?
Серега оценивающе глянул на меня и ответил:
– Ну, примерно так же, как и ты. Только заразный.
В дверь позвонили опять, на этот раз Егоркины родители принесли Танюхе свое свинозное сокровище, уверяя:
– Мы скоро вернемся!
Нет уж, вы, пожалуй, не торопитесь...
Еще минут пятнадцать мы пялились в окно: как они выходят из подъезда, садятся в подъезжающую маршрутку, уезжают по своим делам...
– Пора! – подорвалась Танюха, схватила Егора в охапку и махнула нам: – Бежим!
Мы действительно побежали, потому что времени было в обрез. Егорка болтался у Танюхи на руках и комментировал:
– А мама нен шает мне егать! (Перевожу: А мама мне не разрешает бегать).
Танюха быстро его успокоила:
– Парень, бегу я. А ты – у меня на руках, значит, все в порядке.
– Адно (Ладно), – согласился Егорка.
Глава XIV
Ответный визит
Дверь нам открыл Федор:
– Вы? Что-то разболелись!
– У нас был школьный чемпионат по боксу, – нашлась Танюха, – вот и пришлось оставить там пару зубов.
В доказательство она открыла рот Егорке.
– Да! – радостно подтвердил парень. У него, полуторагодовалого, зубов было и впрямь немного.
– Молодежь... – засмеялся Федор. – Проходите!
Мы прошли. Стукнулись в кабинет доктора Дупло, и он пригласил, как ни в чем не бывало:
– Здравствуйте!
Но тут же неловко попятился и плюхнулся на стул. Сразу видно было: поплохело старику.
– Вижу-вижу. У ребенка свинка. Так это теперь называется?
– Винка, – радостно подхватил Егорка. – А у ас рой, а? (Свинка. А у вас геморрой, да?)
Я догадывался, где парень нахватался таких слов, и наступил Танюхе на ногу. Если ей что-то не по душе, она вечно кривится и кричит: «Вот геморрой!» Наверное, такое же выражение лица было сейчас у доктора, вот Егорка и растолковал его, как смог.
Мумия подозрительно глянул на парня и крепче схватился за стул:
– А вы двое подхватили какую-то чуму заморскую. Беда мне с вами!
И тут меня подкосило. Я мазнул рукой, пытаясь удержаться за стенку или за Танюху, что ближе окажется, но это только усложнило траекторию полета. Крутанувшись в воздухе, я шмякнулся на пол, зацепив головой стул. То же самое почти одновременно со мной проделал Серега.
– Вы али? (Вы устали?) – поинтересовался Егорка и тоже, кажется, лег на пол. Я точно не разглядел – в глазах заметно темнело.
Дышать-то дышалось, но с трудом. На коже сами собой стали появляться гноящиеся красно-коричневые язвы, саднящие, как будто в один квадратный миллиметр кожи меня куснула целая орава комаров. Ребра сдавило. В глазах потемнело окончательно, и по темному фону поплыли разноцветные пятна. Далеко и глухо, как через подушку, я слышал Танюхин визг:
– Парни, вы что? Ну-ка встали быстро! Подъем, парни!
– Не шай, ни али (Не мешай, они устали), – комментировал Егорка.
Иногда сестра лупила меня по щекам, я слышал ее удары, как удары гонга: тяжелые, низкие. Шевельнуться было не то что больно, а нельзя: я не чувствовал даже собственного лица, по которому лупила Танюха, а про руки-ноги вообще забыл. Боль от язв уже прошла, я не чувствовал даже пола спиной, лежал как будто в воздухе. И видел темноту с пятнами. И слышал, как совсем рядом глухо-глухо вздыхает наш доктор-мумия:
– Уже и ослы мерещатся... Плохо мне, Федор, совсем плохо. Я отправляюсь на остров Бартоломея!
– Что вы, доктор! Вы уверены?
– Да, пора. Кто лечит безнадежно больных, тот идет против богов. А я сам безнадежно болен.
– Как скажете, – вздохнул хирург.
– Клинику закрой, саркофаг оставь себе. Живи честно, зубы зря не рви, пригодятся.
– Я с вами!
– Нельзя. Ты же давно умер.
– Хорошо.
– Прощай!
И я снова увидел кабинет. Саркофаг, шкаф, Танюха, Егорка, Серега, Геннадий смущенно топчется в дверях... Конечно, смущенно – он же голый! И он – человек!
Я вскочил на ноги, опрокинув стул и Серегу. Что, все? Получилось?
Серый лениво пнул меня в ответ и встал, отряхиваясь:
– Радуйтесь, семейка придурков. Кажись, справились.
– Кто здесь? – В кабинет ворвалась мать, за ней ввалились Ван и Кирюха.
– Мама! – Танюха повисла у нее на шее.
– Ой, простите, Геннадий Львович, мы не знали, что вы переодеваетесь! – выдал Ван и потянул Кирюху обратно.
Но я его перехватил:
– Как ты?
– Нормально. А мы разве знакомы?
Я отпустил его и махнул рукой: парень и правда в норме, бес из него ушел вместе с доктором. И Кирюха вот уже две минуты таращится на нас и не пытается оторвать свою голову. И мать удивляется:
– В чем дело, Татьяна? Я всего лишь ходила лечить зубы. С чего такой бурный восторг?
– Просто мы соскучились, – нашлась Танюха.
– А уроки сделали?
Геннадий наконец-то сообразил сдернуть с вешалки запасной халат доктора Дупло и одеться. Сойдет. В конце концов, здесь все свои. Серый энергично отряхивался так, что вся пыль летела на меня. Танюха, услышав об уроках, поспешила замять разговор и подошла ко мне:
– Как ты?
– Нормально. А где Дупло? Он что-то говорил насчет острова Бартоломея...
– Угу, – подтвердила Танюха. – На этот остров во времена Римской империи отправляли умирать безнадежно больных рабов. Твой Дупло зря кичился: не благородных он кровей, а раб презренный.
– Почему он сразу «мой»?
Суперконструктивный диалог прервал Федор. Он стоял в дверях и сердито звенел ключами:
– Клиника закрывается. Попрошу вас...
– Идем-идем!
Я подхватил под руку мать, Танюха – на руки Егорку. Серый, Кирюха и Ван подхватились сами. Федор и Геннадий отконвоировали нас до середины коридора, затем, убедившись, что идем мы правильно, к выходу, куда-то ретировались.
Егорка у сестры на руках пытался завязать знакомство с вновь прибывшими в нашу компанию Кирюхой и Ваном:
– Ы здесь вете, да? (Вы здесь живете, да?)
А я шел и думал. Радоваться надо бы, но что-то не радовалось мне совсем. Наверное, не лучшее это место на свете – тот остров Бартоломея, куда так спешно ушел доктор-мумия. Во времена Римской империи туда отправляли умирать безнадежно больных рабов...
Я представил, как на искрящемся песке под жгучим солнцем лежат сотни и сотни тел. Одни уже давно не стонут, и некому их похоронить. У их живых пока соседей слезятся глаза от удушающего смрада. Море так близко, но попить из него нельзя: вода соленая. Да и не сможешь, потому что уже нет сил, чтобы тебе добраться до воды. И тебе хочется не домой, дом остался далеко, в прежней жизни. Тебе хочется отсюда. Но отсюда только одна дорога: туда, где твои товарищи, которые уже никогда не прогонят приставучих мух. Им хорошо: они всего этого не видят...
