Кристиан Биник - Суперсыщик Освальд
Стрелять — в кого?! Господин Штриве осторожно делает несколько шагов в сторону. Я настолько обалдел, что даже не пытаюсь спастись. Значит, меня хотят пристрелить за то, что я попытался вызволить из беды своего хозяина и его друзей?.. Не знаю, как вы, а я, например, считаю, что это как-то не по-джентльменски.
В этот момент в соседнем саду появляются три преступника. «Вот оно — мое спасение!» — думаю я по крайней мере две секунды. Но полицейские не обращают внимания на эту троицу, а продолжают целиться в бедную собаку с перепачканной мордой.
— Что случилось, господин полицейский? — спрашивает Мюллер и выдавливает из себя ухмылку.
— Прошу вас побыть в укрытии, пока мы не разделаемся с собакой! — говорит маленький полицейский.
— Хорошо, — с готовностью откликается Мюллер и собирается вернуться в дом вместе со своими сообщниками.
Но тут вдруг в доме открывается окно и из него вылезают Юсуф, Свен и Изабель.
— Это воры! — орет Юсуф. — Арестуйте их! Они заперли нас здесь!
— Уходите! Спрячьтесь! Собака очень опасна!
— Чушь! — отвечает Свен. — Освальд совершенно нормальная собака! Вот эти трое в сто раз опасней!
— Кто? Мы? — притворно изумляется Прольберг и смеется. Его сообщники присоединяются к его смеху.
— Тихо! — орет полицейский. — Нам нужно обезвредить собаку!
Он поднимает руку с пистолетом и целится в меня. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание — по-видимому, навсегда. Пришло время прощаться, друзья мои. Что толку причитать и скулить? В сущности, я прожил неплохую жизнь. Правда, она могла бы быть и чуточку длиннее. Но главное — чтобы на моем могильном камне не было таких отвратительных слов, как, например, «такса».
Но где же выстрел?
— Отстань от меня, паршивка! — слышу я вдруг голос большого полицейского и открываю глаза.
Изабель! Она прыгнула полицейскому на спину. Чтобы стряхнуть ее, он исполняет какой-то нелепый танец, но от Изабель так просто не отделаешься.
Воры решили воспользоваться неразберихой и потихоньку смыться. Я как раз собираюсь лаем привлечь к ним внимание, но тут из окна вылезают Тим с Марушей.
— Это воры! Они украли картины! — кричит мой хозяин. Я еще ни разу не слышал, чтобы он так громко кричал, — Вот доказательство!
Он держит в руках одну из картин. Изабель спрыгивает с полицейского и показывает на жуликов.
— Смотрите! Они хотят смыться! — кричит она.
На лице Прольберга появляется широкая улыбка.
— Я вас умоляю, господа! — сладчайшим голосом обращается он к полицейским. — Ну неужели вы поверите этим сумасшедшим?
Полицейские смотрят то на воров, то на картины. Потом обмениваются растерянными взглядами. Трудно сказать, у кого из них более беспомощное выражение.
Именно в этот момент раздаются решающие слова. И произносят их не сыщики, и не воры, и даже не полицейские. Как, по-вашему, кто? Нет, не угадали, не я. Только благодаря тощему деду, господину Штриве, который молча наблюдал этот переполох, воры не ушли у нас из-под носа. Он неотрывно смотрит на картину в руках Тима и вдруг растерянно лепечет:
— Это же… это же картина Грюттлинга. Ее на позапрошлой неделе украли из галереи. Была огромная статья в газете!
Маленький полицейский задумчиво чешет подбородок, потом спрашивает коллегу:
— А как же она могла попасть сюда, в дачный поселок?
— Спросите лучше воров, — советует Юсуф и показывает на Прольберга, Мюллера и третьего, которому уже явно не до ухмылок.
— Хм… — произносит большой полицейский. — Мы здесь, собственно, по поводу бешеной собаки.
Изабель подбегает ко мне и берет меня на руки.
— И это, по-вашему, бешеная собака?
Я лижу ей лицо.
— Сматываемся! — командует Мюллер и припускает в сторону автостоянки. Его сообщники бегут за ним вслед.
— Ну что, бежать за ними? — спрашивает большой полицейский.
Его маленький коллега невозмутимо качает головой. Он поднимает руку с пистолетом и стреляет в воздух.
— Стоять! — кричит он, и преступники останавливаются как вкопанные. Они поднимают руки так высоко, как будто хотят пощекотать облака.
Маленький ухмыляется.
— Прямо как в кино, верно? — говорит он Большому. — Пошли арестуем их.
— А потом?
— Потом пристрелим собаку.
ГЛАВА 30, в которой больше правды, чем лжи
Без паники, друзья мои! Я пока еще жив.
