Мария Некрасова - Толстый – сыщик подводного царства
У ворот Тонкий притормозил. Во дворе было тихо. Мекнул бдительный Росинант, высунул из кустов рогатую голову, увидел Тонкого: «А, это ты, приятель», боднул его несильно в живот и отправился спать дальше.
Тонкий подкрался к дому. Дверь запиралась изнутри на крючок; щель при этом оставалась такой ширины, что ему даже не понадобился сломанный по пути прутик. Тонкий просунул палец и откинул бабкин запор.
Скрип! Ой, как громко-то!
Он замер, придерживая полуоткрытую дверь. Тишина. Только из глубины дома доносится концертный храп, скорее всего – бабулин: люди помоложе так не храпят. А так никаких подозрительных звуков: ни шуршания тапочек по полу, ни лязга пистолетных затворов.
Скрип! Как ни старался Тонкий потише закрыть за собой дверь, старые поющие петли были неумолимы.
Он прислушался и опять не услышал ничего, кроме храпа. Встав на четвереньки, Тонкий пополз. В доме он был всего один раз и очень приблизительно помнил, где кольцо, открывающее люк в подпол. Шаря на ощупь по гладким крашеным доскам, он, между прочим, сделал интересное наблюдение. Карапетовна вообще аккуратистка, окна у нее сверкают, как хрусталь, везде половички, и пахнет чистотой. Но только не в этот раз. Под руки Тонкому попадался то песок, то вдруг лохмушка еще влажной морской тины. Он понял, что пришел не зря.
Кольцо нашлось не скоро и случайно: звякнуло под ногой, и оказалось, что Тонкий все время шарил в стороне от подпола. Ожидая, что крышка окажется тяжелой, он дернул за кольцо изо всей силы и чуть не оторвал себе пальцы. Крышку что-то держало. Задвижка, что же еще. Отодвинем… Не ошибся начинающий оперативник Александр Уткин: из подпола шибануло в нос застоявшимся рыбным духом.
Нащупывая ногами ступеньки, Тонкий спустился в темноту, прикрыл за собой люк и включил фонарик. Ух ты! Свободного места в подполе оставалось меньше квадратного метра, на нем Тонкий и стоял, все остальное было забито рыбой в расползающихся от сырости картонных коробках. Кефаль, камбала, еще какая-то крупная рыбина – битком снизу доверху! Дельфинов не видно. Толстый деловито сполз с плеча и приступил к дегустации. Тонкий не возражал. Эту рыбу в море уже не вернешь, так пусть поест верный крыс, он заслужил.
Тут бы и бежать за тетей Музой, а Тонкий присел на ступеньку, разглядывая плоды браконьерского труда. В сыром и холодном подполе сохранились еще живые рыбы. Время от времени какая-нибудь начинала биться, как будто кто-то хлопал мокрыми ладошами… И все-таки, почему нет дельфинов?
– Кончай жрать, – сказал Тонкий верному крысу.
Толстый оглянулся и с недовольным видом уковылял за коробки. Было ясно, что уговоры предстоят долгие. Там, где он сидел, осталась какая-то черная дрянь. Наверное, крыс прятал ее за щекой, а теперь выплюнул. Как и всякий крысовладелец, Тонкий проверил, что тянет в рот его подопечный. А то не уследишь – и лечи его потом. Черная дрянь оказалась головешкой от костра. Тонкий бросил ее на пол, вытер о шорты испачканные пальцы и тут же забыл о ней.
– Толстый! – позвал он. Верный крыс пошуршал за коробками, показывая, что слышит, но не выйдет. Пускай, что ли, остается пока здесь?
Над головой послышались шаги. Тонкий выключил фонарик, чтобы не выдать себя светом из щелей, но было поздно.
Шарк! Дзынь! – кто-то запер люк на задвижку.
– Ну, куда тебя, дурачка, понесло? – буркнули сверху. – И что теперь с тобой делать?
Тонкий узнал Игоря.
Глава XXII
Подвиг Толстого
Вопрос, конечно, интересный: что теперь делать начинающему оперативнику Александру Уткину? Неизвестно, какие планы у браконьеров, но в любом случае преступники со свидетелями не церемонятся… Может, достучаться до Игоря и что-нибудь наврать? Мол, я в гости к вам шел (среди ночи). Споткнулся, упал – и прямо в подпол (сквозь запертый люк)… «Дураков нет», – с сожалением подумал Тонкий. Было почему-то нестрашно, только жалко тетю Музу: как она проживет без любимого племянника?
Из-за коробок появился верный крыс, прыгнул на колени к хозяину и ткнулся в его ладонь холодной липкой мордочкой.
– Не подлизывайся, – сказал ему Тонкий. – Надо было идти, когда звали.
Толстый сел на задние лапки и стал умываться. Физиономия у него была негритянская: чернота от разгрызенной головешки смешалась с рыбьей лимфой и уже начала засыхать. Тонкий смотрел, смотрел… И придумал, как отсюда выбраться.
