Мариэтта Чудакова - Завещание поручика Зайончковского
Немного терпения, и все прояснится в свое время.
Вернемся для начала в Эликманар, в дом Степы, где Женя смотрит во все глаза на стену с портретами одного и того же молодого человека и некоторыми другими экспонатами. Смотрит – и слушает Степины объяснения.
– Понимаешь, при Гитлере молодые нацисты избивали в Германии евреев прямо на улицах, и никто их уже не останавливал. Как будто так и надо. В ресторанах и магазинах развесили таблички: «Евреям вход запрещен!». Потом Гитлер лишил евреев немецкого гражданства. Заставил носить на груди желтую звезду Давида с надписью «еврей».
– Что это за звезда Давида?
– Шестиконечная. Она теперь на флаге государства Израиль. Только там она голубая.
– А, знаю! Я по телевизору видела – когда хоронят израильского солдата, то гроб накрывают белым флагом с голубой звездой.
– Ну вот. Но то отдельное государство и его государственный флаг. Оно после войны и образовалось. А тогда жили в одном государстве – Германии – его равноправные граждане. И вдруг одним нашивают на одежду какой-то знак, показывающий, что этот человек по причине своей национальности лишается всех обычных человеческих прав. Другое совершенно дело.
Ну вот, потом 1 сентября 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу. Гитлер напал на нее с запада. А за Гитлером 17 сентября, с востока, – Сталин. Он тем оправдывался, что государство польское под ударами немцев уже распалось – так что ж не подобрать обломки? Наш историк, Вадим Силантьич, говорит, что это мародерская философия. Ну, знаешь, – мародеры?.. Это кто убитых обирает. А Сталин как раз перед этим стал союзником Гитлера – после заключенного с Германией пакта. Вернее, двух – один о ненападении, а другой, секретный, – о дружбе. Он Гитлера с днем рождения поздравлял, восхвалял всячески…
– Как же можно было с Гитлером дружить?
– Да вот так.
Степа подошел к небольшой, но ярко раскрашенной, с большим количеством маленьких государств, карте Европы, висевшей посередке стены, между двумя фотографиями – Гитлера и Сталина. Показал указкой, невесть откуда взявшейся в его руках, на Польшу, и заключил с мрачной торжественностью:
– Началась Вторая мировая война… То есть – начали ее два диктатора вместе.
– Разве вы историю ХХ века уже проходили? – пролепетала Женя, раздавленная Степиной эрудицией.
– Да при чем тут проходили – не проходили! Ты, Женя, прям как Дуня, – сказал Степка непонятно. – Мы же с тобой в России живем. Основное-то про историю своей страны с детского сада знать нужно.
Женя подавленно молчала. Вообще-то она со Степой была согласна. И ей даже казалось, что они с ним давным-давно знакомы и настроены, что называется, на одну волну. Но уж очень отточенные, какие-то взрослые были его слова.
И Степан напомнил вдруг Жене ее отца. Только он, пожалуй, умеет вот так все отчетливо формулировать в любом разговоре. И сразу же мысли ее улетели из Степиного дома в совсем другую сторону – в неведомую Мексику, где ее папа, она точно знала, сердился на свою непутёвую дочку, беспокоился и недоумевал.
Про маму же она боялась и думать. Что, если папа все-таки сумел до нее дозвониться, и мама на какой-то далекой северной речке узнала именно то, что и называла всегда Жениными ужасами?.. «Только без ужасов!» – всегда предупреждает она Женю. И вот, пожалуйста, – Женя вовсе не в Москве с тетей Верой, как уверена была мама, уезжая, а мотается где-то по Сибири… И мама ведь не знает, что все ей помогают, что она совсем-совсем не одинока. И, конечно, рисует себе разные ужасы.
Тягостные ее раздумья будто заглушили Степкин голос, и он доносился уже откуда-то издалека. Да тут еще Тося, противная псина, начала потихоньку подвывать на крыльце – соскучилась, видите ли.
– В общем, два диктатора хотели разделить между собой всю Европу. Только один хотел сделать ее фашистской, а другой – советской. Способ управления – один и тот же: казни и лагеря. У Сталина в концлагерях тогда сидело много больше своего народа, чем у Гитлера – немцев.
Гитлер стал побеждать одну страну за другой. Франция сдалась почти сразу. Оккупировал Данию, Норвегию, Голландию, Бельгию. Массированные бомбардировки Лондона… Но британцы – твердый орешек, они пускать Гитлера на свой остров совсем даже были не намерены.
– И не пустили? – спросила Женя.