К счастью, полицейские наконец уразумели, что я никакая не бешеная, а просто классная собака. А когда они узнали от сыщиков, что я еще и гениальная собака, они даже попытались уговорить меня поступить на службу в полицию. Но это не для меня. Конечно, было бы здорово арестовывать бродячих кошек. Но целый день бегать в этой зеленой форме — нет уж, спасибо!
Это было в пятницу, то есть позавчера. А сегодня воскресенье. И сегодня в нашем саду запланирован большой праздник в честь освобождения Тима и поимки преступников. И я был бы безумно рад этому празднику, если бы не история со Свеном и украденными седлами.
Как же мне быть? Закрыть на все это глаза и нос и сделать вид, будто я не видел и не нюхал седел? С одной стороны, я бы с удовольствием так и поступил. С другой — я же старший суперсыщик и должен бороться с ворьем. Если Свену все это сойдет с рук, он наверняка будет красть и дальше. А если я выдам его, то, может быть, он бросит эту дурацкую привычку?
Да… Задал он мне задачку! Я расхаживаю по саду и ломаю себе голову. Времени у меня не так уж много, скоро появятся первые гости. Как мне вести себя со Свеном? Я мог бы, например…
Стоп! Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Друг Тима Аксель, который в нашей истории не появлялся уже, наверное, страниц девяносто, не меньше. Но вы, я думаю, еще не успели забыть этого гаденыша. Я тоже.
Интересно, что ему здесь надо? Ведь Клуб сыщиков он считает игрой для малышей из детского сада. Он что, собирается праздновать вместе с сыщиками их победу?
Странно, он идет не в дом, а направляется прямо ко мне. Правда, он не решается подойти слишком близко и останавливается метрах в трех. Что-то не нравятся мне злые искорки в его глазах.
— Ну что, суперкабысдох? — шипит он вместо приветствия. — Говорят, ты у нас теперь герой? Спорим, что ненадолго?
Что он задумал, этот хорек вонючий?
— Ты помнишь, я обещал тебе, что ты у меня сдохнешь в приюте для бездомных собак? — продолжает он с мерзкой улыбочкой. — А слово нужно держать.
Чего? Что он там мелет?
Аксель вдруг падает на траву и… изо всех сил кусает себя в ногу! Ну полный идиот! У него что — вообще уже мозги отсохли?
Он орет как резаный и катается по траве. Через две секунды родители Тима уже тут как тут.
— Что случилось? — спрашивает мать.
— Ты же видишь, — говорит отец и бросает на меня испепеляющий взгляд. — Он укусил Акселя.
— О боже! — взвизгивает мать и опускается рядом с Акселем на колени. — В самом деле: отчетливо видны следы от зубов Освальда. Кошмар! Это же, наверное, страшно больно. Надо сходить за аптечкой.
— Но крови-то нет.
— Принеси аптечку! — приказывает мать.
Отец исчезает в доме, а Аксель демонстрирует свои блестящие актерские способности — его игра почти ничуть не уступает моему коронному номеру «бешеная собака». Он тихо хнычет, с ужасом глядя на меня; слезы так и брызжут у него из глаз.
— Ну, что ты там копаешься? — торопит мать отца. — Нашел аптечку?
Тот не отзывается. Мать встает и спешит вслед за ним. Не успевает она закрыть за собой дверь, как Аксель прекращает свое вытье и нагло ухмыляется мне, и показывает средний палец. Потом этой вонючке приходится продолжить спектакль, потому что приходят родители Тима с аптечкой. Через пару минут в дверях показывается и сам Тим. Он, наверное, только что вылез из-под душа, потому что у него мокрые волосы.
— Неужели и вправду укусил? — спрашивает он недоверчиво, глядя на стонущего Акселя.
— Не успел я войти в сад, как он бросился на меня и как цапнет! — всхлипывая, сообщает это трепло.
Он потом повторяет свое вранье каждому вновь прибывающему гостю. Изабель, Юсуф и Маруша засыпают его вопросами: они упорно не желают верить во всю эту чушь. Один только Свен, который пришел раньше всех, помалкивает и тихо улыбается. Понятно: он был бы не против, чтобы меня упекли в приют для бездомных животных. Тогда бы я уже не смог раскрыть дело об украденных седлах.
— Освальд не кусается! — заявляет Маруша уже в сотый раз, но родители Тима не хотят ничего слышать.
— Кто знает, может, у него действительно бешенство… — сердито бормочет отец. — Другого объяснения его агрессивности я не нахожу.
— Надо отдать его в приют, — говорит мать. — Мне не нужны в доме злые собаки.
Аксель с забинтованной ногой лежит на траве и тихо стонет. Я лежу в дальнем конце сада и предаюсь печальным раздумьям. Если в самое ближайшее время не произойдет чудо, мне крышка.
