Илона Волынская - Поймать звезду
Из скрытого позади кулис «кармана» сцены выскочила костюмерша.
– Над чем она думать собралась? – шепотом спросила Настя, расправляя белые полупрозрачные складки костюма призрака.
Костюмерша помолчала – и наконец неохотно пробормотала:
– Помнишь, Леночке Матвейчук, приме нашей, позавчера на спектакле плохо стало? Так вот, никакое это не отравление. Что, непонятно? – цыкнула она, увидев Настин недоуменный взгляд. – Малыша она ждет! Сама понимаешь, что из этого следует… – И, подхватив коробку с шитьем, она торопливо направилась прочь, оставив в кулисе застывшую в ошеломлении девочку.
За спиной раздалось шипение – точно там бесновался лопнувший садовый шланг. Настя резко обернулась. В скользящем вдоль пола слабом луче «подсвечивающей пушки» стояла Ритка в костюме повелительницы вилис. Вся в белом, с безумным, яростным лицом – и впрямь похожа на призрака. Настя поняла, что соперница все слышала. И они обе знают, что именно следует из нежданной жизненной радости примы. Ритка снова зашипела, обнажив мелкие острые зубки, протянула руку – и медленно пошла к Насте, ступая по смутному световому лучу. Настя невольно попятилась назад…
– Могилева, готова? – налетело, закружило, завертело – и оказалось перебегающей из кулисы в кулису помрежем. Милочка окинула Настю быстрым взглядом одобрительно кивнула и деловито поинтересовалась: – Из-за креста выйдешь или все-таки из могилы поднимешься?
Настя замешкалась – в сцене появления Жизели из могилы обычно предпочитали просто выходить из-за креста. Ну как это – из могилы?! Страшно же, и неприятно, и примета плохая… Но Ритка, проклятая Ритка с первой же репетиции заставила механиков смазать «могильный» подъемник на краю сцены – и таки поднималась! А Настя не может показать себя хоть в чем-то хуже соперницы! И… Настя снова бросила быстрый взгляд на Ритку – бледная, полупрозрачная рука, медленно поднимающаяся из глубин, выглядит так красиво. Зал сразу твой!
– Из могилы! – твердо объявила Настя. Ритка презрительно скривилась.
– Ну давай, – без большого энтузиазма откликнулась помреж, кивая на ведущую под сцену лестницу. – Подол подбери, измажешь! – крикнула она вслед.
Совет оказался вовремя – на перилах хлипкой металлической лестницы четко виднелись подозрительные темные пятна. Настя зажала подол чуть не под мышками, аккуратно, боком пробираясь мимо громоздкого механизма поворотного круга под сценой. Над головой отчетливо слышались шарканье и прыжки – Альбер-Кумарчик уже шастал по ночному кладбищу.
– Пора являться! – чтобы подбодрить себя, громко сказала Настя.
– Давай, Ритуся! Я тут все заново смазал! – громко ответил кто-то… и, кажется, прямо из расступившихся недр механизма вынырнул механик в спецовке, вытирая ветошью черные от масла руки.
Настя испуганно пискнула от неожиданности – и шарахнулась назад. Отпущенный подол хлестнул по железу – белая ткань украсилась черной, противно пахнущей полосой.
– Э, ты не Ритка! А она где? – удивился механик.
– Какое тебе дело? – чуть не плача, процедила Настя – костюмерша добрая-добрая, а за такое со свету сживет! – Запускай давай! – И запрыгнула на отполированную ногами платформу подъемника.
– Так Ритка ж должна… – неловко, как медведь, топчась на одном месте, бормотал механик.
Сквозь доски над головой приглушенно звучали знакомые аккорды – призраки мертвых девушек уже окружили могилу Жизели…
– Запускай! – яростно топая ногой, прошипела девчонка – железная платформа у нее под ногами задрожала.
– Ритка… – бессмысленно елозя руками вокруг большой красной кнопки на пульте, продолжал бубнить механик.
Если она сейчас не появится, Зоя Павловна ее с партии снимет! Настя спрыгнула с подъемника, метнулась к пульту – и до отказа вдавила кнопку.
– Чего делаешь! – завопил механик, но Настя не слушала его.
Подъемник заскрежетал, судорожно дернулся… В последнюю секунду Настя успела вновь заскочить на медленно всплывающую вверх платформу.
Подъемник мелко трясло, так что Насте пришлось ухватиться за скользкий стальной трос. Девочка набрала полную грудь воздуха – выдохнула. Надо сосредоточиться… Узкая металлическая платформа вибрировала все сильнее – Настя напружинила ноги. Горячий свет софитов, сияющий над бутафорским кладбищем, окатил ее с головы до ног. Сосредоточиться! Волна музыки хлынула навстречу, накрыла нежным, ласковым потоком… Вот сейчас, сейчас! Настя вскинула руку над головой – кончики ее бледных пальцев появляются из могилы, вот видна вся кисть – сейчас возникнет она сама, тоненькая, полупрозрачная…
С перекрывающим оркестр жутким «банг!» трос подъемника лопнул. С пронзительным свистом металлическая струна хлестнула поперек – Настя ощутила, как режущий ветер прошелся у самой ее щеки. Жалкой тряпкой взметнулся срезанный ударом подол. Вздымая тучи пыли, трос ударился о край люка и стальной змеей скользнул вниз, в провал могилы. Подъемник заскрежетал снова, глуша крики в зале. Настю швырнуло на край люка грудью. Она почувствовала, как подъемник накреняется под ней, судорожно заскребла подошвами пуантов по скользкому металлическому полу. Замахала руками, отчаянно пытаясь схватиться за люк – кончики пальцев впились в дерево, могильный крест из папье-маше закачался над головой. Подъемник дернулся еще раз, и под ногами открылась пустота – с жалобным криком Настя полетела вниз, под сцену… в самый последний, невозможный миг взвившись в таком роскошном, длинном гранд-сат, в таком большом прыжке, который никогда не давался ей ни на уроках, ни на спектаклях!
Она приземлилась на глухо грохнувший под ее тяжестью деревянный пол, пошатнулась и, не удержавшись, повалилась на колени. В ту же секунду раздалось новое «банг» – второй оборванный трос безумной стальной змеей заметался в воздухе и шарахнул по доскам. Со страшным грохотом сверху обвалилась платформа подъемника.
Последовала короткая пауза – и сквозь открывшуюся дыру с сухим треском папье-маше рухнул бутафорский крест!
Металлическая лестница задребезжала под топотом множества ног. Сквозь плавающую перед глазами муть Настя с трудом различала окруживших ее людей – их встревоженные голоса долетали до нее глухо, как сквозь подушку.
Только одно лицо вдруг надвинулось совсем близко, и звенящий от торжества голос костюмерши прокричал:
– А хорошо, что я ей пожелала голову проломить – а то неизвестно, что могло бы статься!
Глава 2
Большой оперный унитаз
– Не понимаю! И не хочу понимать! – раздраженно сказала мама. – Сегодня суббота, тренировки у вас нет – почему вы не можете составить мне компанию?
– У нас… другие дела, – не поднимая глаз от тетради, уклончиво ответила Мурка.
– Какие – другие? – железным тоном поинтересовалась мама. – Ответь, будь любезна! Мне давно уже любопытно, куда мои дочери исчезают каждый вечер, а возвращаются иногда чуть не за полночь?
– Ничего подобного! – возмутилась Мурка. – Один раз всего такое было, и мы тебе позвонили! А так мы к десяти всегда дома! – Естественно, она не стала уточнять, что часто, торжественно войдя с парадного хода, они тихонько отключают тревожную сигнализацию, как научил их компьютерный гений Вадька, и сматываются через окно. Зато добавила аргумент, обычно сокрушительно действующий на любых родителей: – Учимся же мы хорошо!
В этот раз не подействовало.
– Ты считаешь, оценки в дневнике – единственное, что интересует мать в жизни ее дочерей? – Мама гневно поглядела сперва на Мурку, потом на ее сестру-близняшку Кисоньку.
Кисонька поняла, что разговор перешел в опасную фазу.
– Куда хоть надо идти-то? – недовольно поинтересовалась она.
Марья Алексеевна замешкалась. Желание продолжить разговор о тайной жизни дочек – а что какая-то тайная жизнь есть, она нюхом чуяла! – боролось с прямо-таки настоятельной необходимостью заставить их поехать с ней. Необходимость победила.
– В театр. Оперный, – неохотно ответила она.
Кисонька удивилась – такие напряженные уговоры, чтобы всего лишь позвать их в театр? В принципе, Кисонька всегда любила ощущения маленького нежданного праздника, выбор платья на вечер, макияж, туфельки на каблуках, нарядных людей в фойе, сдержанный гул, шелест бархатного занавеса – и сцену, похожую на волшебную коробочку, внутри которой притаилась сказка. И еще чувство некоторой избранности в сравнении со своими одноклассниками – я вот на балет хожу, а вы, придурки, прикольнее «fire-fire-fire» в своем компе ничего в жизни не видели! Да и Мурка к театру всегда относилась нормально – за исключением моментов с одеванием и макияжем.
Кисонька переглянулась с сестрой, и близняшки дружно пожали плечами:
– Спектакли же вечером! – поглядывая на часы, прокомментировала Кисонька.