Валерий Гусев - Наследник собаки Баскервилей
– С чем? – удивился я. Совершенно забыв, что, по Алешкиной легенде, выполнял какое-то ответственное поручение нашего директора. Но вот какое?
– А… Ерунда. – Я повесил куртку и направился на кухню. И мне бы ограничиться этими словами. – Подумаешь, листья вокруг школы собрать в кучи. – И тут я увидел, что Алешка изо всех сил делает мне знаки – ресницами, бровями, даже носом.
– Димка шутит, мам, – попытался он поправить положение. – Он микрофон в актовом зале чинил. Я ж тебе говорил.
Мама сверкнула глазами и уперла руки в боки.
– Так, дети и братья. Кто из вас врет, а кто ошибается?
– Оба врут, – уверенно сказал папа, выходя из кабинета.
– Оба ошибаются, – поспешил Алешка. – А наврал директор. Он сказал: надо микрофон починить, а сам их заставил листья сгребать.
Эх, если бы в этот вечер закончились наши приключения. Так нет же!
Только мы всей семьей (кроме Зайцева, которого мама уже уложила спать) уселись за чай у телевизора, там стали показывать новости.
Красивая дикторша полистала какие-то бумажки на столе, вздохнула и… выдала:
– Сегодня неустановленным лицом была совершена попытка теракта в здании администрации Пореченского района. К сожалению, нашей съемочной группе, прибывшей на место происшествия, не удалось получить информации по этому факту у официальных лиц. Однако наш корреспондент сумел разыскать и подробно опросить одного из свидетелей, который пожелал остаться неизвестным и не назвал своей фамилии. Предлагаем вашему вниманию наш репортаж с места событий.
И тут на экране появился… Алешка. Он держался перед камерой очень уверенно. Даже нахально, я бы сказал.
– Так что там произошло? – спросил его корреспондент. – У тебя на глазах.
– У меня на глазах какой-то неустановленный гражданин бросил какой-то неизвестный предмет в окно администрации. Наверное, гранату или самодельное взрывное устройство, которое так и не взорвалось. Только стекла зазвенели. А он побежал большими шагами и вскоре скрылся за углом. Где, я думаю, его ждала машина.
– Ты ее видел, да? – оживился корреспондент.
– Краем глаза. Это была какая-то иномарка. Драная, как старая коза.
– А как выглядел этот неизвестный гражданин?
Алешка задумался, будто бы припоминая. А потом стал уверенно перечислять:
– Высокий. Худой. В черном пальто. В шляпе. С портсигаром и зажигалкой. Курит «Яву». Лицо, похожее на лисью морду. Под носом усики…
Лучше бы уж сразу фамилию его назвал. И адрес сообщил. Вместе с телефонами.
Тут папа выключил телевизор, встал и навис над Алешкой.
– А у меня другие сведения об этом неизвестном гражданине, – сказал он. – Маленький, нахальный. Длинные ресницы. Большие глаза. Хохолок на макушке. – И без паузы продолжил: – Прошу вас! – и открыл дверь своего кабинета.
За дверью настала долгая тишина. Такая тревожная, что даже мама стала подслушивать, прижав ухо к двери.
– Вроде ремень не вытаскивает, – шепнула она мне. – А то как бы Федю не разбудили. Бедный ребенок.
– Кто? – спросил я. – Алешка?
– Оба, – шепнула мама, все еще прислушиваясь. – Иди посуду мыть. А я посторожу.
– Расскажешь потом?
– А то! – И мама еще плотнее прижала ухо к двери.
Но рассказывать ей было нечего. Хотя разговор длился долго. Я перемыл всю утреннюю, дневную и вечернюю посуду и даже на помойку сбегал. Тут мама пришла на кухню и разочарованно сообщила:
– Конспираторы! Ничего не подслушала.
И мы вернулись в большую комнату.
Наконец дверь в кабинет распахнулась, и мы услышали одно лишь слово, которое произнес папа. Не только с возмущением, но и с восхищением, как мне показалось.
– Нахал! – сказал он. И вид у него был немного смущенный.
А у Лешки безмятежный.
– Что-то меня в сон потянуло, – зевнул он, показав, как Норд, все свои зубы. И язык.
– Ты зачем про него растрепался? – спросил я Алешку, когда мы улеглись. – Про Лисовского.
– Психическая атака, Дим. Завтра расскажу. Я еще не все обдумал. Сейчас… подумаю… два раза… – И он уютно засопел, крепко и мгновенно уснув.
И уже во сне невнятно пробормотал:
– А папу я зашантажировал. Логично.
В школу идти не хотелось. Там сгущались тучи.
– Прогуляем? – с надеждой в голосе спросил Алешка по дороге.
Я только вздохнул в ответ. А что должен ответить на такой вопрос старший брат? Которого к тому же упрекают собственные родители за то, что он плохо воспитывает младшего. Очень логично! И школа, и родители (а иногда и соседи) свои прямые обязанности в этом деле сваливают на меня. Мол, помой посуду и повоспитывай Алешку.