– Конечно, не пустили! Англия один на один с ним воевала – когда вся континентальная Европа уже сдалась. В мае 1940 года премьер-министром там стал Черчилль. И сказал в одной своей речи, что даже если падет вся Европа…
Тут Степа проворно взял маленькую тетрадочку, раскрыл ее и прочитал:
– «…Мы будем стоять до конца… Мы защитим наш остров, чего бы это нам ни стоило. Мы будем сражаться на морских берегах. …Мы будем сражаться в полях, на улицах и в горах. Мы никогда не сдадимся!»
Это, конечно, британцев воодушевило в их очень тяжелом положении. Скоро немцы начали бомбить Лондон по ночам и бомбили чуть не год – с сентября 1940 до лета 1941-го. Тысячи лондонцев погибли, но сдаваться Англия и не думала.
Наш Силантьич очень интересно рассказывал. У немцев было 2 500 самолетов, а у британцев – всего 700. Но они так железно не хотели пустить нацистскую чуму на острова, что сбивали сотни немецких самолетов, а у самих потери были минимальны. И когда стало ясно, что немцы потерпели поражение – битва за Англию британцами выиграна, то Черчилль выразил благодарность английским летчикам от имени всей нации. Он сказал тогда…
Тут Степа снова раскрыл ту же тетрадочку и прочитал:
– «Впервые за всю историю военных конфликтов столь много людей обязано столь небольшой группе героев столь многим». Закручено, но здорово сказано, правда?
Ну вот, а Сталин не стал отставать от Гитлера и под шумок – моя мама так любит говорить: «Ты что под шумок четвертую конфету тащишь?» – напал на Финляндию. А всем объявил, что это она на нас напала. Потом вошел в Румынию, забрал у нее Бессарабию. Отсюда и пошла потом вся история с Приднестровьем, но сейчас об этом не будем, потому что – о другом речь. Оккупировал – это все по договоренности с Гитлером! – страны Прибалтики: Эстонию, Латвию и Литву. И стал там устраивать советскую власть. Многих местных жителей эшелонами отправляли в Сибирь, в самые гиблые места. Это называлось – «депортация». Выгнанных из своих домов и высланных людей называли «спецпереселенцами», или «спецами». Как и «раскулаченных» русских крестьян десять лет назад.
Степа замолчал, посмотрел внимательно на Женю. Она смотрела на него завороженно. Так свободно чувствовать себя в прошлом веке, знать, когда что происходило!..
– Не очень скучно рассказываю?
– Нет, что ты! – испуганно сказала Женя. Неужели Степка заметил, как недавно ее мысли нечаянно улетели далеко?.. – Очень интересно!
– Понимаешь, вот когда говорят некоторые сегодня, что Сталин, мол, был гений, мы с ним войну выиграли, – я считаю, что никакой он не гений. Вот, смотри, – Степка быстро открыл какую-то маленькую нетолстую книжку. – «Спецы» называется. Писатель Макшеев написал. Тоже в Сибири живет, в Томске. Мне книжку дядя привез, он там учится. Макшеева этого выслали из Эстонии – в июне 1941-го, за неделю до нашей уже войны с Гитлером. Он тогда не писателем, а пацаном, конечно, был. У него русская была семья, отец в Белой армии в Гражданскую войну воевал. После победы красных бежал за границу, чтоб не расстреляли, – в Эстонию. Совсем рядом с со-ветской Россией, но схватить все равно большевики не могли: граница. А когда прибалтийские страны стали в 1940 году советскими республиками, сразу начались аресты. Сталин этого бывшего белогвардейца – в концлагерь, и он уже через несколько месяцев там погиб. А семью выслал вместе с эстонцами в Сибирь. У автора этого – теперешнего, говорю, томича, – мать и шестилетняя сестренка умерли от голода в один день, прямо на его глазах. И вот он пишет – смотри, Женя: «Немцев в прибалтийских странах издавна не любили». Я лично этого, например, не знал. И что? – спросил Степка, но не Женю, а, прямо как опытный лектор, самого себя.
И сам себе ответил:
– А то, что нам во время войны такое их отношение очень могло бы помочь! А Сталин что сделал? Вот наш сосед Егорыч его мудрым политиком считает. А мудрый политик так ни за что бы не сделал! Сталин сразу взялся в Прибалтике за свои массовые репрессии. Он без них, видно, прямо жить не мог. А ведь у тех, кого в Сибирь увозили ни за что, были родные, друзья. Все это на глазах у всех происходило. И потом люди узнавали, что там творится, в Сибири, с этими увезенными. Как дети от голода умирают. И что получилось? Вот этот человек, Макшеев, – он же свидетель всего этого был, не маленький, двенадцать или тринадцать лет, – правильно пишет: «Результат – воевавшие против Красной Армии воинские подразделения латышей, эстонцев и литовцев, “лесные братья” и всё с этим связанное. Сколько жизней было бы сохранено, не будь у Сталина и его окружения маниакального стремления кровавой ценой повсюду насаждать свои порядки, свои методы, свою идеологию!»
