Тамара Чинарева - Гусиное перо
— Димк, ты нашу дверь не унес?
— Вспомни, внучок, хорошенько… — ласково добавил дед.
— Вы что? — захлопал ресницами Димка. — Выспаться не дают. Каникулы называются…
— А ты почему одемши спишь? — баба Клава заметила, что Димка лежит на раскладушке в рубашке и тренировочных штанах. — Что за нова мода?
— Озяб я… — плаксивым голосом проканючил Димка, забыв, что на улице лето.
Баба Клава хотела схватить внука за ухо, но он ловко вывернулся и помчался из избы, сиганув через груду половиков.
— Вон она дверь ваша! — раздался с крыльца его голос. — Стоит на крыльце. Сами поставили и кричите…
Баба Клава оторопела. Замерла возле двери и слова вымолвить не могла. Потом высморкалась в фартук и заголосила на весь поселок:
— Обобрали! Обобрали до нитки! В именины причем…
Глава 3. Кот Вавила чует преступника
На крышу милиционера Пантюшкина села сорока. Ее увидела милиционерова жена Клариса. И подумала сразу: «Неспроста на нашу крышу сорока села — быть гостям…»
Клариса знала тысячи примет и во все верила. Когда она сажала капусту в огороде, то стягивала волосы на затылке аптечной резинкой так туго, что глаза становились раскосыми, как у зайца. А делала она это для того, чтобы капустные кочаны выросли тугими.
Она и избу на заходе солнца не мела. А провожая мужа на работу, норовила ему соли на макушку насыпать, чтобы уберечь от неприятностей.
Милиционер Пантюшкин считал это пережитками прошлого и сердился на жену. Он заставлял Кларису по утрам читать газету, а на стене в передней повесил политическую карту мира.
Клариса была неисправима. Стоит коту посмотреть в окно или поцарапать стенку, как она бежала во двор ставить под желоба пустые тазы и кастрюли. Готовилась к дождю, хотя с утра по радио пообещали солнечную погоду.
Матвей Фомич сидел за столом в милицейской форме, сияя начищенными пуговицами, готовый уйти на службу.
— Моть, ты завтракал? — спросила Клариса.
— Завтракал, да неудачно… Колбаса на пол упала, пришлось Вавиле отдать.
— А к нам на крышу сорока села — быть гостям… — сообщила Клариса.
— Матвей Фомич ничего на это не ответил. Только сильно прихлебнул чай. Он знал, что утром, притом в будний день, гостей быть не может.
Вавила, толстый, довольный жизнью кот, сидел под столом и облизывался. Это был не простой кот, а подаренный Пантюшкину бывшим вором-карманником по кличке Шивера. Много хлопот доставил Шивера Пантюшкину, но потом наконец исправился, завязал с темным прошлым, стал работать на заводе и заниматься спортом. А Пантюшкину в знак благодарности и на память котеночка подарил.
— Неспроста колбаса на пол упала… — покачала головой Клариса. — Это к неприятностям!
Закипел тут Пантюшкин, как чайник. Хотел уже поссориться с женой. Так и случилось бы. И Клариса сказала бы непременно, что ссора возникла из-за упавшей на пол колбасы. Но тут в дверь постучали. За дверью оказались бабушка и внук Желтоножкины.
— Мотя, нас ограбили… — заголосила с порога баба Клава.
Внук застеснялся, за юбку ее дернул и прошептал: «Ну, баб…»
— Что баб? Что баб?! Вещь из дому унесли…
— Успокойтесь, гражданка Желтоножкина… — голосом солидным произнес Пантюшкин и стакан с чаем в сторону отставил. — Расскажите обо всем по порядку…
— По порядку?! — напустилась на милиционера баба Клава. — По-твоему, Мотя, это порядок, когда в день рождения у людей из дому телевизоры выносят?
— Поздравляю вас… — неуклюже улыбнулся Пантюшкин.
— Спасибо… — поджала губы Клава Желтоножкина.
— Баб, это ошибка какая-то, точно… Недоразумение… Может, дома спутали…
Баба Клава на внука зашикала, а милиционер подумал, что это и правда скорее недоразумение какое-то. Потому что люди в поселке живут хорошие, никаких драк, никаких краж. Самые большие нарушения, которые за последнее время приходилось разбирать Пантюшкину, — это подросток Филимонов очень громко магнитофон слушает, и коза Дорофеевых съела у соседей белье, которое сушилось на веревке. Вот и все. А тут кража…
— Уж я-то думала — ожерелье жемчужное… — разочарованно вздохнула Клариса. — А дел-то всех — телевизор КВН — экран с почтовую открытку. Да он у вас уж сколько лет не работает. Но нашелся добрый человек, на свалку вынес…
Матвей Фомич метнул в сторону жены взгляд-молнию. Но она как раз нагнулась с пола бумажку поднять и взгляд-молния пролетел мимо.
— Телевизор мой не нравится? — подбоченилась баба Клава.
Назревал скандал. Клариса чувствовала себя виноватой.
— Да не о том я… Просто вас много, а милиционер один. Пока он негодный телевизор ищет, могут сберкассу ограбить или в телефоне-автомате трубку оторвать… Нам ухо востро держать надо!
— Прошу посторонних в дело о краже телевизора не вмешиваться! — отрезал Пантюшкин. — Пострадавшая, пишите заявление!
Клариса молча подала Желтоножкиной чистый лист и чуть было не ушла в огород, как увидела, что Вавила спину выгнул.
«Чего это коту просто так спину выгибать… — подумала она. — Это он преступника чует…»
Писать заявление баба Клава заставила Димку. Она шептала ему в ухо текст, а сама следила, аккуратно ли он буквы выводит.
— Моть, а чего это Вавила спину выгибает? — Не удержалась Клариса. — Может, Зимуха объявился, Моть?
Матвей Фомич внимания не обратил на Кларисины слова. От разных мыслей у него лоб вспотел.
Димка поставил последнюю точку и сказал:
— Я думаю, вор из другого города приехал и телевизор в другой город увез. Это же редкая марка… Иконы собирают, прялки, так и это…
Бабка стукнула его по затылку:
— Окстись! С каких это пор яйца курицу учат?
Конечно, жалко Клаву Желтоножкину. Все-таки не булавка пропала, а телевизор… Да еще в день рождения! Когда сладкий пирог стоит на шостке.
Еще больше Пантюшкина жалко. Так прекрасно утро начиналось. Пил чай да радовался, какая жизнь в Гусихе тихая. Даже мысль хорошая в голову пришла — не махнуть ли в отпуск на берег Тихого океана?! Пантюшкин в жизни океана не видел. Хотел на солнышке погреться, послушать, как гудят океанские суда, возвращаясь из заморских странствий. А вон как вышло… Что делать, такая у Пантюшкина служба.
Глава 4. Красная расческа
Пришел Матвей Фомич на место преступления. Дверь, прислоненную к перилам, внимательно осмотрел. Крюком здоровенным звякнул. В избу вошел, к Желтоножкиным обратившись:
— Ничего руками не трогали? С места на место не переставляли? Так все было?
— Ничегошеньки, Мотя, не трогали… — засуетилась баба Клава. — Как телевизора хватились, сразу к тебе! Только вот половики трясти собрала, а так ничего не трогали…
— Да… — нахмурился Пантюшкин. — Зря с половиками поторопились… на них могли быть следы.
Баба Клава виновато молчала. Дед в кулак кашлял, а Димка, повернувшись к Пантюшкину спиной, ковырял на подоконнике замазку.
— Дверь, говорите, на ночь заперли? — уточнял Пантюшкин.
— Заперли, как же… Правда, я сначала на них понадеялась… — кивнула баба Клава на деда с внуком. — А они, видно, на меня… И чуть не остались ночевать с отпертой дверью. А потом я про пирог вспомнила, встала его полотенцем закрыть, чтоб не зачерствел, и дверь-то проверила… Оказывается, крючок накинуть забыли. Я крючок накинула. Своими рученьками.
— Когда вы вставали к пирогу, дверь была? — внимательно посмотрел на бабу Клаву Пантюшкин.
— А как же? — пожала плечами Желтоножкина. — Как бы я ее заперла-то?
Осмотрел Пантюшкин и тумбочку. Следы от четырех круглых ножек украденного телевизора. Ничего не мог понять Пантюшкин. Ладно бы самовар украли — предмет старины. Или копилку — деньги в ней. Или, на худой конец, кур…
— И вы ничего подозрительного не слышали?
— Ничего… — покачала головой баба Клава. — Уж на что я чутко сплю… Сам-то глухой, а Димка так за день набегается — пушкой не разбудишь… И жду утресь, когда часы забьют… Видать, он в темноте-то хотел их со стены за гирю сдернуть, а гиря-то и оборвалась…
— Она, в аккурат, по ноге его тяпнула… — вставил свое слово дед Ваня. — Потому что я стука не слыхал. Ежели бы такая матушка по полу бабахнула, я бы проснулся!
— Спасибо, гиря напугала… — перебила деда баба Клава. — А то до нитки бы обобрали…
— Так вот я и говорю, если гиря-то его по ноге тяпнула, то он теперь хромает. Вот и надо поглядеть, кто в Гусихе хромает…
— Иди лучше двор подмети! — сказала Клава деду. — Мотя не дурее тебя, сам разберется.
И в глаза милиционеру посмотрела. Доволен ли, что она про него так говорит?
Пантюшкин оторванную гирю осмотрел. Тя-а-желая! Такая упадет — полноги оттяпает. Через круглую лупу он осмотрел пол под часами. Отпечатка не было. Видно, упала на половик. Потому и шума не было. Надо поглядеть, кто в Гусихе хромает… А часы остановились ровно в полночь. Случайно ли? Возможно, они бить начали и напугали преступника? И теперь сказать — собрался он вынести только телевизор или обобрать Желтоножкиных до нитки — трудно.