Я уже было махнул рукой с отчаянья, но тут нас догнала Ленка. Она в школу как на вечный праздник ходила. С улыбкой и надеждой. И, надо сказать, ее надежды всегда оправдывались. Однажды даже Алешка то ли с завистью, то ли с ревностью шлепнул по ее сумке и спросил:
– Не тяжело?
– А что? – не поняла Ленка.
– Столько «пятерок» каждый день таскать.
Ленка не обиделась, а только улыбнулась, как взрослый ребенку:
– Они легкие. Невесомые.
– Воздушные пузырьки, – буркнул Алешка. И добавил то ли мстительно, то ли завистливо: – Мировая история утверждает, что из отличников ничего путного не получается. Никаких великих знаменитостей. Одни дураки.
– Из двоечников – тоже.
Ну тогда, подумал я, мне одна дорога – стать великой знаменитостью. Уж «троек» как-нибудь наберу нужное для этого количество.
– Вы куда? – спросила Ленка. Она, видно, не была уверена, что мы идем в школу.
– Еще не решили, – признался Алешка. – Тебя ждали, посоветоваться. Я сейчас одну операцию разрабатываю. Думаю: что вам поручить.
– Все! – отрубил я. – Я – в школу.
А Ленка – главная отличница в нашей школе! – вдруг остановилась в нерешительности.
– Ты про Зайцевых? – спросила она.
– А то про кого! Я, пока справедливость не восстановлю, ни мыться, ни учиться не буду! – горячо заверил Алешка.
– Что надо делать? – с готовностью спросила Ленка.
Если она с Алешкой свяжется, у нее тоже есть шанс стать сначала знаменитой троечницей, а потом, в зрелом возрасте, великой знаменитостью.
Алешка на секунду задумался.
– Норда дашь покрасить?
– Навсегда?
– На один день. После операции я его отмою. Там… этим… "Кометом".
– А мне чего покрасить? – спросил я.
– Тебе? – Алешка опять задумался. Ровно на секунду. – А тебе, Дим, нужно Лисовского…
– А его-то зачем красить? – тупо спросил я. – Еще и отмывать потом…
– Не перебивай. Лисовского нужно пугать и дальше. Психическая атака. Нужно его подтолкнуть к действию. А то они что-то долго никак этот золотой магазин не грабят. – Он достал из кармана визитную карточку, отдал ее мне. – Позвони ему и что-нибудь скажи. Взрослым голосом.
– А что?
– Что-нибудь страшное. Или глупое. У тебя получится. – Это он искренне сказал, без дураков.
Алешка был похож на маленького, но очень нахального полководца, который раздает своим офицерам последние приказания перед решительным наступлением.
Увлеченные разговором, мы незаметно дошли до школьного двора. По которому метались под ветром, как суматошные птицы, опавшие листья.
Глядя на их осенний хоровод, Алешка задумчиво проговорил:
– А в школу мы все-таки пойдем. Прямо к директору.
– Отпуск попросим? – пошутил я.
– Пойдешь сейчас к директору, – словно не слыша меня, так же задумчиво продолжил он, – и напросишься починить микрофон. Понял?
– Нет.
– Я так и знал, – вздохнул Алешка. – Помнишь, как он выл в прошлый раз?
– Кто? Директор?
– Микрофон, – терпеливо уточнил Алешка. – Скажешь, что ремонт сложный и ты возьмешь его домой вместе с динамиками. Теперь понял?
Я промолчал. Алешка вздохнул.
– Пообещаешь, что к Дню милиции микрофон будет исправен. Логично?
– Смотря что, – осмелился я.
А Ленка и не пыталась что-то понять. Она только слушала и терпеливо переводила свои глаза с Алешки на меня и обратно. Она давно находилась под его организаторским и личным обаянием. Отличница. С примерным поведением. Что уж обо мне говорить…
До нас донесся тревожный школьный звонок.
На большой переменке я пошел к директору школы.
Наш Семен Петрович в прошлом был офицером. Он им и остался в душе. И очень старался, чтобы в школе была здоровая армейская дисциплина: чтобы мы все – учителя и учащиеся – шли в ногу и в одном направлении.
– Докладывай, – сказал директор, когда я вошел в его кабинет. – Коротко и ясно.
– Скоро День милиции, Семен Петрович…
– Короче!
– Микрофон фонит и воет. Возьму домой починить.
– Одобряю! Действуй!
У нас в школе все время какие-то «дни» проводятся. День Пифагора, День сказок, День Менделеева. Это чтобы мы не имели много свободного времени на озорство. Ну и в познавательных целях. Чтобы наш кругозор, расширяясь, закреплял полученные знания. А День милиции у нас особый, самый интересный. К нам приходят сотрудники нашего отделения. Мы им устраиваем концерт, а они нам профилактику правонарушений. И все довольны. Поэтому директор нормально воспринял мое предложение. Правда, спохватился, когда я уже "печатал шаг" у двери, и добавил:
