Алла Озорнина - Золото Серебряной горы
— Друзья у меня были, — вздохнул дядя Миша, — прошлой весной утонули в полынье. Вот я и взял Дашу к себе. Она мне теперь как родная. Ну ладно, я тебе еще кое-что расскажу, пока она ходит. При ней бы не стал: зачем пугать ребенка?
При этих словах Петька, несмотря на то что, как оказалось, был ее ровесником, а ростом — на голову ниже, сразу же почувствовал себя взрослым и значительным. И как бы сами по себе расправились плечи, выдвинулась вперед грудь.
Он не спеша снял очки, протер их носовым платком, надвинул на переносицу. Разговор, вероятно, предстоял серьезный, а потому надо хорошо подготовиться, чтобы ни слова не упустить.
Дядя Миша громко откашлялся и начал:
— Речь пойдет о новом начальнике рудника, Саянском хм… Понимаешь, мне, как человеку с атеистическим воспитанием, даже неловко говорить-то на эту тему…
— Ничего, ничего, говорите! — откинувшись на спинку стула, великодушно позволил Бумажкин.
— Так вот, — дядя Миша перешел почти на шепот, — в народе-то говорят, будто он с нечистой силой связан…
Петька кивком головы подбодрил дядю Мишу:
— Ну и дальше…
— Его даже ведьмаком прозвали!
Дядя Миша вдруг замолчал и уставился на Петьку. Тот пока тоже хранил молчание. Хотя в сообщении дядьки для Бумажкина не было ничего нового, сказано оно было таким тоном, что у того даже мурашки по спине побежали. Причем добрые, приятные мурашки, которые появляются не от страха, а от предвкушения чего то такого, щекочущего нервы, но абсолютно неопасного для жизни. Как это бывает, когда смотришь по видику фильм ужасов. Петька улыбнулся, вспомнив, как они с Геннадием Борисовичем шли через лес. Да, одно дело слышать о проделках нечистой силы в темном, зловещем лесу, другое — в теплом уютном доме, в котором горит электрическая лампочка да потрескивают дрова в печке…
— Я вот все хотел спросить, — продолжал дядя Миша, — вы с Геннадием Борисовичем как до поселка добирались: через лес или же по дороге?
— Через лес.
— Ну и как?
Бумажкин подробно рассказал обо всем, с чем им пришлось столкнуться, и поймал себя на том, что все это кажется теперь, по крайней мере, забавным.
— Вот и ты о том же. А люди-то еще похлеще истории рассказывают… Вот, с парнишкой одним не так давно история произошла, — и он повторил то, о чем Петька уже знал из разговора с Геннадием Борисовичем.
— А хоть кто-нибудь занимался расследованием всего этого? — с видом журналиста-профессионала спросил Петька.
— Конечно! И милиция была, и засады всякие делали… Геннадий Борисович такую деятельность развел, весь поселок на ноги поставил…
— И что?
— А ничего. Как милиция выйдет в наряд, так тебе ни огней на сопке, ни криков жутких, ни звона кандалов… Будто чувствуют, что за ними следят…
— Странно, — сказал Петька. — Только я вот одного не пойму: а при чем тут Саянский?
Дядя Миша задумался. Почесал за ухом:
— Так ведь он же — ведьмак…
Петька понял: утверждение «Саянский — ведьмак» для жителей поселка уже аксиома. Ему же хотелось докопаться до сути.
— И все-таки — почему? — глядя на дядьку в упор, громко и требовательно спросил он.
— Ну как — почему… Ведь с его появления здесь все и началось…
— Хм… — произнес Бумажкин и тоже почесал за ухом. — Логики-то, дядя Миша, нет.
— Как это — нет? — возмутился тот. — Ты, Петьк, мозгами-то пошевели! Не было Саянского — не было и кошмаров! Появился Саянский — появились кошмары. Чего тут сомневаться-то?
— И все-таки, дядя Миша, как говорится в латинской пословице: после этого не значит, что вследствие этого.
— Ну я твоих пословиц не знаю, — несколько сбитый с толку, пробормотал дядька, — тем более, латинских. После этого, не после этого. Сам-то подумай, Петьк, если это не Саянского рук дело, то чьих же тогда?
Петька пожал плечами. Ему-то откуда знать? Может и правда все это проделки начальника шахты. Хотя, говоря по правде, верится с трудом.
— И все-таки ты не прав, Петьк, — не унимался дядя Миша. — Ведь весь же поселок говорит, что Саянский — ведьмак. А ведь сам же знаешь, зря говорить не будут — уже без прежней убежденности добавил он.
Бумажкин только вздохнул в ответ. Кто знает, не ходи он в последние годы в тренинговую группу по психологии, где, кроме всего прочего, учили прислушиваться к внутреннему голосу и отстаивать собственное мнение, может точно так же, как дядька, поддавался бы мнению толпы.