Головешку Толстого пришлось долго искать на земляном замусоренном полу. Размером она была всего-то с отломанный грифель от карандаша. И писала не хуже, только быстро стиралась. Бумагу Тонкий снял с банки варенья. Аккуратная, но безграмотная армянская бабуля Карапетовна надписала ее: «Кр. самородина». Тонкий нацарапал поперек: «Я у бабы Зои (дом № 1) в подполе. Ее квартиранты – браконьеры». На подпись головешки не хватило, но Тонкий был уверен, что тетя поймет, кто шляется по ночам в подполах и шлет оттуда депеши. Записку он присобачил к Толстому резинкой, которая держала бумагу на банке. Верный крыс отчаянно сопротивлялся – что еще за новости? Туго же! Но Тонкий был неумолим:
– Ты что, предатель, не хочешь хозяину помочь?
Толстый подумал и согласился. Поднявшись по лестнице, Тонкий поднес его к люку и велел:
– Грызи.
Толстый знал команды: «Служить!», «Ко мне!» и «Домой!» Команды «Грызи!» он не знал, но слово слышал и примерно представлял себе, что оно значит. К тому же, когда тебя тычут носом в деревяшку, вариантов не остается. Он послушно стал грызть. Тонкий стоял на ступеньке, держа верного крыса на ладони, и хотел только одного: чтобы Игорь ушел от подпола и не слышал звуков крысиного побега. Он уже начал замерзать и не представлял, как можно здесь протянуть до конца ночи. А если перехватят Толстого, начинающий опер Александр Уткин выйдет отсюда не скоро.
– Грызи, грызи, домой пойдешь. Тетя Муза тебе сушечки даст, – уговаривал он Толстого.
Верный крыс уже на полпальца углубился в толстенную половую доску. Услышав «домой», он перестал грызть, свесил голову и, как показалось Тонкому, посмотрел на него с презрением. Потом собрался в комок, прыгнул, царапнув ладонь коготками, и пропал в темноте.
До Тонкого не сразу дошло, что случилось. Сначала он светил на коробки с рыбой, думая, что верный крыс оказался неверным и просто свалил подальше от работы, поближе к еде. Толстого не было видно. Если он захочет спрятаться, то всегда найдет себе такую щель, в которую, на человеческий взгляд, пролез бы разве что таракан. Щель!.. Тонкий догадался посветить вверх и увидел, куда смылся верный крыс. Пол дома лежал на каких-то бревнах, не доставая до земляных стен подпола сантиметров на пятнадцать. Ясно, почему верный крыс смотрел на хозяина, как на идиота. Бежать можно было на все четыре стороны, а Тонкий выбрал пятую и заставил его прогрызаться через доску.
Из щелей тянуло сквозняком, значит, где-то близко есть выход на волю. Тонкий сел на ступеньку и стал ждать.
Дорогу домой и кошка всегда находит, а крыса умнее, так что Толстый не заблудится. Лишь бы верный крыс не понял команду буквально: «Домой!» – в Москву. Подумав, Тонкий решил, что пешком Толстый не пойдет – не на того напали. А угнать тети-Музин «жигуленок» не сможет, потому что у него лапы до педалей не достают.
Тонкий представил, как Толстый выбирается из дома, как шугает во дворе Росинанта, как бежит через поле. Долго бежит, он же маленький, и лапки у него короткие. Бежит, бежит (ой, как же холодно!), минут сорок бежит, а то и час. А ведь еще надо, чтобы тетя Муза проснулась и прочла записку. Задания разбудить ее Тонкий Толстому не давал, а сам верный крыс может и не догадаться. Тонкий поежился. Говорила бабушка: «Захвати свитер, в Крыму не всегда бывает жарко». Нет, не послушался начинающий оперативник Александр Уткин, приперся в крымский подпол, как на московский пляж, вот и мерзнет теперь. А Толстый, наверное, еще бежит по полю…
Над головой заскрипели доски. Тетя Муза? Вряд ли. Прошло не так много времени с тех пор, как Толстый удрал.
– Ванька! – послышался шепот. – Ванька, проснись!
В ответ раздалась сдавленная ругань.
– Вставай, кому говорю! – настаивали шепотом.
Ванька – это Ежик, а будил его Игорь. Ясно, свидетеля поймал, хочет устроить военный совет.
Разбуженный Ванька босиком затопал по полу.
– Ты куда? – остановил его Игорь.
– Зов природы.
– Оденься сначала, во дворе поговорим.
– А в трусах поговорить нельзя?
– Одевайся! Спать больше не придется.
Тонкий понял, что его судьба решена, причем так, что Игорь не хочет говорить об этом в доме. «Не убьют же», – подумал он и стал светить фонариком во все стороны, чтобы отвлечься. Рыба, рыба. Холодно. Толстый бежит по полю, а там змеи. Да и симпатяги ежики, которые, кажется, окончательно переселились поближе к палатке, не прочь сожрать любого, кто меньше их. Если Толстый пропадет по дороге, его хозяин и без помощи браконьеров околеет здесь до утра.