— В общем, тут без бутылки не разберешься, — подвел итог дядя Миша. — Вот я и писал Константину, приезжай, мол, племянник…
— Так почему же вы все как есть-то не писали? — удивился Петька. — Может как раз тогда бы папа и приехал. Так сказать, журналистское расследование проводить. А то «у нас все хорошо», а освещение лучше, чем в Лос-Анджелесе, — не удержался Петька, чтоб не съехидничать.
— Так говорил же, почему так писал, — оправдывался дядька. — Все думал, чем лучше напишу, тем быстрее приедет. А может, думаю, все это просто явления, как это анор…
— Аномальные, — подсказал Бумажкин.
— Да, аномальные. Сейчас же много всякого аномального на свете. Вот, думаю, приедет Костя, посмотрит, что у нас тут творится, да и профессора какого-нибудь подошлет. У вас же, в Москве, их пруд пруди. А у Константина, поди, связей немерено. Все-таки, как ни говори, главный редактор журнала. Да и у тебя, поди, коль ты его сын…
Бумажкин почувствовал, что попал в тупик. С одной стороны, он и понятия не имел, как на это ответить, с другой — не хотел развенчивать миф о связях с лучшими умами столицы. Он морщил лоб, многозначительно барабанил пальцами по столу и молчал.
Глава 15. Предположения
— Да, Петьк, это же еще не все! — воскликнул дядя Миша. Петька удивленно посмотрел на него. Сколько уже сказано и, оказывается, не все! В то же время он обрадовался тому, что тема разговора сменилась как бы сама собой, без его участия.
— Понимашь, Петьк, сколько уже ночей не сплю, — продолжал дядя Миша, — совестью маюсь…
— Да что такое?
— «Что, что»? На моей совести, Петьк, целых две загубленных жизни.
Бумажкин понял, что сейчас, скорее всего, речь пойдет об исчезнувших горных инженерах — Георгии и Григории. Ну которые под влиянием дяди Миши согласились обследовать Серебряную гору, а он вдруг заболел. Так оно и вышло.
— Вот с тех пор, — закончил дядя Миша, — я, Петьк, и поверил в нечистую силу. Как это так, на глазах, можно сказать, у всего поселка к шахте направились, в разгар белого дня, и как в воду канули. Тут, правда, еще и погода подвела. Снег выпал. Он идет-то у нас два-три раза в году, и вот в этот день-то как раз и выпал. Поле, что перед сопкой, было белехонькое, когда искать-то начали, ни одного следа не было. Вот тогда, Петька, я и решил: коли это нечистая сила, надо как-то встретиться с ней, в глаза посмотреть, взять за грудки, да потрясти как следует. Где, мол, нечисть, мои товарищи, и долго ли ты будешь над всеми нами издеваться? И давно бы уже сходил, да одно останавливает: случись что со мной, а Даша как?
Бумажкин вдруг вспомнил историю о Чудном Мужике. Тот ведь тоже неведомо где. Но про того-то по крайней мере хоть что-то известно. Ну, например, что его серебристый автобус увез. Хотя понятно, от этого не становится легче. Но вот, куда исчезли Георгий и Григорий, тайна за семью печатями. Вслед за этим почему-то вспомнился еще один потерявшийся в этих местах: горный инженер.
— Что-то не везет вам с горными инженерами, — сказал Петька, — ведь и почти сто лет тому назад произошла подобная история…
— Это ты о чем? — не понял дядя Миша. — Ах, ты об Епачинцевом. Да, тут еще одна загадка, которую вот уже много лет никто разгадать не может. К сожалению, об этом горном инженере вообще мало что знают. Известно лишь то, что инженером он был от бога. Старики говорят, что перед своим исчезновением он спьяну кому-то проговорился, будто в том руднике есть даже золото. Но ни в своих отчетах, ни в докладах об этом не писал… Вполне возможно, что он отмечал это на карте и делился своими открытиями с дневником. И может быть, как раз они-то и пролили бы свет на истинное положение дел на руднике. Только вот после его исчезновения исчезли и дневник, и карта. Он хранил их у себя дома, но там их не нашли…
— А рудник-то почему все-таки закрыли? Геннадий Борисович говорит, что его просто выработали и искать там было уже нечего.
— Это одна из версий. Вполне возможно, что так оно и было. А может, и нет. Сейчас точно никто не скажет. Времени-то сколько с тех пор прошло! Почти целый век!
Дядя Миша застыл в одной позе. Видно было, что в его голове происходит очень напряженная работа.
— Послушай, Петьк! — воскликнул он наконец. — А что, если мы с тобой дальше пойдем? Предположим, что кто-то все-таки нашел и карту, и дневник… Причем, Петьк, совсем недавно… Может такое быть?
